Скотт Стоун - Песня волка
Мальчик выглянул из пещерки. Я вижу дебри, сказал он, лес предвечерний, темные деревья. Тяжелы облака, начинается снегопад. А когда он обернулся, не слыша ни слова от своего дедушки, то увидел, что Таводи протягивает ему что-то.
Это был амулет, серебряный круг на цепочке, в котором виднелся крадущийся зверь, захваченный в мгновение столь мощно и изящно вылитое, что казалось, будто животное выплывает из металла, поражая глаз красотой и грацией, становясь живым в момент взгляда.
Это был волк.
Итак, я нарекаю тебя его именем. Уайя, волк. Но так как с нами заговорил дух этого места, то полным официальным именем будет Уайя-Юнутци, волк снегов. Снежный волк.
Мальчик почувствовал, как волосы на его загривке встают дыбом.
Он смотрел на Таводи наполовину со страхом, наполовину с восхищением. Старик сам казался ему духом. Услышав имя, мальчик почувствовал, что оно, действительно, принадлежит ему, всегда принадлежало, всегда будет принадлежать. Снежный волк. Он пойдет по жизни походкой волка, так, как ходят животные, ставшие ему сегодня братьями. Он станет с лесом единым целым, частью ветра. Он будет двигаться легче солнечного луча, производить шума не больше, чем падающий в воду лунный свет. Оставлять следов не больше, чем оставляет их летний ветерок. Когда волки начнут петь в ночи, он будет присоединяться к ним всем сердцем, а встречая их на тропе, — приветствовать, так как отныне и навеки они становятся его братьями.
Таводи наклонился вперед и повесил амулет мальчику на шею. Он не стал убирать его под рубашку, чтобы можно было его видеть, и теперь сидел и смотрел на удивительную вещь. Дедушка снова начал говорить, теперь о том, что волков часто не понимают — практически все, кроме людей, живущих в горах, и аниюнвийя, которые хорошо их знали. На волков охотились, их истребляли, но они выжили и сохранили чувство собственного достоинства. То же самое произошло и с уроженцами американского континента, особенно с аниюнвийя. И волки, и аниюнвийя выживут, сказал дедушка, если они живут в твоем сердце.
Они брели домой по падающему и нарастающему на тропах снегу, в сгущающейся темноте. Мальчик смутно помнил дорогу обратно. Старлайт ждала их с обильным ужином и не стала выспрашивать сына, какое он получил имя. Она очень обрадовалась тому, что он надел повязку, и похвалила остальные подарки.
— Когда-нибудь, — сказал мальчик серьезно, веря в это всей душой, — я скажу тебе свое имя, но сейчас это тайна.
В ту ночь, заснув, он увидел высокий белый мир, хотя и посреди зеленеющих деревьев. Мягко журчали возле ног водопады, и в течение всего магического дня его не коснулись ни холод, ни голод, ни страх.
Утро — словно звенящий колокольчик, потоки серебра где-то вдали: он вкушал свежий, словно березовый сок, утренний воздух и ощущал пламя, бушующее в крови, слышал возню животных глубоко в лесах и собственное прерывистое дыхание, когда поднимался на холм, держа в руках «винчестер» и чувствуя на плечах тяжесть рюкзака. Ему нравилось ощущение шерстяной поверхности одеяла на плечах и чувство удобства горных ботинок.
Поднявшись на гребень покрытого сосняком холма, он остановился, всматриваясь вдаль, разглядывая все и ничего. Солнце ломалось об отроги гор, а далеко-далеко вдали виднелось высокогорное озеро. Разум очищался: он стоял, поглощая утреннее солнце и ветер, впивая расстояния — ему нравилось быть одному. Далеко внизу, в защищенной от лучей солнца низине, трещал дятел, настолько громко, что на какое-то мгновение заглушил крики остальных птиц. Он улыбнулся. И решил закусить.
Но затем передумал и, повернувшись, вновь пошел по лесной тропе, ведущей его все дальше и дальше в мир, который он так любил и почитал. Он будет идти и идти сквозь сосновые рощи, а вечером остановится на берегу озера Хиуаси и разобьет лагерь. Ему хотелось чувствовать себя голодным, потому что он сразу же начинал ощущать себя стройнее, жестче. И так он шел по тропе, останавливаясь то здесь, то там, вслушиваясь и всматриваясь, ощущая все, что происходит вокруг, иногда возвращаясь по широкой дуге назад, чтобы посмотреть, не идет ли кто-нибудь за ним следом. На это уходило много времени, но дедушка настаивал на том, что делать это необходимо, и однажды оказалось, что по пятам у него идет стая диких собак — более опасных, чем волки, и не обладающих никаким чувством достоинства. Тогда он нес «Яростного» и уложил трех тварей. Было много визга, рычания и крови, но остальные отошли. Он скинул трупы с тропы и вспорол им животы.
