Андрей Воронин - Остров смерти
Забродов почувствовал себя помолодевшим на десяток лет. И тут вспомнил о привязанном к дереву Илье. Что-то криков его о помощи не было слышно. Боялся вызывать недовольство убийцы?
Или голос пропал – иногда это случается от страха. Его успели обнаружить, увести подальше от огня?
Место Илларион запомнил отлично. Он рванул навстречу пламени, которое радостно, с треском пожирало одно дерево за другим. Не успевало обглодать несколько мохнатых елей с пригнутыми книзу ветвями, а уже хваталось за стройную, идеально прямую сосну.
Там, где Ладейников оставил оператора, никого не было. Валялись остатки перерезанной ножом веревки. Нашли, значит. А кассета?
Разворошив ногой старую хвою, Илларион увидел ее. Пусть плавится, пусть горит. Если б преступника пришлось судить, она могла бы фигурировать на процессе. Теперь большого толку от нее нет. Обойдется Ладейников без посмертной рекламы, хватит и той, что уже была…
В это время раздался чей-то истошный крик.
Это Леша Барабанов орал с верхушки дерева. Она гнулась под его тяжестью и могла вот-вот переломиться. Видать, совсем ошалел мужик от огня, иначе побежал бы к берегу, к воде.
– Прыгай, мать твою! – послышался голос кого-то из спецназовцев.
Огонь в самом деле подбирался уже близко.
Освещенное оранжевым светом дерево застыло будто в трансе, не обращая внимания на ветер.
Готовилось вспыхнуть в любой момент.
Получив очередную порцию мата, Леша попытался слезть вниз – ухватился рукой за соседнюю ветку, переставил ногу. Но времени оставалось в обрез, он завопил и разжал пальцы.
Но он не разбился, потому как очень скоро послышался его голос, приободрившийся и окрепший.
Он теперь не вопил, а качал права, возмущенный происходящим до глубины души.
– Я, блин, сам, своими силами ушел! Пока вы там чесались на берегу! А что вы хорошего сделали кроме пожара? Поймали этого подонка? Где он, могу я на него взглянуть? Значит ни хера не поймали! Весь остров к черту спалили, а человек ушел!
* * *Барак постепенно заполнялся дымом. Никто уже не имел сил возмущаться, что их бросили на произвол судьбы. Все кашляли, у всех слезились глаза. Вероника вспомнила, что большинство людей при пожарах гибнет не от огня, а от удушья.
Связанные попарно кое-как, подбирались к выходу, но не могли помочь Ольге и Струмилину, которых преступник привязал к деревянным опорам.
Первым высунулся Воробей, попробовал заорать во всю силу легких. Но только захлебнулся в невесть откуда взявшейся горькой мокроте. Выхаркнул ее на землю, тряхнул головой и смог наконец выкрикнуть:
– Помогите! СОС! Мать вашу, СОС!
Здесь, на открытом пространстве, дыма было ничуть не меньше. Единственная разница – он не клубился медленно и ядовито, а летел, сносимый ветром.
– На помощь! – подхватила Вероника.
Надо было давно кричать из последних сил, как только унюхали первые признаки дыма. Но кто мог знать, что он так скоро забьет все вокруг?
Что теперь делать, зубами перегрызать веревки друг у друга?
– Оленька, ты как?
Почему их бросили в бараке? Чтобы не бегали по острову и не попались под горячую руку?
Здесь ли вообще спецназовцы? Выстрелов больше не слышно, может, по реке пустились в погоню за Игорем? Где Света и Леша? Все ли с ними благополучно?
Удивительное дело: когда опасность подобралась совсем близко, Вероника окончательно перестала думать о себе. Переживания о тех, кого она узнала на острове, окончательно заслонили собственное "Я", будто чужие фотографии, наклеенные поверх собственной.
Только за Иллариона Вероника почему-то не волновалась. У кого бы из них хватило духа вернуться, когда повезло спастись? Убедить этого жуткого человека, увести за собой. Кто он, этот немолодой уже человек с такой характерной внешностью, вовсе не вызывающей сразу доверия в отличие от Игоревых ясных глаз?
Но рассуждать, делать выводы, Вероника больше не могла. Она только кричала, звала на помощь.
Вдруг широкоплечий человек с выпуклым лбом и ушами, плотно приросшими к лысой голове в самом деле нарисовался на белесом мутном фоне.
Может, это бред, предшествующий окончательной потере сознания?
Через секунду Вероника почувствовала, как ослабела веревка..
– Туда беги, к берегу, – показал Забродов и кинулся внутрь барака.
Спешить, она не будет. Вдруг кто-то не сумеет идти самостоятельно, у нее хватит сил подставить плечо, помочь.
Шатаясь, появилась Ольга. Упала на колени, снова приподнялась. Выполз очухавшийся кандидат наук. Вдруг показалась фигура спецназовца – где он раньше был? Зачем затвор передергивать?
– Лежать! Руки за голову! – скомандовал боец в камуфляже присевшему на корточки Забродову.
Тот даже не стал оглядываться и разгибаться.
Выбросил ногу назад, ударив чуть повыше ступни. Из-под спецназовца будто выдернули землю, как выдергивают ковровую дорожку – он опрокинулся на спину.
Забродов тут же намертво прижал подошвой к траве руку держащую автомат. Показал скупым движением, что может сейчас ударить сверху вниз.
– Тебе делать больше нечего? Тут люди скоро задохнутся, а вы охотой дурной занялись.
Свой я, черт бы вас побрал – объясните, наконец, командиру. Табличку мне на груди повесить или на лбу написать? Кто ему вообще такую наводку дал?
Боец молчал, собираясь с силами, чтобы провести контрприем.
– Да успокойся ты, не пыжься. Сам отпущу.
Убрав ногу, Забродов отступил от спецназовца и потянул к берегу Ольгу. Она словно начала потихоньку тлеть – во всяком случае волосы в прямом смысле слова дымились и при каждом мучительном выдохе, белесое облачко добавлялось к тому бесконечному шлейфу, который рвал на куски ветер.
– Стоять, – приказал вскочивший на ноги спецназовец.
– Не до тебя, – отмахнулся Забродов. – Женщинам бы лучше помог, чем в войну играть.
Спецназовец прилепился сзади, будто конвоировал Забродова к берегу. Илларион отчасти понимал парня – с какой стати тот обязан верить ему на слово. Командир обозначил врагов. Все остальное – от лукавого.
Сколько таких вот парней обучил, выпестовал сам Забродов. После гибели преступника бывшему инструктору стало легче и в то же время сложней. Руки и ноги теперь свободны, зато он остался единственным врагом. Его гнали, как зверя, но он ни при каких обстоятельствах не хотел причинить вреда охотникам.
Пусть даже это ментовский спецназ, неважно.
Выйдя в отставку, Забродов преодолел ведомственное соперничество. Пусть они допустили кучу ошибок. Пусть наплевали в первый момент на заложников, кинулись за добычей. Но ведь этот боец спешил сейчас в барак, на помощь. Даже обезоружить его совестно – подведешь парня под крупные неприятности. По-хорошему не поймет, по-плохому нельзя…
У заложников не было сил плыть к берегу.
Мышцы затекли от сидения в неподвижности, дышать даже сейчас получалось с трудом – хотя здесь, метрах в пятидесяти от барака, на оконечности Русского острова ветер отрывал дымное покрывало от поверхности земли.
Огонь продвигался по-прежнему быстро. Но возле воды гореть было нечему – камни, сырая трава. Чтобы уберечься от жара, люди забрались по горло в реку и стояли так, наблюдая за пламенем.
По всей видимой линии берега на этом участке только одна сосна подобралась совсем близко к воде. Высилась, окруженная со всех сторон камнями. Раскидистая, красивая, как на картинке, – ей доставалось всегда больше света, чем другим, за ту отвагу, с которой семечко когда-то взялось расти здесь, в одиночестве.
Пожар никак не мог подобраться к сосне, огонь разочарованно шипел и дымился на влажных камнях. Потом вдруг откуда-то издали ветер будто специально принес обугленную ветку. Она застряла в роскошной кроне и скоро кончики соседних игл засветились красным пламенем.
Глава 40
Информация об убитом преступнике ушла с Русского острова в Барнаул, столицу Алтая. Оттуда попала в Москву, Кожемякину.
– Который из двух убит?
– Тот что помоложе, Ладейников.
Генерал Феофанов уже получил от москвичей оперативную информацию об этом человеке. Настоящая его фамилия была совсем другой. Он в свое время действительно работал под ней в милиции, был внедрен в одну из молодежных преступных группировок. Донесения давали много ценной информации, срок его «двойной жизни» продлили сперва на год, потом еще на полгода.
За это время в человеке произошел сдвиг.
В один момент это случилось или постепенно назревало – никто так и не понял. Вдруг в областном центре произошло несколько необычайно дерзких преступлений, на которые раньше никто не отваживался.
Кто-то вывалил из тачки прямо на снег несколько проституток в чем мать родила, расписанных разноцветными похабными надписями. Вывалил не где-нибудь в темном закоулке, а перед самым горотделом милиции. Виновник акции успел скрыться так, что никто, в том числе дежурный, не засек номера машины. Проститутки были «под газом», но, даже придя в себя, не смогли толком ничего объяснить.
