Наталья Корнилова - Золотая лихорадка
— Э… бля, — отозвался тот. По всей видимости, этот лексически богатый ответ обозначал утверждение.
До этого момента Сережа Воронов думал, что такие реликты эпохи первоначального накопления капитала, такие гоблинарии-ортодоксы, как данный индивидуум Макс, давно уже вымерли или мутировали в более-менее цивильную бизнес-прослойку теневой экономики. Оказалось, что он до обидного сильно заблуждался.
Корнеев явно чувствовал замешательство Сережи. Более того, он прекрасно понял, что Воронов раздавлен и ошеломлен, поэтому тоном гостеприимного хозяина, зазывающего гостя на рюмочку чая, произнес:
— Ладно, Сережа, поговорили, и будет. Давай, нечего торчать в дверях. Проходи, присаживайся. Только не шуми, а то у тебя дедушка спит. Он, кажется, вчера тоже употреблял внутрь горячительное. Разит от него, как из канализации. Закусывал не иначе перегнившими картофельными очистками. Сегодня подпишем всю документацию и оформим твою замечательную хату как надо: в собственность казино. Если не веришь, могу показать твои же расписки и все такое. Все как надо.
— Так только моя подпись будет недействительной, — сказал Сережа. — Квартира у нас на двоих приватизирована… на меня и на деда.
— И дед подпишет.
— Плохо ты моего деда знаешь…
Юджин иронически хмыкнул, приглашая своих амбалов к веселью: дескать, как не подпишет, куда он денется? Тоже мне, нашелся герой-панфиловец на пенсии! Сережа Воронов же вытер губы ребром ладони и произнес:
— Значит, я проиграл квартиру? Значит… но ведь она стоит гораздо больше, чем твои четырнадцать с половиной штук, которые ты мне тут предъявил.
Юджин даже подпрыгнул от усердия, на мгновение забыв всю свою великосветскую величавость, и воскликнул:
— Вот именно, вот именно! Ты, между прочим, когда закладную подписывал и веселился при этом, как будто я не я, а просто Петросян со Жванецким какой-то… так вот, ты вообще хотел заложить ее за пятнашку штук. А я настоял на том, чтобы ты оформил сумму в тридцать тысяч. Хотя квартира, положим, действительно стоит больше.
— Я так думаю, около пятидесяти тысяч, — на автопилоте пробормотал Сережа, прихватываясь немеющей рукой за стену. — А то и больше.
— Вот-вот. Что-то около того. Мне вроде так риелтор и говорил.
Сережа, сжав кулаки, подавил в себе дикий всхлип животного бешенства.
— Сука ты, — с неожиданной для самого себя спокойной холодностью выговорил он, — сука и гнида. Развел, как педального лоха. Тебе что, больше некого было на хату обуть? Ты что, с ними в доле, да, Корнеев? А не боишься, что в соответствии с твоей замечательной фамилией тебе ножки пообкорнают? Не боишься, нет? Нет?!
Ваня из ИТУ имени Кинг-Конга синхронно клацнул зубами и снял пистолет с предохранителя.
Макс, владеющий счетом до двадцати и внеочередным номером 326, шагнул вперед.
Юджин открыл было рот, чтобы отвечать, но в этот момент дверь распахнулась, и ввалился Алик Мышкин, оборачиваясь на каждом шагу, он заорал:
— Серый… ты где? Там этот водила кипешует насчет бабеуса… говорит, мне план накручивать надо… Сука! Он за мной по лестнице… э-э-э, Юджин? Ты чего тут… это самое… тусуешься? А это еще что за выставка приматов?
Алик окинул недоуменным взглядом неподвижных амбалов, настороженного Юджина и повернулся к Сереже Воронову:
— Это… что такое?
— Ничего, — ответил тот. — Ничего смертельного, Алик. Просто сегодня ночью мы с тобой проиграли вот эту квартирку. Дедушка Воронов, как проснется и опохмелится, кажется, будет немножко сердит.
— В натуре-е-е? — широко распахнул рот Алик. — Тыва-аю мать!! Ну… чер-рт! Серега, ну-ка быстро говори, что ты неудачно пошутил! Вот… твою мать!
Кажется, иных языковых средств для выражения обуревающей его экспрессии Алик не находил.
При сакраментальном словосочетании «твою мать» многострадальная дверь снова распахнулась, и решительной походкой вошел водитель.
— Гы, — сказал Сережа Воронов, оглядываясь на таксиста, — кажется, дяденька хочет денег. Злой дяденька, да? Ой… только рубашку в счет долгов не описывайте, пожалста-а-а!
Злой дяденька таксист, кажется, в самом деле был склонен в точности последовать пессимистичному прогнозу Сережи.
Однако, увидев столько сосредоточенных граждан далеко не самой пацифистской внешности, вздрогнул всем телом и быстро проговорил:
— Э… ребята, я, кажется, не туда попал… я пошел, да?
— Погоди, — остановил его Сережа Воронов, — Юджин, вот что… деньги у тебя есть?
