Валерий Горшков - Тюрьма особого назначения
Однажды после нашего длинного ночного разговора она принесла мне маленькую книжицу в коричневом переплете с тонкими, как папиросная бумага, страницами и мелким шрифтом.
— Ты обязательно должен это прочитать. И не просто так, как газету, а постараться понять все, что здесь написано. Чтение не из легких... Но ты увидишь, Влад, тебе обязательно станет легче!
Я взял в руки книгу и прочитал: «Новый Завет и Псалтырь», а потом недоуменно перевел глаза на затаившую дыхание девушку.
— Вика, я даже...
— Не надо, не говори ничего до тех пор, пока не прочитаешь! — Она наклонилась к кровати и нежно поцеловала меня в колючую щеку. — Капитан ты мой несчастный...
Когда она ушла, оставив меня одного, я взял с тумбочки почти невесомую книгу и наугад раскрыл в первом попавшемся месте.
«...А всякий, кто слушает сии слова Мои и не исполняет их, уподобится человеку безрассудному, который построил дом свой на песке... И пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры, и налегли на дом тот; и он упал, и было падение его великим...» Я опустил книгу и задумался. Всего несколько строк, а как точно они охарактеризовали всю мою предыдущую жизнь! Я замок свой построил на песке...
Да, именно так это и было. И все же я отказался принадлежать к жестокому миру войны, осознав бессмысленность и несправедливость творящегося...
Я читал всю ночь, заснув лишь под утро. Когда же, спустя несколько часов, я проснулся от мягкого прикосновения к моей щеке теплой и чуть влажной маленькой женской ладони, когда мой взгляд встретился со взглядом близкого и дорогого мне человека — тогда я уже знал точно, чего именно мне так сильно не хватало все эти долгие беспощадные годы службы в спецназе.
— Вика? — чуть слышно спросил я, словно боясь нарушить чистоту наступившего момента.
— Да?.. Тебе снова снились кошмары, Владик? Милый мой, несчастный солдатик...
— Вика, ты не знаешь, где находится ближайший к госпиталю храм?
— Храм? — с чуть заметной улыбкой переспросила она. — А ты взгляни в окно.
Я сел на кровати и медленно повернулся к на две трети затянутому морозными узорами окну палаты. И увидел, как в робких лучах зимнего солнца сусальным золотом сверкнули купола храма. Я столько раз за последние две недели смотрел в эти стекла и — не видел его! Удивительно, каким я был слепцом!
— Спасибо тебе!.. — Я нащупал ладонь стоящей рядом Вики и прижал ее к губам.
— За что? — удивленно спросила она.
— За все. За то, что ты есть!
Глава 3
С того самого декабрьского утра моя жизнь в корне изменилась. Моя душа словно родилась заново. После перерыва в десять с лишним лет я снова стал замечать красоту природы и получать удовольствие от общения с людьми. Я любил Вику и уже не мог себе представить, что когда-то существовал без ручейков ее шелковистых пепельных волос, без ее милого, ласкового смеха... Это счастье подкреплялось вошедшей в мою жизнь верой. Настоятель храма Святой Троицы стал для нас с Викой не просто духовным наставником, с которым мы часто встречались и разговаривали, а, если так можно сказать, вторым отцом. Спустя несколько месяцев после моей выписки из военного госпиталя мы с Викой обвенчались, и отец Сергий, одарив нас крестным знамением, объявил нас мужем и женой. А еще через месяц Вика сообщила, что у нас будет сын... Она так и сказала — «сын», а не «ребенок». Она была уверена, что родится именно мальчик, и постоянно говорила:
«Я хочу, чтобы у меня был еще один Владик. Такой же большой, сильный и добрый, как его папа!.. Тогда мне ничего в этой жизни уже не будет страшно...» Это было в конце весны. А в июле случилось событие, для определения которого я до сих пор не могу подобрать подходящего слова. Впрочем, нет. Одно, кажется, есть — «апокалипсис».
В тот вечер я находился дома, в нашей маленькой однокомнатной квартирке на улице Чапаева, в которой когда-то, до моего поступления в военное училище, мы жили вдвоем с матерью. Она умерла от рака, когда я заканчивал училище... Я ждал, когда Вика вернется домой после вечерних лекций в медицинском институте.
Некоторое время назад она поступила на подготовительные курсы, твердо желая получить профессию детского врача. Даже предстоящее материнство и связанные с этим хлопоты не останавливали ее.
Обычно она возвращалась с занятий где-то около десяти, однако в тот вечер стрелки часов показывали уже первый час ночи, а Вики все еще не было.
Терзаемый недобрыми предчувствиями, я снял телефонную трубку и набрал номер общежития медперсонала. Уехав в Ленинград от спившихся родителей-алкашей, доживающих свой век в далекой уральской деревушке. Вика поступила в медицинское училище при военном госпитале и жила в общежитии несколько лет до нашего с ней знакомства. Там остались люди, с которыми ее слишком много связывало, чтобы, переехав, забыть про их существование. Время от времени она заходила в общежитие навестить подруг, но обычно при этом звонила и предупреждала меня, где находится. Сегодня телефон молчал.
