Борис Климычев - Корона скифа
— Я верю в успех! — торжественно сказал коротышка-ученый. — Господин Улаф пусть живет у меня, а господин Горохов всегда будет у нас желанным гостем. Только не надо ходить на Воскресенскую гору к дому Каминэров. Не надо никому сообщать, что господин Страленберг находится у меня. Ищейки Шершпинского всюду разыскивают шведского ученого.
Они и за вами следят, Философ Александрович. Будьте осторожны. Если захотите нас навестить, занавесьте окно своего дома вот этой розовой занавеской с ромбами. Вот, возьмите. Мои кареты ежедневно бывают в городе. Мои люди увидят эту занавеску, и привезут вас. Мы будем рады.
38. ВОЛНЫ ЧЕЛОВЕКА
— Полина, Полина! Ты должна помочь мне! Пойми! Недруги оболгали меня, были доносы в Омск, к генерал-губернатору. Герман Густавович еле отстоял меня! А теперь приехали с проверкой из Петербурга. Всё это подстроил проклятый ссыльный мазурик профессор Берви-Флеровский.
Мне пришлось выпустить это болтуна Акулова. У Берви осенью кончился срок ссылки. Так купчик отправил его с последним пароходом, в каюте первого класса! Я не могу Акулова опять арестовать. А он сейчас этой комиссии такого наговорит!
Мне нужен сейчас успех, чтоб заткнуть ненавистникам их поганые рты. Но меня преследуют неудачи. Мало того, что Акулова сразу пришлось выпустить, не успел он даже тюрьмы понюхать, случился подкоп под тюрьму. Сбежали два важных преступника. Один из них — шведский шпион, другой фальшивомонетчик.
Помоги! Ты можешь вычислить, где находятся бежавшие преступники. Ты ведь можешь и какое-нибудь гнездо заговорщиков мне открыть! А главное — ты можешь повилять на комиссию.
— Нет, я ничего не смогу сделать. Мне жизнь не мила. Ты говоришь, сбежал преступник, фальшивомонетчик. Но это же тот самый художник, с помощью которого мы отдали бедную девочку в грязные лапы развратника.
— О чем ты говоришь? Герман Густавович — наш благодетель, всё, что я имею, дал он. И разве тебе плохо живется в моем доме? Слуги исполняют любое твое желание!
— Нет, не любое! Они не могут вернуть мне спокойную совесть. Хватит! Ты окунул меня в такую грязь, что вовек не отмыться, и не отмолить грехи. Я сон потеряла.
— Полинка! Иди ко мне! Маленькая моя, я сделаю, что ты хочешь!
— Нет-нет! Довольно! Мне дорого это обошлось! Ой, как дорого! А у тебя нет даже капельки сочувствия. Ты хитрый, расчетливый, жестокий. И тупой! Ты дьявол, скрывающий в шляпе рога! Иначе бы ты понял, как всё это выглядит со стороны.
— Если ты мне поможешь, я упрячу тебя в тюрьму! Там тебя так отделают, что через неделю будешь у меня в ногах валяться. Будешь умолять, чтобы выпустил.
— Не дождешься! Больная совесть, хуже тюрьмы, Тебе этого не понять. Ничтожество! Отстань от меня, а не то помогу комиссии вывести тебя на чистую воду.
— Черт бы тебя побрал, горбатая ведьма! Как не ко времени эти твои бабьи фигли-мигли!
Шершпинский выбежал из комнаты Полины, хлопнув дверью. Он едва сдержался, чтобы не ударить её. Всё гадко. Комиссия. Поляки затаились. Этот побег из тюрьмы. Кошевники мчат в зеленых кошевках среди бела дня, убивают и грабят. И Полина закочевряжилась. А вдруг и правду донесет? И девчонку эту расколдует? Карга проклятая! Может, сказать Пахому, чтобы на обед дал ей пельменей с крысидом, да и делу конец?
Да нет. Она еще пригодится, пригодится. Обычные женские капризы. Мало ли что? Она его любит, она для него всё сделает.
А пока надо на всякий случай к Давыдову съездить, Какую-то чертовщину в доме Асинкрита Горина творит. Доктора жаловались, шарлатан, дескать, всех пациентов отбил. Лечит, черт его знает чем! Припугнуть его, так он своими маятниками и зеркалами на мятежников и наведёт. Поможет. Вот и собьем с Полины спесь. Пусть знает, что и без неё обойтись можно.
Шершпинский крикнул человеку со многими фамилиями:
— Морозов! Запрягай теплую карету! Окна-то настыли, куржак сплошной, улицы даже не видать!
Сидя в возке, Шершпинский задумался. Всё плохо. Господин губернатор сердится. В последний раз жаловался на одиночество. Купил и обставил великолепный дом, а супруга была в нем лишь кратковременной гостьей. Большую часть года с малютками дочерьми проводит в Петербурге. Он весь в делах и заботах. А отдохнуть развеяться от государственных забот — не получается, какие-то моралисты следят за его жизнью. Разве здесь Европа? Это там на западе кажый кустик подстрижен, каждая дорожка подметена. Здешнюю тайгу подстричь садовыми ножницами? Здешние тысячи и тысячи верст метлой подмести?
