Андрей Дышев - Плацдарм по бросовой цене
– Через неделю выяснится, что Гильермо поставлял из Эквадора в Москву наркотики, – мрачным голосом заметил Влад.
– Очень может быть, – согласился я и раскрыл вторую газету. – «Гражданин Эквадора погиб при странных обстоятельствах. Дерзкое убийство совершено в подмосковном лесу вблизи поселка Малореченское. В собственном автомобиле почти в упор расстрелян представитель крупной землеторгующей фирмы господин Гиль… Гильремо». С ошибкой дали фамилию.
– Значит, все остальное – вранье, – предположил Влад.
– Читаю, – продолжал я. – «По имеющимся у нас сведениям, преступники действовали жестоко и с цинизмом. Сначала они убили жену и дочь бизнесмена, а затем заставили самого Гильремо выйти из машины, снять с себя пальто и пиджак. Обыскав одежду, убийцы поставили эквадорца на колени и короткой очередью выстрелили ему в затылок. Оставив автоматы на месте преступления, убийцы скрылись в лесу. По мнению некоторых компетентных источников, убийство было совершено по заказу латиноамериканской террористической организации, контролирующей контрабанду наркотиков в Карибском регионе».
– Какая газета? – спросил Влад.
– «Экстра-новости».
– Все ясно! – Влад скривил лицо. – Прочитал и забыл… Есть еще что-нибудь?
– Вот совсем короткая информация: «Гражданин Эквадора Гильермо был убит в минувший вторник в Подмосковье. В течение нескольких лет он использовал для контрабанды героина дипломатические каналы. Московские наркодельцы убили его за то, что он отказался выплачивать им дань».
– А это вообще бред! – не задумываясь, поставил клеймо Влад. – Никому верить нельзя!
– А сам ты что думаешь об этом? – спросил я, кидая газеты на заднее сиденье.
– Что я думаю? – повторил вопрос Влад. Он был готов критиковать прессу и высказывать свой скептицизм, но не строить гипотезы. – Ничего я не думаю. Мало ли какие причины были у убийцы грохнуть его? Первая: ограбить. Вторая: запугать правительство Эквадора. Третья: вынудить посла открыть визу беглому каторжнику. Четвертая: отомстить за поруганную честь женщины… Да я тебе сто причин назвать могу!
– А с покупкой нами острова ты это никак не связываешь?
– Что-о-о?! – протянул Влад и посмотрел на меня так, словно я сказал непозволительную глупость. – А при чем здесь наш остров?
Мы остановились на светофоре. У меня пропала охота говорить про остров и убийство Гильермо, потому что эти две очень смутные и расплывчатые субстанции в моем понимании связывала лишь интуиция, а ее, как известно, другому человеку не объяснишь и не передашь.
В авиакассе нас огорошили неожиданной новостью: Аэрофлот не совершал регулярные рейсы в Кито. Остроумная кассирша предложила ближайшие к столице Эквадора города – Рио-де-Жанейро и Майами, удаленные от нашей конечной цели почти на пять тысяч километров.
Влад приуныл. Он просунул голову в кассовое окошко. Кассирше, должно быть, он напомнил грустного пса, и она стала разговаривать с ним ласково.
– Обратитесь в посольство Эквадора, может быть, у них намечается спецрейс, – посоветовала она.
Влад отрицательно покачал головой.
– Тогда подойдите к представителю колумбийской авиакомпании. Он организует коммерческие рейсы во все страны Южной Америки. Правда, вам придется арендовать весь самолет.
– Это дорого? – полюбопытствовал Влад.
– Дорого, – подтвердила кассирша и закрыла окошко табличкой «Обед».
Влад повернулся ко мне. Опять наш остров уплывал от нас, словно «Летучий голландец».
– Поехали в представительство колумбийской авиакомпании, – безрадостным голосом сказал он. – Будем арендовать самолет.
Я протянул Владу пухлую пачку долларов и свой паспорт.
– Что это значит? – спросил он.
– Это значит, что в представительство ты поедешь один, а я еду искать Анну. Не нравится мне ее телефон.
– Не забудь взять у нее в долг деньги! – напомнил Влад.
Мы договорились встретиться с ним в шесть часов вечера у посольства Эквадора, где нам должны были выдать загранпаспорта с визами.
* * *У меня был ключ от квартиры Анны, но я им еще ни разу не воспользовался, предпочитая, чтобы хозяйка открывала мне дверь сама. Теперь пришлось сделать исключение.
Я еще раз позвонил в дверь, вытащил из кармана куртки ключ с брелоком в виде какого-то зверька, похожего то ли на обезьяну, то ли на худого медведя, вставил его в замок и провернул.
