Лев Пучков - Подземная тюрьма
В просторном подвале был светло, чисто и даже уютно, что несколько странно для помещения такого типа. Высокие сводчатые потолки побелены, все трубы выкрашены в сурик, а местами замазаны алебастром, метлахская плитка пола свежевымыта, а огромная куча (это я так, навскидку — прикинул, если бы все это вывалить, получилась бы гора до потолка) разнообразного барахла упакована в разнокалиберные ящики и коробки, которые, в свою очередь, аккуратно расставлены на многочисленных стеллажах и поддонах. Одним словом — порядок.
Поддерживала порядок очень симпатичная пышечка в переднике: голубоглазая, рыженькая, веснушчатая и до того аппетитная, что невольно возникало желание немедля записаться в местные дворники и на пару с ней долгими зимними вечерами (равно как летними, осенними и весенними) прибираться в этом замечательном подвале. Ну просто — ухх!
Пышка влажной шваброй протирала и без того чистый пол, озабоченно хмурясь и сдувая непослушную рыжую прядь, выбивавшуюся из-под голубенькой косыночки, вполне гармонировавшей с цветом глаз.
— Вот она, моя красавица! — с порога заорал Юра, радостно распахивая объятия. — У-ти-мая-ца-ца! У-ти-маи анютины глазки!
— Брысь! — Пышка как-то совсем обыденно и даже привычно выставила перед собой швабру. — Вот только попробуй протяни свои лапки — сразу шваброй в лоб.
— Я сто раз говорил: здесь тебе не светит, — хмыкнул Ганс проходя мимо нас за длинный ряд стеллажей. — Погодите немного, я открою…
— Два года, а? — Юра слегка взгрустнул. — И ты даже по мне не соскучилась?
— Да сто лет бы тебя не видела, — пробурчала пышка, рассматривая нас с ленивым любопытством. — Это кто с тобой?
— Саня, Семен, Степа, — представил нас Юра.
— Аня. — Пышка, повернувшись персонально к Степе, неожиданно изобразила книксен — со шваброй, но очень элегантно. — Кофе будешь?
— Пффф! — Юра аж подпрыгнул. — Не, ну надо же! Я ее вот с таких лет знаю — ни разу стакан воды не предложила! Это шо ж такое творится, а?!
— Ну, в общем… можно… — Степа слегка зарделся. — Только некрепкий…
— Сейчас принесу. — Аня поставила швабру в угол, подобрала передник и резво припустила вслед за папашей.
Одну минутку: я сказал — папашей? Это машинально вырвалось: Аня в самом деле похожа на Ганса, и сейчас в подвале я заметил, что наш гостеприимный хозяин тоже рыжий.
И Степа рыжий. Интересно, она его по этому признаку выделила, или тут нечто иное?
— Дочка Ганса? — уточнил я.
— Ага, — кивнул Юра. — Степа, а ты чего такого делаешь, что девки с ходу на тебя вешаются? Поделись секретом, как ты их охмуряешь?
— Да кто охмуряет-то? — Степа теперь уже не просто зарделся, а натурально запунцовел. — Я сам не понял — чего она…
— Не-не, Степа, тут че-то не так! — Юра погрозил соратнику пальцем. — Деффка привередливая, тут такие орлы ходят — косяками, всех посылает открытым текстом, а щас вдруг на тебе — кофе, мля… Ну, Степа…
Из-за стеллажей доносился псевдожелезнодорожный звук: как будто по рельсам катили вагонетку. Ну, скажем так, маленькую такую вагонетку, и по очень мелкой узкоколейке. Лайт-версия, одним словом.
— А Ганс, это, я так понял, — «погоняло»? — поинтересовался я.
— Это имя, — покачал головой Юра. — Ганс Шульц.
— Немец, что ли? А отчество?
— Немец, — кивнул Юра. — Такой же, как Семен — еврей, он в России с седьмого колена. Отчество — Вольфович, но его просто так зовут, без отчества, все давно привыкли.
— Давай, заходи, — позвал откуда-то из недр подвала Ганс.
Ведомые Юрой, мы обогнули несколько рядов стеллажей и обнаружили «двойное дно»: целый кусок стены с прибитым к нему здоровенным шкафом был сдвинут в сторону, за образовавшимся проемом виднелось еще одно помещение, поменьше, но тоже все заполненное коробками и ящиками, аккуратно уложенными на стеллажи. Слева от секретного проема находилась обычная дверь — сейчас она была распахнута, и за ней виднелась винтовая лестница: очевидно, именно по ней Анюта убежала наверх.
— Вы посидите, я пойду выберу. — Юра кивнул на лавку, стоявшую справа от проема. — А то он не любит, когда туда посторонние заходят. Да, вон там в коробке плащ-палатки лежат, расстелите парочку, чтоб добро на пол не валить.
