Джекпот для лоха - Корецкий Данил Аркадьевич
Ираклия не было ни в зале игральных автоматов, ни в баре. Он нашел механика Кузю. На его прыщавом лице застыла обычная кислая мина — не похоже, что он недавно получил полторы тысячи долларов.
— Где Ираклий? — поздоровавшись, спросил Говоров.
— Какой Ираклий? — вяло ответил тот и посмотрел в сторону взглядом снулой рыбы.
Вот оно! Под Андреем будто пол покачнулся.
— Как какой? Ираклий! Вот на этом аппарате играет, — Говоров показал на угловой автомат, на котором не было обычной, в отсутствие Ираклия, таблички «Ремонт».
— Все на нем играют! Хочешь, и ты поиграй! — пожал плечами Кузя и отошел.
Андрей догнал его, поймал за рукав куртки.
— Ираклий Гоберидзе!
— Что я у них, фамилии спрашиваю? — Кузя дернулся, но освободиться не смог: Говоров намертво сжал железные пальцы.
— Может, ты и меня не знаешь?
— И тебя не знаю! А ну, быстро убрал руку! А то позову ребят — костей не соберешь!
Механик впервые посмотрел на Говорова в упор. Сейчас его взгляд не напоминал снулую рыбу. В нем была насмешка, уверенное превосходство и злость.
Говоров отпустил куртку. Кузя неспешно вышел из зала. «Вот оно, значит, как…» Андрей быстро, почти бегом бросился в бар.
— Ираклия не видел? — спросил он бармена.
— Какого Ираклия? — Вытянутое лицо вытянулось еще больше, будто от удивления.
— Гоберидзе! Ираклий Гоберидзе! Он у тебя постоянно ошивается! И я с ним приходил…
— Я же в паспорт посетителям не смотрю, — сказал бармен. — И на лица тоже. Я на бутылки смотрю, на деньги, на сдачу.
— Как же так, тут и девчонки нас видели! — убеждал Говоров, понимая, что это полная глупость.
— Вот и спроси у девчонок, — доброжелательно посоветовал бармен. И почти дружески добавил: — Они вечером будут.
Он так натурально держался, что любой, не знающий, как было на самом деле, ему бы поверил. Только взгляд выдавал: он смотрел на Андрея свысока и с презрением, как на лоха.
«Я и есть лох! — подумал Говоров. — Первостатейный лох! Это же надо так залететь! Как теперь отдавать три тысячи?!»
Выбежав на улицу, он сел в такси и поехал к Ираклию домой. По дороге расспрашивал таксиста, но тот ничего про Ираклия не знал. Или врал, что не знает. Оказавшись у двери в знакомую квартиру, Говоров долго звонил и стучал, но никто не открывал. Тогда он позвонил соседям.
— Вы не знаете, где хозяин? — спросил он у полной растрепанной женщины, указывая на закрытую дверь.
— Так Иван Сергеевич третий год за границей, — удивленно ответила она. — В Африке.
— А кто здесь живет? — продолжал выпытывать Говоров. Его трясло, как в лихорадке.
— Никто не живет, — спокойно ответила женщина.
Неужели они все заодно? И бармен, и механик, и соседка?
— Как же не живет? Такой лысоватый, в круглых очках. С женой и ребенком, маленькая девочка, Наташенька…
— Ни жены, ни девочки тут нет. А лысого, в очках, видела как-то, — кивнула женщина. — Раз или два. Сказал, что Ивана Сергеевича друг, за квартирой присматривает.
— Спа… Спасибо, — выдавил из себя Говоров и на ватных ногах стал спускаться по лестнице.
Кабинет губернатора Тиходонского края Косачева был огромен — не меньше, чем у него же в бытность вторым секретарем обкома партии. Чтобы в годы социально-экономических и политических пертурбаций сохранить должностной уровень, все привилегии и огромный кабинет, потребовалась самая малость — переприсягнуть в августе девяносто первого ломающему партийную вертикаль власти президенту России. Первый секретарь обкома Яшков оказался менее гибким, а потому получил инфаркт и быстро скончался, не попользовавшись демократическими достижениями нового времени. А Косачев быстро оценил преимущества демократии: у него появился особняк в Сочи, три дополнительные квартиры, новенький «Мерседес», дача… Вал материальных ценностей сыпался, как в былые времена выговоры, им не было конца, а открывающиеся перспективы кружили голову и немного пугали. И вдруг свершились события, которые поставили все это под угрозу, как будто пьяный тракторист выехал на трассу, по которой со скоростью сто пятьдесят километров в час летел он на своем замечательном «Мерседесе» цвета мокрый асфальт. И вот шикарный лимузин превратился в груду обломков, а сам он, немощный и искалеченный, лежит в кювете. Ну, что делать с этим трактористом?