Дверь бесшумно отворилась, и мне в нос сразу же шибанул крепкий запах духов, слишком крепкий, чтобы на него можно было не обратить внимание. Я кинулся в прихожую, оттуда по коридору побежал в комнату и застыл в дверях.
Все, что можно было скинуть на пол и разломать, было скинуто и разломано. Стеллаж для книг лежал у меня под ногами, словно форма для лепки кирпичей; телевизор разинул черный зев, оскалив острые края разбитого кинескопа; платяной шкаф сложился, как карточный домик и представлял собой штабель полированных досок, между которых лежала одежда; от кровати остался один деревянный каркас, а матрац, выгнувшись дугой, стоял у стены; макияжный столик сверкал девственно-чистой поверхностью, все бутылочки с духами, коробочки, тюбики, раздавленные и разбитые, были раскиданы по полу; телефон с оборванными проводами валялся в камине.
Ожидая увидеть самое страшное, я медленно пошел по комнате. Пугаясь своего голоса, негромко позвал:
– Анна!
Кухня осталась в своем прежнем виде, даже чашка, из которой я утром пил кофе, все так же стояла на подоконнике.
Я заглянул в ванную и снова зашел в комнату. Под ногой хрустнула пластиковая коробочка. Я нагнулся и поднял с пола пудреницу, раскрыл ее и посмотрел в маленькое зеркало. На меня вылупился круглый, с расширенным зрачком глаз. Интересно, подумал я, а на месте ли мой чемодан с долларами?
Самое смешное занятие – искать деньги в квартире, где недавно произвели взлом и обыск. Тем не менее под платяным шкафом я нашел перевернутую кверху дном шкатулку из полированного камня. Приподнял ее, и на пол выпал тугой клубок спутанных золотых цепочек. Это показалось мне странным. Вор, если он был нормальным человеком, не стал бы скидывать с туалетного столика шкатулку с драгоценностями, а аккуратно затолкал бы ее себе в карман.
Потом я нашел песцовую шубу, авторскую копию «Девятого вала», купленную Анной у крымского частного коллекционера, томик стихов Пушкина, изданный при жизни поэта, – все то, ради чего по воровским меркам стоило подделывать ключ и вламываться в чужую квартиру.
Но не было главного: тайник, оборудованный за каминной трубой, оказался пуст. В нем мы хранили с Анной без малого миллион долларов – четыреста тысяч, принадлежащих мне, и пятьсот пятьдесят тысяч, принадлежащих Анне.
Я внимательно осмотрел нишу, маленькую дверку, открывающуюся на манер шторки, и, не найдя никаких следов взлома, поставил вытяжную трубу на прежнее место.
Потом сел на поверженный стеллаж и задумался. Нет, здесь орудовали не воры, для которых важно тихо и быстро взять самое ценное и незаметно уйти. Здесь безумствовали вандалы, которые даже не пытались что-либо искать. Они просто опрокидывали шкафы и стеллажи на пол, не разбирая вещей и не перетряхивая книги. Они сбрасывали на пол любые предметы, которые попадались им под руку – были ли это косметические наборы или же шкатулка с золотом. И что очевидно – они не добрались до тайника. Он был аккуратно вскрыт ключом, затем снова заперт и замаскирован вытяжной трубой. Ключи от тайника были только у меня и Анны.
«Ерунда какая-то!» – отмахнулся я от навязчивой мысли, которую стыдно было даже принимать во внимание, и все же она кружилась где-то по орбите сознания, заставляя считаться с собой. Анна могла устроить разгром в своей квартире, если бы только сошла с ума, подумал я. А зачем это делать умственно здоровой женщине? Чтобы сымитировать ограбление…
Была бы возможность, я врезал бы себе кулаком по носу. Сколько в одном человеке «я», если один мозг допускает в свою обитель самые противоречивые и разнополярные мысли? Почему я, будучи стопроцентно уверенным в Анне, в ее безгрешности и бесконечной преданности мне, в то же время как бы невольно выдвинул версию об имитации ограбления? Значит, я строю версии, исходя из своих собственных способностей? Значит, и я способен предать Анну и украсть ее деньги? Бред!
Понемногу успокаиваясь, я еще раз осмотрел комнату, но уже не широко раскрытыми глазами шокированного человека, а цепким взглядом криминалиста и сразу сделал несколько выводов. Во-первых, у меня уже не было сомнений в том, что обыска здесь не производили. Вещи, которые хранились в шкафах и стеллаже, лежали в естественных после падения мебели местах. Во-вторых, я не нашел следов борьбы и насилия: ни крови, ни рваной одежды, ни орудий убийства. И в-третьих: из комнаты исчезли, помимо долларов, только те вещи, которые представляли ценность лишь для Анны, – ее оба паспорта, сумочка с дорожным набором косметики, два чемодана из светло-коричневой кожи и, кажется, что-то из нательного белья.
