Михаил Нестеров - Морские террористы
Он никогда не воспитывался в среде буси, но прошел хорошую школу владения алебардой, мечом и кинжалом у одного из лучших мастеров дзю-дзюцу. В его доме он проникался духом воинских искусств, долгие месяцы носил меч при себе, не расставаясь с ним даже ночью. Он сумел сохранить этот дух.
Накамура держал меч двумя руками и поднял его над головой, когда увидел перед собой человека в черном комбинезоне.
Блинков был в двух шагах от японца и видел в нем мастера дзю-дзюцу. Шон занял исходную позицию и выжидал, «когда у противника сдадут нервы и он откроется». Он был готов к решающему удару, что для противника означало одно — смерть. Он не был озабочен силой или слабостью противника. Противник не видит его внутреннего состояния, значит, он слеп.
Джеб держал палец на спусковом крючке пистолета, но точно знал: японец нанесет удар быстрее, чем он спустит курок. Он загипнотизировал его матовым светом клинка, и всего пары мгновений ему хватило для того, чтобы поднять меч в позицию для атаки.
Их глаза встретились. «Для меня любой террорист не террорист, пока я не загляну ему в глаза». Все чувства в глазах Накамуры были скрыты, словно под ледяной коркой. Крашеная бородка старила его, делала похожим на будду.
Оторопь слетала с Джеба по мере того, как шло время. Он и Накамура не в парном поединке столкнулись. Блинков мог потянуть время, Шон — нет. Его глаза за ледяной коркой как будто видели сквозь стену: там Ёсимото — но уже без телохранителя.
Накамура словно прочел мысли Джеба или действительно обладал способностью видеть все насквозь. С шагом вперед он нанес молниеносный удар мечом сверху вниз. И только реакция спасла Джеба. Он отклонился от сверкнувшего перед его глазами одати и нырнул вниз и в сторону. Выпуская пистолет и опираясь на руку, он провел обратную подсечку. Японец убрал ногу, как на тренировке, и обрушил на противника очередной удар мечом. Блинков снова ушел от рассекающего удара одати и, защищаясь, поднял бамбуковый столик. Меч рассек его надвое, как бумагу.
Самурай передвигался и наносил удары мечом с такой скоростью, что Джеб не мог воспользоваться оружием. И только сейчас, отступая к низкой тахте, он выхватил из ножен водолазный нож. То, что он смешон с ним, Шон доказал противнику в следующий миг. Походя угадывая линию защиты и дугу, по которой в блоке устремится нож, японец резко выбросил руку с мечом. Под ноги диверсанта упал кусок голубоватой стали. Он впервые видел, как сталь перерубает сталь. Как современные технологии рассекаются надвое мечом оружейника из четырнадцатого века.
Шон оказался спиной к двери. В проеме показалась конструкция из железобетона: рост сто восемьдесят пять, вес — сто. Шон чувствовал второго противника за спиной, но попал в сети «парадокса дохлой собаки в ящике»: собаки там нет, пока не откроешь ящик. Но вот ящик за его спиной открылся. В затылок Шону ткнулся ствол пистолета, а в ушах прозвучал характерный щелчок взведенного курка.
— Шевельнешься, — предупредил его Кок, — упадешь мордой в собственные мозги.
Японец по-прежнему держал меч в прямых руках и стоял прямо, как изваяние. Глядя в глаза Джеба, он спросил:
— Это твой товарищ приставил пистолет к моей голове?
— Нет, — опередил Блинкова Кок. — Его товарищ приставил пистолет к голове твоего сына.
— Если это правда, я вас на куски порежу.
— Бросай шашку, самурай. Сегодня у диверсантов удачный день.
Удар с разворота — коронный прием Накамуры. Он не видел противника за своей спиной, но ориентировался на пистолет, приставленный к своей голове. Однако не мог представить размеры пистолета, ствол которого был в четыре раза больше «нормального». И Накамура ошибся с прицелом ровно на такое расстояние. С шагом вперед он крутанулся на месте и вынес руку с одати. Клинок японского мастера просвистел в десяти сантиметрах от головы Кока. Диверсант воспользовался мимолетной паузой и на возвратном движении меча атаковал Накамуру мощным ударом в голову. Глядя на поверженного противника, Кок поправил длинную челку, упавшую на глаза, и произнес девиз морской пехоты:
— "Единственный легкий день был вчера".
— Я оброс? — неожиданно спросил Джеб.
— Нуда, — ответил Николай, трогая свой небритый подбородок.
— В плане долгов, — подкорректировал он товарища.
— Да-да, — быстро отозвался Кок. — Теперь ты просто обязан вытащить меня из тюрьмы и спасти от самурая. Мне в такое дерьмо влипнуть что сморкнуться.