— Так это все из-за «Сельхозмаша»? — страшным голосом спросил губернатор. Лицо у него было багровым, губы дрожали, создавалось впечатление, что вот-вот и его разобьет инфаркт, как бедолагу Яшкова.
— Точно так! — почтительно подтвердил и.о. начальника УВД Зебров. Он казался очень старательным. Как, впрочем, все полковники, которые хотят стать генералами.
— Да, на это очень похоже, — подтвердил и руководитель московской следственной бригады Сероштан. А уж он не зависел от губернатора и говорил то, что есть на самом деле.
— Значит, это засранцы из «Консорциума» сводят счеты с засранцами из «Сельхозмаша»? — полувопросительно, полуутвердительно прохрипел он.
Присутствующие даже удивились, как близко к сердцу принимает губернатор служебные дела. Потому что никто не знал, что утром грянул звонок из поднебесья, и Косачеву объяснили, что столь громкие криминальные разборки поставили вопрос об укреплении руководства краем и он может в любой момент превратиться из номенклатурного чиновника высшей категории «А» в простого российского гражданина, судьба которого, конечно, не столь незавидна, как у любого другого россиянина, но не идет ни в какое сравнение с судьбой всесильного губернатора, стоящего над прокурором и над законом и не задумывающегося о каких-либо прегрешениях, которые вдруг могут оказаться должностными преступлениями.
— Да, это их разборки! — кивнул Зебров. И предусмотрительно добавил: — Хотя прямых доказательств у нас и нет.
Косачев ударил кулаком по столу.
— На хрен мне доказательства! Расследуйте эту историю до конца, а этих… Этих… — Ненависть так душила губернатора, что он не мог произнести ненавистные фамилии. Только с третьего раза ему это удалось. — …Храмцова и Малышева взять под увеличительное стекло! Если хоть что-то на них найдете — в тюрьму! И плевать на всех их защитников! Если дадут повод — все! — Косачев перевел дух. — Я сам им все скажу. Ко мне обоих, немедленно! А вы идите работать!
Ближе к вечеру, примерно в одно и то же время, в штабах конкурирующих сторон состоялось экстренное совещание. Повестка дня была одна и та же, обсуждалось одно и то же, причем практически одинаковыми словами.
— Шутки в сторону! — Малышев пил воду стакан за стаканом, руки у него дрожали. — Он так орал, так ногами топал! Никогда не видел подобного…
— На этот раз нам Москва не поможет, — вытаращив глаза, рассказывал Храмцов. — Этот новый мент денег не взял, просто послал на три буквы, а губернатор вообще нападал, как на врага! Он меня разорвать был готов! Как будто мы лично ему на хвост наступили!
— Еще один выстрел… — сказал Малышев.
— Еще один поджог… — сказал Храмцов.
— Еще один взрыв… — сказал Малышев.
— Еще один обстрел… — сказал Храмцов.
— И нам конец! — сказали Малышев и Храмцов.
— Дана команда — найти любой способ, любой повод… Отберут все и посадят на пятнадцать лет!
— Создана комиссия по акционированию…
— Мы должны зарегистрировать свои акции…
— Мы должны зарегистрировать свои акции…
— И честно бороться за завод…
— По всем правилам скупать, на добровольной основе…
— Все наши действия должны быть прозрачными. Комиссия будет следить…
— Так что давайте окучивать главных акционеров…
— Лучше начать с этого дворника — Говорова… — сказал Храмцов.
— Мы осмотрели его квартиру, дома акций нет! — сообщил Палыч.
— Опять налет?! — вскинулся Храмцов. — Я же только что предупредил!
— Так мы же не знали… И сделали все аккуратно, он и не заметит!
— Больше чтоб такого не было! — насупился Храмцов.
