Сергей Самаров - Свинцовый взвод
Бывший пленник рассказывал о своем пленителе уважительно. Вообще этот плен подполковника Джабраилова выглядел каким-то странным. Я впервые слышал, чтобы банда держала у себя человека такой длительный срок. Обычно после двух месяцев плена, если человека не продают в рабство и не получают за него выкупа, то просто расстреливают. В рабство подполковника полиции никто продать не собирался. Это он сам сказал. И вообще в рабство обычно продают захваченных русских или других христиан, тех же самых грузин или армян, но практически никогда – мусульман. Это кавказский уровень отношений, который и не снился кичащейся своей цивилизацией Европе. Сумма, которую эмир Хамид запросил для выкупа Джабраилова, оказалась слишком большой, чтобы его семья смогла ее выплатить. Это узнал майор Еремеенко по своим каналам. Но Улугбеков по какой-то причине не стал расстреливать Анзора Ваховича, предпочитая держать его при себе. Это было непонятно еще в большей степени, чем непонятно описание эмира Хамида, прозвучавшее из уст полицейского подполковника.
– Как чувствует? – внимательно спросил старший лейтенант спецназа ГРУ. – Он чувствует от человека опасность? А если эта опасность надуманная? Или он просто телепат и чужие мысли читает?
Подполковник Джабраилов привычно уже для взгляда Раскатова передернул плечами, подчеркивая этим жестом собственную неуверенность в произнесенных словах. Он вообще в своих утверждениях уверенности не показывал даже тоном.
– Он чувствует, как я понимаю, на что человек способен и чего от него можно ждать, чувствует отношение человека к себе. И ведет себя с ним соответственно.
– К вам, товарищ подполковник, он чувствовал, как я понял, большую симпатию! Наверное, это взамен вашей симпатии к нему? – в голосе спецназовца сквозило неодобрение.
– Не забывайся, старлей! – строго прикрикнул на военного разведчика подполковник чеченской полиции. – Не пытайся почувствовать себя ровней только потому, что у тебя звездочек на погонах больше. Звездочки у тебя другого калибра. У нас с эмиром Хамидом был общий интерес. Общая страсть, я бы сказал, – преферанс. Он большой любитель «пульку» расписать. И берет к себе в отряд только игроков. Все у него играют. Ты, кстати, играешь?
– Бывает. Но игрок из меня средний. Практики мало. Хотя бывают и удачные дни. И тоже, честно говоря, играю больше за счет интуиции. – Старший лейтенант Раскатов попытался смягчить тон разговора, который сам же вывел своим вопросом на повышенные тона. Просто он ментов не любил, тем более ментов чеченских, которые сами ничуть не лучше бандитов и пришли в МВД работать после того, как побывали в бандах. – Мне все знакомые говорят, что так играть нельзя, что так не бывает, что это случайность, когда я выбираюсь, если с двумя «проколами» на руках иду на мизер. Но в итоге прикуп один «прокол» прикрывает, второй я просто «сношу» и играю чисто. Или второй «прокол» по раскладу не проигрывается. Такое тоже бывало.
– Я такие мизера не играю, – со вздохом, но категорично сознался подполковник и неодобрительно пошевелил животом, который за полгода плена, надо думать, вдвое уменьшился, тем не менее все еще являлся самой заметной частью его бесформенного тела. – Это несерьезно. Это непрофессионально, в конце концов.
– А я разве говорил, что я профессиональный картежник? – удивился Раскатов.
Джабраилов нахмурился и о чем-то задумался.
– Кроме того, он любит поговорить, пофилософствовать. Но это только в том случае, если он к человеку расположен. Интеллект у эмира мощнейший. Но ему необходимо, чтобы его слушали. Это привычка преподавателя. Мне постоянно казалось, что он на меня, как на студента, иногда прикрикнуть хочет. Но умные вещи говорит и сразу понимает, если вопрос, скажем, просто так задают, не вникая в суть сказанного. Сразу сердится и начинает человека подозревать во всех смертных грехах. Много знает, много читал когда-то. Сейчас из Интернета не выбирается. Под разными «никами» на разных форумах сидит. И на исторических, и на философских. Читает материалы, спорит там. А вообще, – вдруг вернулся мент к началу разговора, – честно говоря, я сам ломал голову над тем, почему меня держат. Думаешь, я не устал от плена? Днем за мной присматривали. На ночь связывали руки и ноги, если в карты не играли. Но насчет общей страсти, это я так… Для красного словца… Не понимаю я всей этой истории, честное слово, не понимаю…
– Я не понимаю тем более и не вижу в вашей истории зацепки, которая поможет мне поймать эмира Хамида, – сказал старший лейтенант. – И потому давайте к другой теме перейдем. За полгода, как я понимаю, эмир Хамид не однажды выходил на «дело». Сколько дней обычно длится его экспедиция?
