Агент «Никто»: из истории «Смерш» - Толстых Евгений Александрович
После реформирования структура МГБ выглядела так:
1-е Управление занималось разведывательной и контрразведывательной работой за рубежом;
2-е Управление вело разведку и контрразведку внутри страны, среди гражданского населения и иностранцев;
3-е Управление ведало контрразведкой в частях Вооруженных Сил СССР;
4-е Управление решало задачи розыска;
5-е Управление осуществляло наружное наблюдение, предварительную разработку объектов;
6-е Управление - шифровально-дешифровальное, сюда же входили управления охраны правительства.
В составе МГБ была следственная часть и несколько самостоятельных отделов: отдел «А» (оперативный учет, статистика, архивы); отдел «В» (цензура и перлюстрация корреспонденции); отделы оперативной техники, финансовый и тюремный.
В сентябре 1950 года на базе службы «ДР» ( диверсии и террор) было создано Бюро№1 (начальник П.Судоплатов) и Бюро №2 (начальник В.Дроздов), действовавшие на правах Управлений и подчинявшиеся непосредственно министру.
Бюро №1 было ориентировано на организацию специальной агентурно-разведывательной работы за рубежом и внутри страны против врагов советского государства.
На Бюро №2 возлагались специальные задачи внутри СССР.
Конечно, агентурные разработки, которые вела контрразведка «Смерш», оказались в багаже новых структур.
- Ну, жара! - Мозгов снял фуражку и отер лоб носовым платком, - хотел в воскресенье с семьей на речку, а теперь боюсь, сгорят мои бесенята, они и так уже черные, как африканцы. Мать купила к школе новые белые рубашки, вчера примерила и в смех - головки торчат, как шоколад из мороженого, а волосы выгорели, цвета соломы… А твои-то как?
- Такие же! - махнул рукой Никишин, - да вдобавок еще и в пылище каждый день лазают по стройкам да по развалинам.
Они поднялись по лестнице и зашагали по длинному коридору военной прокуратуры Белорусского военного округа. Мозгов остановился перед дверью с табличкой «Прокурор» и обернулся к Никишину.
- Ты посмотрел дело «Кравченко-Доронина»?
- Да, читал, как роман, - усмехнулся Никишин.
- И что?
- Есть кое-какие соображения, могу доложить.
- Заходи минут через десять, поговорим.
- Есть!
Мозгов толкнул дверь, вошел в тесный предбанник, шутливо именуемый сотрудниками «приемным покоем»; поздоровался с помощником, молоденьким лейтенантом, выпускником юридического факультета, только-только надевшим погоны; ключом отпер дверь кабинета, на которой значилось «Полковник юстиции Мозгов» и шагнул через порог.
Солнце не сумело пробраться сквозь плотные шторы, аккуратно задернутые накануне, поэтому в кабинете царило некое подобие прохлады. Но стоило открыть форточку, как с улицы ворвался летний жар, перемешанный с шумом проснувшегося города.
Полковник, исполняющий обязанности военного прокурора округа, оторвал листок висящего на стене календаря - «27 августа 1956 года»…
- Уже двадцать седьмое! - пробормотал он, устраиваясь поудобнее за рабочим столом, - а ведь вроде только вчера уезжал в отпуск.
Мозгов сомкнул веки, откинул голову и мысленно окунулся в волны Черного моря, растянулся на горячем песке уходящего за горизонт пляжа под Анапой, куда он этим летом возил своих сыновей.
- Разрешите, товарищ полковник? - прервал воспоминания стук в дверь.
- Входи, Никишин! - обреченно произнес прокурор, - я тут в море плескался, а ты, как спасатель на пляже: «Граждане отдыхающие, за буйки не заплывать!»
Майор Никишин, начальник отдела окружной прокуратуры, удивленно посмотрел на начальника.
- Да отпуск я вспоминал, Никишин, - признался полковник, - отпуск! Ты-то, кажется, в этом году еще не отгулял?
- Хотел до сентября успеть, пока ребята в школу не пошли, да, видно, не судьба…
- Давай, заканчивай с этим «Дорониным-Кравченко» и хоть на пару неделек съезди куда-нибудь.
- Может, в Ростов махну, к отцу, порыбачу на Дону.
