Сергей Зверев - Матросы «гасят» дикарей
Сбежалась целая толпа, просто шикарная конспирация. Вахтенные и караульные офицеры, матросы, зеваки в форме, которым не спалось. Прибежал ответственный за мероприятие капитан второго ранга Синельников, опухший, взъерошенный, осветил фонарем физиономию бородача, у которого от перепада давления глаза вываливались из орбит. Восторженно взвыл, хлопнул Глеба по плечу (лучше бы не хлопал, сука!), живо мобилизовал двух матросов с носилками, которые уволокли добычу в недра корабля. Командир плавучей крепости не явился, да и ладно, кто бы обижался.
Сокрушался начальник матчасти, пытал о судьбе буксировщиков, за которые он несет личную ответственность. Спецназовцы валялись на палубе, глупо хихикали, приходили в себя, не обращая внимания на собравшихся зрителей. Женька Волокушин матерился через слово (чаще не получалось), слезно жаловался, что этот «хренов котик» ему не только ногу сломал, но и всю дальнейшую жизнь и карьеру! Он убьет его собственными руками, если когда-нибудь повстречает! Женьку тоже уложили на носилки, поволокли в санчасть.
– Поинтеллигентнее с ним, мужики, не растрясите по дороге… – напутствовал их Глеб. – Займитесь там его гарантийным обслуживанием… И чтобы все у парня было – и карьера, и дальнейшая жизнь… Приду – проверю!
– Красиво работаем, морской еж нам в задницу… – ворчал Антонович. – Буксировщик сломался, Волокушин сломался, искомый объект едва не утерян и чуть не сломался…
«А ведь операция прошла успешно, все закончилось, – с легким недоумением думал Глеб. – Пусть коряво, через заднее место, но все позади и с минимальными потерями…»
– И самое смешное… – пыхтел Семен, вставая на колени и вытрясая воду из ушей, – только я подумал, что как-то все пресно, не мешало бы немного драйва… Вот вам и пожалуйста. Кстати, Глеб, Волокушин прав, эти парни были вылитые «морские котики».
Ты сам подумай… ну, я имею в виду, головой, если повсюду на суше агенты ЦРУ и прочих родственных ведомств, то кто тогда под водой?
– И с одним из этих меринов ты разобрался по душам, – ухмылялся Шура Антонович.
– Поговорил с ним, Глеб? Он все понял?
– Ты его убил? – нарочито драматично ужасался Семен. – Тем самым запустив череду ужасающих событий?
– Не каркай, – морщился Глеб. – Сам виноват, нечего в меня совать всякую хрень…
Нет, серьезно, мужики, он сам чуть не прикончил меня, я всего лишь защищался.
Недобрые предчувствия не давали покоя Дымову. Если он и впрямь ликвидировал бойца из отряда SEAL, основного тактического подразделения Сил специальных операций ВМС США, считающегося самым подготовленным и оснащенным подразделением в мире, то хуже и не придумать. Вони не оберешься. И доказывай потом, что он напал первым. Сам-то что делал в данной части акватории, куда вход таким ребятам, как ты, заказан? Это, между прочим, территория Британского Содружества под патронажем английской королевы. Американцы здесь уместны, а вот боевой отряд специальных сил морской разведки государства Российского – как-то не звучит.
Впрочем, все ли так плохо? Глеб раскладывал события по полочкам. Буксировщики поднимут, погрузят на судно в течение часа. До того, что сломался, уже не добраться, да и шут с ним, наличие российской техники не означает, что на ней работали русские. Форма одежды у пловцов нейтральная, это могут быть и туристы, и криминально настроенные аборигены. Пуля от «СПП» в теле мертвеца тоже не решающая улика. Нет никаких доказательств, что против «морских котиков» (если это действительно были «котики») работал российский спецназ. Заинтересованным лицам все понятно, но юридических доказательств НЕТ! Пошумят и перестанут. Важен результат. А результат, как ни крути, впечатляет…
– Мы сделали это, Глеб… – умирающим лебедем стонал Семен. – Пора домой, в страну вечного лета. Хватит, мужики, – он начал подниматься. – Пойдемте спать, не будем развлекать этих бездельников… Сегодня, кстати, наступает 16 сентября. – Он что-то вспомнил и хохотнул.
– И что с того? – не понял Становой.
– У папуасов сегодня День независимости. Нет, в натуре, мужики, я в Интернете читал.
– А зачем им независимость? – удивился Антонович.
– Мы счастливы за папуасов, – проворчал Глеб, поднимаясь на ноги. – Ты прав, Шура, ума не приложу, чего им не жилось под гнетом проклятых немецких, потом английских, потом австралийских колонизаторов?
На следующее утро у капитана второго ранга Синельникова был разбор полетов с участием всех отличившихся (за исключением Волокушина, у которого лодыжка была сломана в нескольких местах, и он плевать хотел на все «полеты» и их «разборы»).