Не все инструкции заканчивались в этом доме, в этой комнате со старинной мебелью, настенными и напольными часами, с картинами в тяжелых рамках. В голове командира группы звучали слова Николь: «Хорикава предан Шону, но больше привязан к мальчику. Фактически это он воспитывал Ёси с трех лет. И если станет выбор между Шоном и Ёсимото, то Хорикава выберет мальчика. Я не исключаю ситуации, при которой на Хорикаву можно положиться».
Джеб не торопил события — он позже увидит Ёсимото. Он размышлял о человеке, лежащем без сознания на полу. Он обречен. Ему не дадут уйти за границу. Диверсионная группа выполнила задание, задействовав на конкретном этапе лейтенанта Гордона, а через него — Службу уголовных расследований. Как профессионала, сделавшего свою работу, Блинкова мало интересовал эффект — в его представлении, праздничный салют. Хотя он надеялся, что точку в этом деле поставит российская сторона.
Кому довериться на последнем этапе — Хорикаве, а значит, и Николь тоже, или Гордону? Хорикаву он ни разу не видел, а лейтенанта обработал сам. Но есть время поговорить с японцем.
— Кок, свяжи Накамуру.
Блинков не умел разговаривать с детьми. К тому же в глазах семилетнего мальчика он разглядел выражение взрослого человека.
— Меня прислала за тобой твоя мама. Твой отец не сможет поехать с нами. Точнее, ты поедешь к ней без нас. — «Твою мать!» — выругался Джеб, бросив конфузливый взгляд на Михаила Чижова. Он строил английские фразы как воспитатель в детском саду. Да и по-русски не смог бы толком объясниться.
Он видел перед собой японского мальчика. Японского в нем было больше, чем в его отце, отличающемся некоторыми чертами европейца. У Ёсимото были прямые черные волосы, маленькие круглые глаза, овальный подбородок. Джеб не отметил признаков волнения, страха на его лице. Воспитание Шона, мимоходом подметил он. И вопросительно приподнял подбородок: «Что скажешь?» На его жест Ёсимото не отреагировал.
Блинков переключил внимание на Хорикаву, держащего мальчика за руку. Как же его зовут? Сахоко, кажется.
— Нам нужно поговорить. Доверься мне. Первое, что я услышал от Николь: «С головы Ёсимото не должен упасть ни один волос».
Хорикава что-то сказал на японском языке, и мальчик отпустил его руку.
Они прошли в соседнюю комнату, заставленную стеллажами с книгами, с учительским, как показалось, столом напротив окна.
— У тебя нет выбора, Сахоко. Шон обречен. Скоро на летное поле «Фермы» сядет самолет со спецагентами из морской полиции. В другой ситуации я попросил бы тебя дать твоему хозяину кодати, чтобы его не успели арестовать. Харакири для него — лучший выход. Но у меня другие планы. Николь, ты и мальчик. Что скажешь?
Хорикава улыбнулся и в знак согласия склонил голову.
Странная улыбка. Что она означает? — нахмурился Блинков. Уж не задумал ли Хорикава провокацию?
Нет, не разобравшись в этом человеке и полагаясь лишь на слова Николь, полностью доверять этому человеку нельзя.
— Одень мальчика. Мы проводим вас в штаб.
Накамура пришел в сознание. Джеб дал ему возможность увидеть через дверной проем Хорикаву и Ёсимото. Они выходили в сопровождении Чижика и Кока.
Шон сидел с кляпом во рту и связанными руками и ногами. Он бился головой о стену, силился что-то сказать.
Блинков склонился над ним и заглянул в его глаза:
— Николь просила оставить тебя в живых. У тебя будет масса времени представить невероятное: одну шестую часть суши, и где-то там — счастливую мать и сына. Попробуй, Шон, найди их.
6
Испания
Александр Абрамов, получив факс, сделал один-единственный вывод. Он озвучил его в присутствии Николь, пригласив ее в свой кабинет:
— Они в шаге от финала. Не сам документ, но способ передачи его по факсу говорит о том, что группа в штабе или в апартаментах начальника базы. Но не Шон составлял этот документ. Зачитываю: «Капитан Накамура отсутствовал на базе... По личному распоряжению начальника базы». Выходит, Шон был на крючке у кого-то из руководящего состава «Фермы». Джеб расколол его. Хорошая работа!
Абрамов был на взводе. То было заметно по его чуть подрагивающим рукам и голосу с хрипотцой. Он никак не проявил себя в этой операции. Хотя, переводя американку под свою личную опеку, соглашался с тревожными мыслями: он мог отвести от нее удар, беря в расчет мстительность и изворотливость Шона Накамуры.
Другой вопрос — хотел ли он хоть как-то проявить себя? Он пережигал в груди отголоски предыдущей операции, которые всколыхнули подзабытое чувство первой любви. Перед его глазами все еще стоял образ женщины, о которой он по молодости лет не смел и мечтать, а по прошествии лет — не думал вернуть. Они встретились и снова расстались.