- Во-во, и леща привезешь, большого, на всю прокуратуру. Ладно, что там ты «насоображал» по этому шпиону?
Никишин открыл картонную папку, достал оттуда несколько исписанных страниц и нацепил на нос очки. Он надевал их редко, стараясь не подавать вида, что глаза его порой подводят. Но при Мозгове не стеснялся своей подслеповатости, появившейся после контузии зимой 42-го под Сталинградом. Мозгов знал, чего стоит Никишину «держать фасон», работая без очков, поэтому поругивался, когда майор пытался изобразить «орлиный взор».
- Странностей в этом деле много, но я остановлюсь на тех, которые бросаются в глаза сразу, - начал Никишин. - После месяца с лишним скитаний по лесам Доронин попадает в Краснинский райотдел НКВД Смоленской области. Как - непонятно: то ли он сам приходит с повинной, то ли его случайно задерживают. Скорее всего, случайно, потому что в первом протоколе задержания и личного обыска лейтенант госбезопасности Майоров пишет: «подозреваемый в дезертирстве из Красной Армии». При обыске у Доронина находят медаль «За отвагу», орден «Красной звезды» и 3000 рублей! Откуда такие деньги у «дезертира»? Да и случаи дезертирства среди офицерского состава в то время были редки. Тут вам не 41-й год! Но странно не только это! В том же протоколе лейтенант Майоров фиксирует: «задержал Доронина-Кравченко Бориса Михайловича…» Откуда взялась фамилия «Кравченко», когда все документы на «Доронина»? Значит, тот в чем-то признался? В чем? Что он немецкий агент? Тогда почему это не попало в протокол?
- У разведки свой интерес, Никишин, а то ты не знаешь, - с укором произнес Мозгов.
- Не спорю, товарищ полковник, не спорю! Через десять дней Доронин-Кравченко во всем сознается: что он немецкий шпион, что долгое время работал на абвер, что выявлял места дислокации партизанских отрядов, а СС потом эти отряды уничтожали; что занимался вербовкой агентуры в лагерях военнопленных, что имеет несколько боевых наград рейха. Я как прокурор прочитал один этот протокол допроса и понял: агент «идет на вышку»! И самый гуманный трибунал - а я таких не помню, все справедливые, - приговорит его к ВМН за 10 минут! Только оформи дело! Но еще через десять дней после этого признания появляется «Постановление о приостановлении следствия». Вот оно, я выписку сделал: «В связи с тем, что обвиняемый используется в оперативных надобностях по розыску агентуры противника и следствие по его делу не ведется… предварительное следствие по обвинению Кравченко Бориса Михайловича приостановить. Содержать обвиняемого на облегченном режиме. Копию настоящего постановления направить военному прокурору Орловского военного округа». Подписали офицеры 5-го отделения отдела контрразведки «Смерш» Орловского военного округа. На этом следы Кравченко теряются!
- Значит, служит Родине, паразит, искупает свою вину под присмотром контрразведки! Расстрелять-то никогда не поздно.
- Это так. Но война заканчивается в мае 45-го, а Кравченко всплывает в документах только в феврале 46-го. Где он был на «облегченном режиме содержания»?
- Строг ты, Никишин, строг, - покачал головой Мозгов.
- Соблюдение законности предполагает строгость, товарищ полковник. Идем дальше?
- Валяй!
- Хочу напомнить, что следственные мероприятия по делу Кравченко-Доронина не проводились с лета 44-го. В октябре того же года дело № 815 из отдела контрразведки Орловского округа было передано в Белоруссию, туда, где орудовал Кравченко, где работала «Абверкоманда 103», куда он входил. Кстати, в деле отсутствовал ордер на арест Кравченко! Может, потеряли в суматохе наступлений, а может, его и не было вовсе. А если нет ордера, то нет и заключения под стражу. На свободе шпион! Но самое интересное начинается в феврале 46-го…
- Погоди, Никишин, ты меня заинтриговал, - полковник встал из-за стола и быстрыми шагами подошел к двери. - Белкин, возьми деньги и сходи-ка, любезный, в буфет, принеси нам с майором чайку, да захвати мне пачку «Беломора», - попросил он помощника.