Он изучил все дальние края губернии, самолично Алтай весь облазил. Он вводит такие реформы, что жизнь в крае хоть медленно, но меняется к лучшему. Что еще можно сделать в краю ссылки бандитов и разных неблагонадежных элементов? А благодарности никакой, отдыха никакого, только доносы ползут в Петербург. И нет возле него близких людей. А те, кого он приблизил, не оправдывают надежд.
Шершпинский намек губернатора понял. А он уже устал его развлекать. Как? Мнимые польки уже надоели и господину губернатору, и Цадрабану Гатмаде, и Вильяму Кроули, и даже негру Махамбе. Да и ему, Шершпинскому, тоже.
Надоело с бардашными мамками договариваться, с арфистками и аферистками. Из за этих шашней, иные чиновники позволяют себе непристойные намеки. Даже мещанишки поганые вслед ему зубы скалят. Видимо, как-то дошли до них слухи, что Шершпинского снять с поста хотят. И теперь он думал: " Только бы пронесло! Если удержусь, шкуру со всех спущу!" Но он уже не был так уверен в себе, как прежде. И нельзя было больше потакать прихотям губернатора, но и понятно было, что без этого на посту не удержаться. Что делать? Ведь в случае чего, отвечать придется ему, а с губернатора грязь стечет, как с гуся вода.
В доме Асинкрита Горина полицмейстера не ждали. В прихожей его встретил граф Разумовский. Вот уж кого видеть Шершпинский никак не хотел!
— Дмитрий Павлович принимает?
Как бы сам с собой беседуя, Разумовский сказал:
— Коли, болит пузо, забить три арбуза, коли, болят ноги — отсечь на пороге!
Шершпинский хотел осадить зловредного старика, но решил не обращать
внимания на его выходки. Потом, можно и посчитаться.
— Доложи, что я к нему с визитом.
— Хоть вези там, хоть не вези там, нет у нас места таким паразитам!
— Ах, ты пень трухлявый! Да я тебя в порошок сотру!
Неизвестно, чем бы кончилась перепалка, но в прихожую выглянул
Давыдов:
— Роман Станиславович? Чему обязан?
— Да вот, заехал. Наслышан о ваших удивительных опытах. Весь город о них только и говорит. Решил полюбопытствовать.
— Врачи, должно быть, жалуются?
— Не скрою, что и это есть, но я, ей богу, не с проверкой или претензиями. Любопытство заело. Рассказывают, что вы просто чудеса творите! Человека насквозь прозреваете. Ваши маятники, зеркала и чудодейственные составы у всех на устах сегодня.
— Всё это, Роман Станиславович, весьма преувеличено молвой. Не вам объяснять, как порой растут и множатся слухи. Да вы, проходите, проходите. Раз уж пришли, то, конечно, постараюсь удовлетворить ваше любопытство.
Шершпинский прошел вслед за Давыдовым в просторную комнату, где по стенам висели зеркала и знаки зодиака. С потолка свисали странные приспособления, в виде качающихся бронзовых булав и шаров.
— Искусственное золото не пробовали создать? — пошутил Шершпинский.
— В сибири, слава богу, естественного хватает. Я пытаюсь иное золото добывать: человеческое здоровье.
— Я слышал я, что и судьбу предсказываете?
— Вот это и есть преувеличение. Я предсказываю не судьбу, а предрасположенность человека к той или иной судьбе. Это можно предположить по свойствам его организма и характера.
— По форме носа и ушей?
— Ну, это было бы слишком примитивно. Но и на форму головы, рук, рта и носа, тоже обращается внимание. Главное же всё-таки не в этом.
— В чем же?
Давыдов пригласил Шершпинского сесть в кресло, принёс сигары. Они закурили. И Давыдов сказал, выпуская из носа струйку дыма:
— Главное в том, что каждый человек излучает волны.
— Тепловые, как печь?
— Естественно, животных ведь так и называют — теплокровными. Но кроме тепла, человек излучает волны своего головного и спинного мозга. Научись мы читать эти волны, расшифровывать их, и по многим болезням можно будет ставить диагноз без ошибок.
— И вы, говорят, эти диагнозы уже ставили?
— Ставил. И болезни лечил. Шарами из разноцветных стекол, системой зеркал, минеральными порошками. Собственно говоря, земля, камни, деревья и человек состоят из одних и тех же элементов. Зная, где нарушилось в человеке природное равновесие, можно попытаться восполнить недостающее.
Кроме того, я изучаю свойства драгоценных камней. Уже давно замечено, что они несут в себе особую силу. Некоторые камни могут лечить, иные могут вас в гроб загнать. В них спрессовано каким-то образом и прошлое, и будущее. В них спрессованы энергия и опыт. И это тоже надо расшифровать.