— Общежитие, — сухо ответили мне на том конце линии.
— Добрый вечер, — скороговоркой выпалил я. — Татьяна Петровна, это Владислав Аверин звонит. Вика к вам сегодня не заходила?
— Здравствуй, Владик, — в голосе пожилой комендантши сразу же появились теплые нотки. — Нет, не видела. А что, ее до сих пор нет дома? — обеспокоенно встрепенулась Татьяна Петровна.
— В том-то и дело... А вы не могли бы спросить у девочек, может, они что знают? — спросил я первое, что пришло мне на ум, хотя сам прекрасно понимал, что некуда идти Вике в столь поздний час, кроме как домой или в гости к подругам, поскольку больше во всем городе у нее не было других знакомых.
— Ой, Господи! — не на шутку разволновалась старушка. — Ты подожди, хорошо, я сейчас поинтересуюсь. Боже мой! — Я услышал, как громко стукнула брошенная на стол трубка и как где-то вдали раздался громкий голос комендантши.
Одновременно с ним словно паровой молот застучало мое встревоженное сердце. Я уже чувствовал его удары в голове, в ногах, в пальцах, крепко сжимающих хрупкую пластмассу телефонной трубки. Только бы ничего не случилось... Вот сейчас щелкнет замок на входной двери и она войдет... Нет, вот сейчас... Через минуту...
— Алло, Владик, ты слышишь меня? — донесся до меня голос комендантши. — Лида, ну, та, что вместе с Викой на курсы в институт ходит, сказала, что после занятий Вика попрощалась с ней и сказала, что едет домой. Но только Лидка вот уже почитай два часа как вернулась. Такие дела, миленький. Даже не знаю, что и делать... А может, ей где плохо стало по дороге, а? — подбросила версию Татьяна Петровна. — Дитя носить-это такое дело, всякое может случиться! То здесь заболит, то там кольнет, а то вообще — перед глазами все плавает. У всех по-разному бывает... Я вон, когда своих сыновей носила... — начала было рассказывать старушка комендантша, но вовремя сообразила, что в данной ситуации история ее многочисленных беременностей вряд ли кого заинтересует. — Хочешь, я сейчас во все больницы прозвоню, спрошу, что и как?
— Спасибо, я сам, — ответил я, уже опуская трубку на рычаг. — Если что, я обязательно позвоню.
В течение следующего часа я обзванивал медицинские учреждения Ленинграда, адреса которых нашел в справочнике. Неожиданно страницы как бы случайно перевернулись, и я заметил промелькнувшее название: «морги». По телу будто бы прошла ледяная волна. Нет, я ни за что не стану звонить по этим номерам. Такое просто невероятно... Но время шло, список больниц, госпиталей и роддомов завершился, а про Вику нигде ничего не знали.
Едва я опустил трубку на рычаг, как телефон вдруг взорвался показавшейся неимоверно громкой в тишине ночи пронзительной трелью.
— Вика?! — прокричал я, прижав трубку к уху. — Вика, ты где?!
На другом конце линии кто-то тихо откашлялся. Потом вздохнул и холодным, неприятно-официальным тоном поинтересовался:
— Прошу прощения, я могу говорить с Владиславом Александровичем Авериным?
— Да-да! Слушаю вас.
— Владислав Александрович! Моя фамилия Шевлягин, я инспектор уголовного розыска вашего района — Говорящий со мной мужчина с трудом подбирал необходимые слова. — Даже не знаю, как вам и сказать... В общем... ваша жена, Виктория Аверина, час назад обнаружена мертвой в Покровском парке... Вы меня слышите, Владислав Александрович?.. Ее убили. Предположительно — тот самый маньяк, который за последние полгода убил уже пятерых женщин в Ленинграде и еще одну — в Гатчине... Владислав Александрович, я понимаю ваше горе, но мы делаем все от нас зависящее, чтобы этот ублюдок был пойман. У нас уже есть его приметы...
Если вам не трудно, если сможете, то приезжайте сейчас... — и Шевля-гин назвал адрес, по которому мне следовало явиться для опознания Вики и дачи показаний.
С этой минуты в моей жизни и наступил апокалипсис.
В течение следующих нескольких недель город был взбудоражен «делом потрошителя». Фотографии истерзанных и изнасилованных маньяком женщин публиковались во всех появившихся в последние годы, словно грибы после дождя, многочисленных бульварных газетах. В целом каждое из семи убийств, произведенных сексуальным маньяком, имело достаточно характерные признаки, чтобы без сомнений приписать их авторство одному и тому же человеку. Хотя назвать человеком чудовище, насаживающее беспомощных женщин в буквальном смысле слова на кол, в роли которого, как правило, использовался зонтик, ни у кого просто язык не поворачивался.