Сейчас он шел среди величественных древних сосен. Опавшая хвоя под ногами помогала двигаться совершенно бесшумно, и когда он глядел наверх, то видел колышущиеся на ветру ветви и слышал аккорды тысяч крошечных воздушных ручейков, текущих среди зеленых игол, а в промежутках проглядывало поразительное в своей бесконечной голубизне небо. Деревья обладали ясным достоинством. Да, теперь он сильно проголодался. В животе послышалось урчание.
Ближе в вечеру он прошел сосновые рощи и подумал о том, что может уловить запах озера. Он подойдет с севера к бобровой дамбе. Огромный плоский камень — он хорошо его запомнил. Остановится на нем на ночь. Таводи показал камень ему много лет назад. В ту ночь он спал на нем и ощущал тепло камня долгие часы после полуночи, а когда перед утренней зарей проснулся, то увидел Таводи, сидящего на краю каменной платформы и смотрящего на озеро. Глаза его сияли в лунном свете.
И вот он отыскал этот камень и обошел его кругом, ища что-нибудь необычное, кого-нибудь, затаившегося в засаде. Убедившись, что находится здесь в одиночестве, он сел на камень, расстегнул пуговицы, пришитые к плащу из одеяла, и поел. Ел он медленно, тщательно прожевывая вяленое мясо, а напоследок закусив яблоком. Затем лег на спину и положил ружье рядом. Он услышал, как рыба прыгнула из воды: стылость воды была нарушена, и круги пошли по поверхности. А затем она шлепнулась назад в зеленоватую глубину. Глаза закрыты, сам он был где-то далеко-далеко. Вспоминал.
Несколько дней назад, думая, что он спит, к нему подошла Старлайт и, встав, принялась наблюдать. Он видел ее размытый образ сквозь едва разлепленные ресницы. Любовь и тревога были написаны на ее лице. Он внезапно понял, что видит она не его, а кого-то другого, человека, которого он очень сильно напоминал, и в сердце у него открылась старая рана, и он отвернулся к стене. Ему сейчас не хотелось на нее смотреть.
К тому времени, как вернулся дед, он проснулся. Старик был в горах, в маленькой потайной хижине, которую они вместе построили, а теперь вот вернулся — тихо, как тень, — и сел на край постели.
— В этом году должны хорошо уродиться кукуруза и табак, — как всегда твердо сказал Таводи. — Кроликов будет меньше, потому что развелось множество лис. Зима будет холодной. Горная хижина в хорошем состоянии, но тропы — нет. Может быть, этим летом снова поработаем на правительство, если оно захочет расчистить тропы. Да, и рыбы очень много. — Он улыбнулся внуку: — Может быть, этим летом мы нападем на шайенов и угоним их лошадей?
— Давай лучше украдем их женщин, — сказал он старику.
— Хэй-йе! Ты растешь быстрее, чем я думал!
— Этим летом мне будет четырнадцать, дедушка.
— Для своего возраста ты очень высок. Это наследие белой крови.
— Мне оно ни к. чему.
— Ты тот, кто ты есть, и мне это хорошо известно. Разве не я дал тебе имя? — Старик встал. — Приходи ко мне в горы: сейчас хорошо рыбачить, новая луна народилась.
Таводи ушел не попрощавшись, как делали все старики его племени. И в тысячный раз мальчику захотелось стать чистокровным индейцем. После этого он невольно вспомнил о Старлайт и стал размышлять, а, когда она вошла в комнату, он повернулся к ней лицом и взглянул ей в глаза. Она была высока и стройна, хорошо сложена, и внезапно он увидел ее с той стороны, с какой никогда не смотрел на мать. Брови у нее были словно темные крылышки птицы, а глаза светились темным огнем, а за огнем угадывалась печаль.
— Старлайт?
Она повернулась к нему.
— Я думал об отце.
— Ну, — произнесла она, — что же ты думал?
— Что, наверное, он мертв.
— Да, я тоже так считаю.
— Жаль, что я его совсем не знаю.
Она посмотрела в сторону, на что-то невидимое, запредельное.
— Я знаю, что он был белым, — продолжал мальчик, — но это и все.
— А зачем тебе знать больше?
— Незачем, наверное, раз его здесь нет.
Она медленно повела головой в его сторону.
— Здесь очень много полукровок. Так что ты не сильно выделяешься.
— Только вот все остальные — законнорожденные.
Старлайт застыла. Пока что до этого разговоры об отце не доходили.
— А что это для тебя значит? — спросила она.
— Не знаю, — сказал он откровенно. — Просто я думал, почему это случилось именно со мной.