Спецназовцы стояли горой за командира. Им без разницы, кто напал, хоть «котики», хоть Моссад, хоть олухи царя небесного. Если напали на тебя и пытаются убить, то будь добр защищаться! Чей труп вам дороже, товарищ капитан второго ранга, безызвестного «морского котика» или самого Глеба Дымова? Тот выстрелил первым, а Дымов защищался! «Я все понимаю, мужики, – сконфуженно оправдывался ответственный за этот бардак, имеющий отношение к разведывательному управлению Тихоокеанского флота, а стало быть, к доблестным спецслужбам. – Но и вы меня поймите, я должен скрупулезно восстановить картину произошедшего, чтобы знать, как потом отбрехиваться. Все в порядке, можете не волноваться, вы поступили правильно. Я буду ходатайствовать перед командованием о награждении вас медалями и присвоении очередных воинских званий. Можете отдыхать. Выбора не будет, мужики, вам придется возвращаться в Россию на этом корабле. Впрочем, вы и так на довольствии…»
В этот день, 16 сентября текущего года от Рождества Христова, на корабле и в окрестностях все было мирно. Подозрительные личности на причале не отмечались (за исключением мирных папуасов, которые все как один выглядели подозрительно), плавательные средства без опознавательных знаков под бортом не шныряли, чужие водолазы диверсий не устраивали. Следы преступления потихоньку подтирались.
Вырванный с боем Марк Хасслингер был надежно изолирован в одной из комфортабельных кают на нижней палубе, обеспечен охраной и участливым врачом. Группу спецназовцев вызвал и построил мрачноватый командир корабля капитан первого ранга Осадчий, обозрел их исподлобья, покачал головой и заявил: «Парни, формально вы мне не подчиняетесь, и я усердно закрываю глаза на то, чем вы тут занимаетесь, поскольку должен выполнять приказы вышестоящего начальства. Сделали работу – молодцы. А теперь сидите по своим каютам тише воды ниже травы, и чтобы я вас не видел и не слышал. Будете бузить – сорок нарядов вне очереди, и ничего не знаю! Уйдите с глаз моих, супермены, мать вашу…»
Согласно графику дружественного визита «Адмирал Ховрин» должен был пробыть в порту Порт-Морсби до десяти утра субботы 22 сентября. И спецназовцы уже исполнялись недобрыми предчувствиями относительно мучительной смерти от скуки. Окончательно проснулись они только к обеду, опасливо прислушивались, как над головой, на верхней палубе, снуют толпы аборигенов, дружественный визит предполагал экскурсии туземцев с осмотром палубного вооружения, способного взорвать их город за считаные минуты. Сладкоежка Платов, проснувшись, был весь в шоколаде, сунул плитку под подушку, потом забыл ее съесть, кондиционер на время их отсутствия отключили… и товарищи ржали, как подорванные, когда это чудо в перьях и густых коричневых разводах пыталось спозаранку протиснуться между кроватями. Потом наводили порядок. «Почему в каюте бардак, как в женской сумочке, товарищи офицеры?» – возмущался Глеб. Потом всем коллективом навестили страдающего в застенках санчасти товарища, сломавшего «лыжу». Женька жутко ругался, крыл всех грубыми словами, дрался закованной в гипс ногой и никак не мог поверить, что это происходит с ним, а не с кем-то из товарищей. «Как он, доктор?» – спросил Глеб, отведя в сторону местного лекаря с погонами капитан-лейтенанта. «Ест плохо ваш товарищ, – посетовал медик. И ухмыльнулся: – Но много».
Вся эта некрасивая история началась неделю назад. В 102-м отряде по борьбе с подводными диверсионными силами и средствами, базирующемся в Севастополе, после перетрясок в верхах установилось некоторое подобие мирной жизни. В один из этих идиллических дней поздно вечером, по завершении службы, в съемную квартиру майора Дымова ворвался раздраженный Григорий Ильич Бекшанский, бессменный отец-командир, наставник и человек, всегда готовый вытащить подчиненного из дерьма, куда сам же его и засунул. «Почему телефон молчит?!» – вместо общечеловеческого «здрасьте» прорычал взвинченный шеф, с подозрением озирая обнаженный торс работника. «И пуст почтовый ящик», – подумал Глеб, проверяя сотовый на наличие входящих звонков.
Ничего входящего в последние часы не было. Что он и продемонстрировал руководству. «И не оправдываться мне тут!» – рыкнул Григорий Ильич, хватаясь за свой телефон и покрываясь стыдливой краской, выяснилось, что сбились настройки, и он упорно вызванивал свою дочь, которая была так занята, что не могла ответить любимому папуле. Бекшанский машинально сунулся во вторую комнату и обнаружил там полураздетую диву с разбросанными по плечам белокурыми волосами. Она сидела на кровати и очень строго смотрела на человека, осмелившегося нарушить их покой. «То есть ты не занят?» – смутился Бекшанский, осторожно прикрывая дверь. «Как скажете», – насупился Глеб. «А это?.. – Григорий Ильич опасливо покосился на прилипшую к руке дверную ручку, и печать озарения осветила чело старого морского волка: –