Посидеть удалось одному Степе: нам с доктором пришлось поработать. Юра бодро подтаскивал экипировку, которую я, стоя на незримой разграничительной линии между общедоступным подвалом и заветными закромами, передавал доктору. Доктор все аккуратно раскладывал на расстеленных плащпалатках, а Степа чинно пил кофе, который принесла Анюта, и пытался вести галантную беседу.
— А ты где работаешь?
— Ну… Вот конкретно сейчас — в одном подразделении, замкнутом на Администрацию Президента…
— А ты у нас раньше не бывал? Хочешь, приходи в пятницу вечером, я тебя с интересными людьми познакомлю.
— Ну… Если будет время…
— Степа, а ты в курсе, что она несовершеннолетняя? — ревниво сообщил Юра, передавая мне очередной предмет экипировки.
— Не слушай его! Это же такой врун — просто жуть! Ты давно с ним знаком? Я тебе про него такого могу порассказать — упадешь! А мне в августе двадцать будет…
Ну и в таком духе — по нарастающей.
Я Степе не завидовал: симпатия — это ведь такая непредсказуемая штука, как шальная пуля, вроде бы стрелял в одну мишень, а попадает в другую, да порой такую, что стоит на заднем плане и ты о ней давно забыл. Это я вам говорю как человек, проведший немало дней на стрельбище.
Однако меня тоже несколько удивил выбор рыженькой прелестницы. Безусловно, в нашей компании самый интересный парень — это я. Я самый молодой и, как мне видится, самый симпатичный из всех нас. Еще я дьявольски умен, дико начитан и невероятно скромен, но с первого взгляда это не заметно, так что остановимся на первых двух преимуществах. Далее идет Юра: он шутник и балагур, вполне приятен на личико и ввиду своей мелкотравчатости выглядит значительно моложе своего возраста. Доктор решительно отпадает: для Анюты он глубокий старик. Степа у нас совсем неприметный: молчаливый, тихий, ничем не выразительный, а тоже относительно староват — парню где-то под тридцать. Неужели она выбрала Степу именно из-за того, что он рыжий?! Вот будет интересно, если у них все сложится: получится полноценная рыжая банда — папаша, дочурка и зятек. Всем, всем, всем: слушайте и не говорите, что не слышали! Каждую субботу в фетиш-клубе «Урбан-трава» трио Рыжих со смертельным трюком: беготня по катакомбам с последующим задвиганием заглушки перед самым носом у погони. В погоню приглашаются все желающие: если не поймаете рыжих, с каждого по штуке еврейских рублей, но не шекелей! Йюу-хху!
А если поймаете, придется драться со Степой. И тогда он просто заберет все, что у вас есть.
Ну, в общем, вот такие рыжие перспективы.
К тому моменту, когда Юра закончил комплектацию, на двух плащ-палатках, разложенных на полу, сформировался довольно внушительный пласт экипировки. Тут даже я, человек несведущий в таких вопросах, усомнился, что это паритетный обмен.
Думаю, вы понимаете: прожженный деляга Ганс в этом даже и не сомневался. Он животом отодвинул Юру подальше от плащ-палаток и кивнул на трофейную сумку.
— Ну, давай — что там у тебя?
— А если без сумки?
— А если без сумки, сразу забираю две трети того, что ты натаскал. И в первую очередь — газоанализатор и дозиметры. Юра, ты что, решил надо мной пошутить?
— Спокойно, Гансюля, наши в городе. — Юра выудил из сумки травматические пистолеты в кобурах и положил их на лавку. — Так пойдет?
Ганс быстро осмотрел трофеи, пожал плечами — судя по всему, его это не впечатлило — и разочарованно уточнил:
— Не понял… Вот это и есть изюминка?
— Ганс, ну а что ты хочешь? — Юра пожал плечами и с обидой в голосе воскликнул: — Тебе что, ракетную установку притащить?
Получилось скверно: обида явно не удалась, так же, впрочем, как и обращение к привычно выигрышной форме гротеска;
— У меня есть установка, — невозмутимо заявил Ганс — и непонятно было, шутит рыжий скопидом или нет. — Юра, если это — изюминка, тогда забираю половину, в том числе газоанализатор и лампу. Что-то ты в самом деле хватку теряешь. Вот раньше у тебя были изюминки — просто закачаешься. А теперь…
— Нет, это просто довесок. — Юра тяжело вздохнул и полез за пазуху. — А за изюминку у нас сегодня…
Тут он взял эффектную паузу и, продолжая держать правую руку за пазухой, левой принялся чесать нос.
Вот это был настоящий момент истины.
Если мы — я, доктор и Степа — смотрели на Юру просто с любопытством (и чего, интересно, этот мелкий бес сейчас вытянет?), то Ганс и даже Анюта буквально замерли в предвкушении сюрприза, выкатили глаза и дружно разинули рты: как простодушные детишки в тот момент, когда рождественский дед лезет в свой сказочный мешок за подарком.