— У меня? А ты что, еще призанять хочешь? — насмешливо спросил тот. — Ну… сотню дам… на хлеб. Деревянными, конечно.
— А мне больше сотни и не надо, — сказал Сережа. — Дай этому мужику стольник, и пусть он идет… нечего ему глядеть на твоих горилл-счетоводов. Давай сюда! — проговорил он, протягивая руку. — Давай, Юджин, сочтемся! На том свете угольками, — иронично повысил он голос. — Дяденька… подайте сто рублей бездомному дегенерату!
Юджин покачал головой: ему невольно внушила уважение эта издевательская, но тем не менее полная чувства собственного достоинства манера Сережи Воронова держать себя.
Рука крупье скользнула в карман и выудила оттуда пятисотрублевую купюру.
— На.
— Благодарствую, барин, — ответил Сережа, перехватывая руку Юджина, и в то же мгновение крупье взвыл от дикой боли, потому как сильные постдембельские пальцы Сергея впились ему в запястье, словно губки тисков, — хрустнули кости, и Юджин, раскрученный вокруг собственной оси, с изрядно попорченной рукой полетел в кучку приведенных с собой амбалов.
Это вышло столь ловко, удачно и в принципе неожиданно, что двое из них были тут же сбиты с ног, а двое других бросились к Воронову, на ходу выхватывая оружие.
Шофер такси охнул и, выскочив из прихожей, бросился сломя голову вниз по лестнице, позабыв о причитающихся ему ста рублях.
Алик Мышкин, увидев, что дело не так уж плохо, с криком, какой испускают дикари племени маори в сезон охоты на вкусных откормленных белых людей, бросился на вышибал, наповал дыша перегаром, и встретил набегающего на него громилу таким увесистым апперкотом — неожиданно сильным для его сухощавой комплекции, — что тот по незамысловатой траектории отлетел в угол и с хрустом впечатался башкой в стену.
Второй выхватил было пистолет и вскинул его на Сережу, но тут Женя Корнеев, корчащийся на полу от боли, буквально взвыл:
— Не стрелять… не стрелять, идиоты!!!
Впрочем, даже если бы он не крикнул, все равно его предупреждение не сыграло бы никакой роли: разлапистым ударом правой ноги Сережа Воронов выбил оружие из рук «айвенговского» вышибалы.
И, судя по воплю последнего, сломал ему при этом по меньшей мере два пальца.
Мышкин сосредоточенно лягал упавшего на пол амбала.
Впрочем, подобный пир духа не мог продолжаться долго: уж слишком велик был численный перевес представителей «айвенговской» гвардии. Двое уцелевших от вороновско-мышкинской расправы оказались расторопнее. То ли сыграла свою роль раскоординированность Сережи и Алика после бурной ночи, то ли в самом деле оппоненты оказались не по зубам, только Сереже Воронову не удался следующий выпад, второй амбал наскочил на него и напрямую ударил рукоятью пистолета в основание черепа. Да так, что по всей голове пошел звон, пол рвануло куда-то вверх, к потолку, и все смешалось в гудящем багрово-красном вареве…
Несколько напутственных ударов ногами под ребра прошли для Сережи в каком-то словно задернутом занавесом отдалении. Как будто не его били, а так… кого-то в стороне, всплески чужой боли изредка попадали на Сергея, как брызги с шерсти отряхивающейся собаки.
…Как оказалось спустя некоторое — вероятно, чрезвычайно небольшое — время, когда Воронов пришел в себя и приоткрыл глаза, били действительно уже не его. Били Алика Мышкина, который лежал, скорчившись от боли, а его длинное сухощавое жилистое тело охаживали ногами сразу трое громил.
Причем один из них, тот, которому Сережа так удачно сломал пальцы, при этом громко стонал и матерился, а четвертый, тот, к которому приложился Мышкин, тот лежал ничком в углу и не шевелился.
Чуть в стороне на диване полулежал Юджин. Его пепельно-бледное лицо было искажено гримасой боли, рука была неестественно вывернута и безжизненно покоилась на коленях крупье.
— Хватит его метелить… — наконец выговорил он. — Еще убьете… идиоты.
Но гоблинарии, вошедшие в раж, не унимались и не слышали Корнеева. Мышкин уже даже не охал, и один из ублюдков — кажется, это был Макс номер 326 — подскочил тогда к Сереже и сунул носок своей туфли в бок Воронова. Раздирающая боль распустилась в теле, словно проснулся и зашевелил острыми бритвенными лапками огромный паук. Воронов полубессознательно изогнулся, пытаясь уйти от удара… и тут — непонятно откуда — вдруг раздался грохот, какой-то скрежещущий визг… и на голову Воронова обрушился целый водопад. Он встрепенулся, распахнул глаза, и его взгляд уткнулся в бьющуюся на полу маленькую алую рыбку. Аквариум. Влипли по полной программе. В следующую секунду на тельце рыбки грохнулся триста двадцать шестой Макс… И тут… — как гром с небес:
