Фридрих Незнанский - Дорогие девушки
— Тогда помиримся, — резюмировал Вахтанг. — Пойдем в комнату, дорогой, угощу тебя настоящим грузинским вином!
— Эй! — крикнула из-за двери женщина. — Куда это «пойдем»? Ишь, умный какой нашелся, пойдет он! А ну-ка, быстро выпусти меня отсюда!
Вахтанг презрительно фыркнул и произнес несколько слов по-грузински.
— А за это ты мне еще ответишь! — крикнула из-за двери жена. — И ты, и твой дружок-алкаш!
Вахтанг повернулся к Турецкому:
— Не обращай внимания, дорогой. И не слушай эту глупую женщину. В этом доме всегда рады гостям.
Александр Борисович потер вывихнутое запястье и ответил:
— Я это понял. Извини, генацвале, но я сюда не вино пить пришел. Кто из вас художник — ты или жена?
— Я художник, — ответил Вахтанг. — Хочешь, нарисую твой портрет? Бесплатно!
— Хочу, но не сейчас. Скажи, в каком магазине ты покупаешь краски и холсты?
— В «Пикассо». Это в Жулебино. Но я обычно не сам езжу, а заказываю по Интернету. Это удобнее и дешевле. А что?
— Могу я осмотреть квартиру?
Вахтанг подозрительно прищурился:
— Это зачем?
— Нужно для дела. Ты сам сказал, что я твой гость. А разве гостям принято отказывать?
— Нет, не принято, — смирился Вахтанг. — Что ж, смотри. У меня тайн нет.
И он широким жестом пригласил Александра Борисовича в гостиную.
12Оставался еще один адрес. Дом располагался всего в нескольких кварталах от дома, в котором жили неистовый Вахтанг и его сумасшедшая жена.
Плетнев в компании оперативников медленно пробирался по перегруженной транспортом Москве, скача от пробки к пробке, о чем и сообщил Турецкому по телефону. Впрочем, Александр Борисович не расстроился.
— Сам зайду, — сказал он Плетневу. — Мне тут пешком минут пятнадцать.
— Но что, если он — там? — тревожно спросил Плетнев.
— Ничего, справлюсь как-нибудь. Тем более что вы вполне можете добраться раньше меня.
— Что-то голос у тебя кисловат, — заметил Плетнев. — Ты что, уже не веришь в свою версию?
— Скажем так — она вызывает у меня все больше сомнений, — сухо сказал Александр Борисович.
— А мне она кажется идеальной, — возразил Плетнев. — О, мы, кажется, тронулись! Если больше не будет заминок, минут через десять-пятнадцать будет на месте.
Дверь как дверь. Деревянная. Почти новая. Старый «сталинский» дом, третий этаж. Лифта, понятное дело, не было и в помине. Пришлось Турецкому одолеть несколько пролетов пешком, попутно благодаря судьбу за то, что не нужно ползти на самый верх.
Остановившись перед дверью, Александр Борисович машинальным жестом оправил одежду, выждал с полминуты, чтобы успокоить дыхание, и лишь после этого нажал на кнопку звонка.
Пара аккордов из «Подмосковных вечеров» эхом прокатилась по квартире. Александр Борисович прислушался. Ни шагов, ни покашливания, ни бормотания под нос, ничего…
Турецкий позвонил еще раз. И еще. Результата не было.
«Надо было сперва послушать, а потом уже жать на звонок», — с досадой подумал Турецкий и обозвал себя идиотом. Он хотел еще раз позвонить, но передумал. Вместо этого он повернулся и, громко топоча ногами, стал спускаться вниз. Дойдя до первого этажа, он прикинул, куда выходят окна квартиры. Получалось, что не во двор. И на том спасибо.
Александр Борисович заспешил обратно, на третий этаж, стараясь ступать как можно тише. Остановившись перед квартирой, он осторожно приложил ухо к двери и прислушался. В какой-то момент ему показалось, что он слышит женский голос, но секундой спустя Турецкий понял, что это лишь отголосок какой-то фразы, долетевшей со двора (окна подъезда по случаю жары были открыты настежь).
Турецкий вслушивался минуты две. Но так ничего и не услышал. В подъезде чем-то сильно воняло. Вероятно, где-то поблизости делали ремонт (время от времени не то наверху, не то внизу начинала противно жужжать дрель). Продолжая вслушиваться, Турецкий поднял руку и нажал на кнопку звонка, надеясь, что «эффект внезапности» даст свои результаты.
Но в квартире и на этот раз никто не отозвался. Александр Борисович выпрямился и подумал — не попробовать ли взломать дверь? Он уже готов был решиться на это безрассудство, но телефонный звонок отвлек его от отчаянных мыслей.
— Алло, — сказал в трубку Турецкий.
— Александр Борисович? — молодой мужской голос.
— Да.
— Это Василий. Системный администратор из магазина «Пикассо». Тут у меня был сбой в программке, но сейчас я все отладил.
— И что?
— Помните, вы спрашивали про пятнадцатое число?
— Ну да.
— Так вот, был еще один заказ. Из-за сбоя он «выпал». Но теперь я все восстановил. Один мужчина заказывал несколько рам. Он тоже наш постоянный клиент.
У Турецкого вспотела ладонь.
— Как зовут этого мужчину? — спросил он, скрывая волнение.
— Имени нет. Клиент числится у нас под кликухой Художник. Продиктовать вам его адрес и телефон?
— Давай!
Сисадмин продиктовал и поинтересовался:
— Записали?
— Запомнил. Если что, я могу позвонить тебе на этот телефон?
— Запросто. Труба постоянно при мне. Понадоблюсь — сигнальте.
Поговорив с Василием, Александр Борисович быстро набрал номер Плетнева.
— Алло, Антон! Ты где?
— Подъезжаю к дому. Минут через пять-семь буду на месте. Ты уже там?
— Поворачивай оглобли! — приказал Турецкий. — Сисадмин накопал еще одного клиента, который отоваривался у них пятнадцатого числа. Пиши адрес и номер.
Записав, Плетнев скомандовал оперативникам:
— Парни, поворачиваем назад. Наш адрес на Сущевке. — И снова обратился к Турецкому: — А ты как же? Может, забрать тебя?
— Нет времени, Антон. Гони туда! Только будь осторожен, мерзавец наверняка вооружен.
— А если не отзовется?
— Ломай дверь!
— Да, но… последствия?
— Плюнь! — жестко сказал Александр Борисович. — Для нас сейчас главное — спасти женщину. Я всю ответственность возьму на себя.
— Ох, не знаю, Александр Борисыч… Подведешь ты себя под монастырь. И меня заодно.
— Не тушуйся, все будет хорошо, — сказал, бодрясь, Турецкий. Но голос его, несмотря на все усилия, прозвучал не слишком бодро.
— Ладно, — нехотя, ответил Антон. — Сделаю.
* * *Поговорив с Плетневым, Александр Борисович сел на скамейку и достал из кармана сигареты. Спешить больше было некуда. До Сущевки он в лучшем случае доберется минут через сорок. Парни домчат быстрее.
Турецкий вставил сигарету в рот и чиркнул колесиком зажигалки. Некоторое время он наблюдал за тем, как дым расплывается в воздухе, и ни о чем не думал. Ноги после пробежки по этажам немного ныли, но в голове была приятная пустота. Как будто все проблемы остались за плечами.
«От меня больше ничего не зависит», — с мертвым спокойствием подумал Александр Борисович и тихо прошептал одними губами:
— Полный штиль.
Он даже прикрыл глаза, наслаждаясь абсолютным бездействием. Перед глазами возникло лицо Марины Соловьевой. Такое, каким Турецкий в первый раз увидел его «вживую», в тот миг, когда они столкнулись в темном зале вьетнамского ресторанчика. Растерянное, смешливое…
Потом он вспомнил ночь, которую они провели вместе. Ее гибкое, стройное тело, негромкий, хрипловатый голос. Ее глаза, тихо мерцающие в полумраке комнаты.
Турецкий ощутил в сердце укол тоски. Все-таки он здорово привязался к этой девчонке. Если бы Александр Борисович был посмелее и пооткровеннее с собой, он бы, пожалуй, сказал иначе. И вместо глагола «привязался» использовал бы другой. Возможно, ему в голову пришли бы мысли о поздней любви или еще что-нибудь в этом роде.
Однако Турецкий был Турецким. Как только нахлынули теплые воспоминания, он лишь плотнее сжал зубы, и на переносице его четко прорезалась суровая вертикальная складка. Больше всего он сейчас боялся расслабиться и предаться сантиментам.
Он швырнул окурок на ступеньки и закурил новую сигарету. Теперь Александр Борисович вспомнил другое лицо. Лицо жены. И новая тоска засаднила в его сердце. До сих пор у него просто не было времени обдумать эту ситуации. Да и желания особого не было. Но теперь…
Турецкий сидел на ступеньках, хмурил брови и думал. Мысли ворочались в голове тяжело, как железки.
«Неужели придется развестись? — думал он. — После стольких лет… А как же Нинка? Как ей сказать об этом?… Да она с ума сойдет от горя. И не захочет слушать никакие объяснения. Посмотрит на нас своими яркими глазами и скажет: „Ну что же вы, родители? А обо мне вы подумали?“… И что мы ей ответим? „Прости, дочка, папе с мамой было не до тебя. Как всегда“.
Александр Борисович невесело усмехнулся.
«Н-да, ситуация… И самое неприятное, что это только начало грядущих бед».
В этот самый момент на другом конце Москвы, в квартире подруги Ларисы, сидела Ирина Генриховна Турецкая. И мысли у нее были еще тяжелее и тревожнее, чем у Александра Борисовича.
