Андрей Воронин - Инкассатор: Золотая лихорадка
Юрия передернуло, когда он вмиг представил, что мог чувствовать молодой солдат, оскверненный чужой животной похотью. И рванулся вперед.
Насильник отлетел в угол – Юрий с разворота саданул его в лицо пяткой. Двое других отпустили свою жертву и, перескочив кровать, набросились на бывшего десантника. Тот, чувствуя боль в незажившей груди, удачно извернулся и без всякого милосердия сшиб их головами, издавшими звук столкнувшихся булыжников. Один обмяк, зато второй схватил с тумбочки графин с водой и пошел на Филатова, успевшего отступить к двери. Тут же, натянув штаны, пошел на него и сам насильник.
– Ты, с-сука, щас подохнешь! – выдохнул он.
– Ну, иди сюда, педик, цып-цып-цып, петушок! – ответил Юрий, зная, что после таких слов нападавший: обязательно озвереет окончательно и, следовательно, наделает ошибок. Так и произошло. Любитель мужских задниц с ревом выхватил у своего напарника графин и метнул его, целясь Юрию в голову. Кажется, о последствиях своих поступков он уже не задумывался.
И последствия не замедлили наступить. Графин разбился вдребезги, вылетев в открытую присевшим Филатовым дверь. Спустя миг Юрий выпрямился, шагнул вперед и от всей души врезал мерзавцу между ног, от чего тот жалобно завопил и свалился на пол, держась за промежность. Оторопевший помощник застыл, глядя на появившегося в дверном проеме санитара. Изнасилованный «салага» всхлипывал, скорчившись в углу палаты. Филатов почувствовал на груди теплую струйку крови...
Через некоторое время прибыл патруль, вызванный санитаром. Троих едва пришедших в себя дембелей забрали с разрешения дежурного врача в комендатуру, а Филатов, провожаемый потрясенным взглядом «обиженного» пацана, был препровожден в процедурный кабинет, где доктор осмотрел рану и заявил, что ничего страшного не произошло. Медик перевязал Юрия и отправил в палату.
– Эта троица давно госпиталь будоражила, – заметил он. – Правда, доказать ничего не удавалось, молчали все. Теперь им не отвертеться... Пидоры вонючие... – добавил пожилой врач.
Наутро началось разбирательство. Юрий и паренек из палаты дали показания хмурому майору – дознавателю из гарнизонной комендатуры, который удалился, предупредив, что после обеда приедут из военной прокуратуры. Филатову такой шум вокруг его персоны не понравился, и он попросил лечащего врача, того самого майора медслужбы, ускорить процесс выписки.
– У тебя же рана открылась! – удивился тот. – Полежи с недельку, а то как ты к себе в Псков доберешься?
– Так приедут за мной, Николай Андреевич, отец приедет на машине, обещал уже. А там у меня в больнице тетя заведует пульмонологией, – не моргнув, врал Филатов. – Так что давайте меня выпишем».
– Ну, смотри, на нарушение иду. Пусть тогда твой Жестовский отвечает, он ведь тоже меня просил... Готовься на вечер, – заключил майор.
Ближе к вечеру, когда Филатов уже успел переодеться в принесенную Жестовским солдатскую форму, прискакал похожий на кузнечика лысоватый следователь военной прокуратуры.
– Что это вы, товарищ ефрейтор, самосуд устраиваете? – был его первый вопрос.
Филатов опешил:
– А что, надо было ждать окончания полового акта?
– Ну что вы так сразу... Может, они полюбовно договорились, – ухмыльнулся следователь.
– Знаете, товарищ капитан юстиции, – после паузы, во время которой он переваривал услышанное, заявил Филатов, – давайте-ка я вам письменные показания дам. А то разговаривать с вами противно.
– Что вы себе позволяете, ефрейтор? – взвился тот.
– Товарищ ефрейтор, если руководствоваться Уставом. Хотя я вам не товарищ.
– Да я вас привлеку сейчас как соучастника!
– Соучастника чего? Сокрытия неуставных взаимоотношений, подпадающих под статью Уголовного кодекса? Не те времена, товарищ капитан.
Следователь резко поднялся:
– Вам это так не пройдет. Я завожу дело о самоуправстве. Отвечайте на мои вопросы! Какой у вас диагноз?
– Сквозное пулевое ранение.
Крючкотвор на мгновение, растерялся:
– То есть как?
Филатову этот разговор надоедал все больше и больше. В конце концов, действительно, не ефрейтор же он срочной службы, чей дембель зависит от всякого дерьма типа этого капитанишки!
– А вы что думали, я перловой кашей подавился? – без малейшего оттенка любезности ответил вопросом на вопрос Юрий.
– Я требую отвечать на вопросы. При каких обстоятельствах вы получили ранение?
Тут Филатов и вовсе рассвирепел:
– Послушайте, вы расследуете дело об изнасиловании или о моем ранении? Какое оно имеет отношение...
– Если вы не начнете отвечать на вопросы, я прикажу вас арестовать!
– Хорошо. Я был ранен при нападении бандитов на караул.
– Какое нападение? Почему я не слышал?
– Наверное, вас не сочли нужным проинформировать...
Капитан прищурился:
– Что-то ты, ефрейтор, больно на язык бойкий. Никогда не прикусывал?
Филатов тяжело вздохнул. Потом посмотрел равнодушно на следователя и промолвил:
– Пошел ты, капитан!
Тот, брызгая слюной, заорал что-то, потом стремглав выскочил из кабинета, в котором проводил допрос. В открывшихся дверях показался Жестовский и призывно замахал рукой. Через несколько минут они были уже во дворе госпиталя.
– Юрка, куда это ты Кузнечика отправил?
– Почему «Кузнечика»?
– Да его в окрестных частях все так называют. Пренеприятнейшая личность.
– Это я заметил, Леня. Смываться мне надо, а то нашумел я тут изрядно.
– Наслышан, как ты тут педиков гонял. Пацан, кстати, тоже из нашей части, а эти – из десантуры.
– Блин, как он теперь служить будет?
– Да комиссуют, наверное. Или в другую часть переведут. Жизни ему, и правда, не дадут. А насчет тебя все в ажуре. И насчет того Луканского тоже. Бумаги я ему завтра передам, это уж не твоя забота. Грудь-то как? Слышал, кровь пошла?
– Ерунда, Леня, пара капель вытекла.
– Так что, прямо сейчас поедем?
– Ну, если кипиш не поднимется, поехали.
– Не поднимется. Я тебя официально у завотделением выпросил.
– Отлично. Тогда я и наверх подниматься не буду, все равно хлопцев в палате вчера выписали, прощаться не с кем.
– Тогда – с Богом!
Друзья уселись в «уазик», которым распоряжался Жестовский, и отправились на знакомую уже Филатову дачу.
– Мы там перекусим, и тогда я тебя в деревню отвезу, на поправку. Денька два на печи полежишь...
На даче Леонид выдал Филатову его старые джинсы («жинка постирала!»), свитер и теплую куртку. Юрий, когда рассказал другу, откуда эти штаны взял, в ответ услышал:
– Ну, елки-палки! Так вот кто Гриба ограбил! Это ж наш прапорщик в госпитале с аппендицитом лежал, так он все возмущался...
Посмеялись.
– Слушай, а тачка моя так там и стоит?
– Куда ей деться? Все, что ты просил, я забрал, вот финансы и документы твои. Машину не бери, за ней слежка может быть... Кстати, ко мне неофициально эфэсбэшник подкалывался, генерал. Не говорил я тебе... Он меня открытым текстом про тебя спрашивал, фамилию называл, дал понять, что все знает, ну, и пригрозил, конечно... Так я ответил, что ты во время перестрелки исчез в неизвестном направлении. Он, может, и не поверил, но за собой я слежки не наблюдал.
– Да, Леня, и ловко же ты меня за этого Луканского выдал!
– Все равно остерегайся, руки у них длинные.
– Как будто я не знаю!.. Ладно, будем считать, что Кайзер не захотел поднимать шума. Я-то в «маляве» черканул, что все написал, и у друзей бумагу оставил. Это ж Кайзер под горячую руку на меня «буденновцев» натравил, по зрелому размышлению он иначе бы действовал...
В деревню, где проживала знакомая Жестовского, они добрались уже затемно, на рейсовом автобусе, никакой слежки за собой не заметив. Людмила Петровна, учительница местной школы, подруга Лениной матери, встретила обоих гостеприимно.
На завтра календарь обещал воскресенье, и друзья так всю ночь и занимались бы дегустацией первостатейного деревенского самогона, настоянного на травах, – подношение родителей кого-то из учеников, – если бы строгая учительница, осведомленная о том, что Юра только что из госпиталя, не отправила их обоих спать.
Филатов попросился на печь – в этом доме сохранилась огромная русская печь с лежанкой, а хозяйка как раз протопила ее по случаю холодной погоды. И спал на ней Филатов так спокойно, как никогда.
Глава 19
– Н-н-а тебе, козел поганый! – увесистый тычок бросил Кравченко на диван. Диван всхлипнул. Кравченко хрюкнул. Филатов присел на стул.
Ему было не до шуток. Уже битый час он «уговаривал» своего бывшего приятеля поделиться информацией об интересующих его шибко прытких личностях – любителях, как думал Филатов, подсовывать пистолеты в чужие карманы. Он до сих пор не знал, что сам нашарил пистолет на земле у рельсов и неосознанно положил в карман. Жена и потомство Кравченко, на беду последнего, находились в это время на даче, о чем Юрий осведомился лично у него по телефону, прикинувшись неким коллегой Ирины Васильевны. Кравченко осознал свою ошибку только после того, как неосторожно объявил в трубку: «Они с дочками на даче. А что передать?» – «Передайте, что в понедельник будет проверка из налоговой!» – страшным голосом сообщил Юрий; через две минуты он уже звонил в квартиру.