– По-разному. Однажды почти десять дней отсутствовал. Вернулся измученный и потрепанный. Привел троих раненых. Четвертого раненого принесли. Умер потом без медицинской помощи. Ему в живот несколько пуль попало. Бронежилета на нем в момент перестрелки не оказалось. А пуля в животе, сам знаешь, плохо переваривается. Если нет врача, можно сразу живьем хоронить. Я много таких ранений видел. Не помню случая, чтобы человек без операции выжил. Обычно уходит на три-четыре дня. Однажды только за сутки обернулся. Он, мне кажется, не любит работать там, где живет.
– Этот бункер – его постоянное место пребывания?
– Нет. Здесь мы только последние три месяца находились. До этого в другом месте.
– В какую сторону он теперь двинулся, вам, я полагаю, не докладывали.
– Правильно, старлей, полагаешь. Мне не докладывали и со мной не советовались. Могу только сказать, что несколько раз я уловил слово «кровник». По-русски оно более колоритно звучит, чем на наших языках. И многие его произносят на русском. Однажды уловил разговор двух бандитов, в котором несколько раз прозвучало слово «адат», оно одинаково звучит и на вайнахском, и на аварском. Еще несколько раз звучало имя Наташа. От разных людей слышал. Кто это, я не знаю. Особенно часто имя звучало перед самым выходом. Вот, кажется, и все, что я способен предложить в качестве информации. Сам вижу, что это не много и не дает практически ничего для поиска, но, к сожалению, больше ничем обрадовать не могу…
* * *Получив слишком мало пользы от рассказа освобожденного подполковника полиции, старший лейтенант Раскатов все же передал данные майору Еремеенко, который взялся связаться с антитеррористическим штабом республики и попытаться выяснить хоть что-то относительно возможных «кровников» Улугбекова и о том, кто такая Наташа.
Пока майор налаживал связь, старший лейтенант, включив тактический фонарь, снова спустился в подземный бункер. Просто проверить, как там себя чувствуют солдаты, дожидающиеся прибытия следственной бригады, и никого внутрь не запускающие, ни офицеров спецназа ФСБ, ни офицеров полицейского спецназа.
Солдатам уже надоело сидеть в сыроватом сумраке, где все удовольствия сводились к несравненно меньшему количеству комаров. И потому Раскатов разрешил солдатам выйти, оставив только по посту на одном и на другом проходе. Третий проход так и не открывался и сверху оставался невидимым. Вернувшись вместе с солдатами на поляну, где устроилось командование отрядов ФСБ и полиции, командир взвода увидел бегущего в их сторону солдата. Весть, видимо, была со второй линии постов. Чтобы избежать лишних обращений солдата к присутствующим старшим по званию, Раскатов сам сделал навстречу бегущему с десяток шагов.
– Идут, товарищ старший лейтенант…
– Бандиты или танки? – спросил командир взвода.
Солдат давно знал манеру командира взвода разговаривать и потому ответил без промедления и конкретно:
– Следаки идут, судя по всему. Для бандитов внешне слишком цивилизованные. По крайней мере, так кажется. Прошли мимо первых постов, чуть не по солдатским спинам. Ничего не заметили. Там маскировка хорошая.
– Их кто-то из наших сопровождает?
– Да, послали с ними рядового.
– С какой линии?
Раскатов помнил, что первой линии он приказал пропустить следственную бригаду, оставаясь невидимыми. Это не было даже предосторожностью. Это было учебой, которая в спецназе не прекращается никогда. И даже без очевидной необходимости командир всегда может усложнить задание, чтобы солдаты осваивали все трудные моменты, которые могут им встретиться в другой ситуации. Вот и в этот раз был дан приказ оставаться незамеченными. Это значило, что посты должны хорошо замаскироваться. И пусть им не было важно остаться не замеченными именно сотрудниками Следственного комитета, тем не менее Раскатов такой приказ дал, и в основном с обучающей целью. Видимо, солдаты постарались приказ выполнить на совесть.
– С нашей. С ближней.
– Хорошо. Возвращайся на пост. Со следаками постарайся не встречаться. Даже если на тебя наступят.
