Александр Бушков - Бульдожья схватка
отводя глаз, сказал:
— Я тебя, по-моему, предупреждал… Оба сошлись на том, что это — последнее предупреждение. Кто-то мне по-мужски обещал с этим делом завязать…
— Ты о чем? — невинно уставился на него Елагин.
— Где Катя?
— Катя? — дернул Елагин плечом. — Я откуда знаю? Я ж ей не нянька. Когда я ее последний раз видел, со второй космической скоростью удалялась в сторону проспекта Мира, живехонькая и здоровехонькая. Ничего вроде бы с ней не могло стрястись…
Он осклабился, глядя простецки, недоумевающе — Петр отлично знал эти приемчики, призванные спровоцировать собеседника, вынудить его стать нападающей стороной, а себя самого, понятно, выставить жертвой неспровоцированной агрессии. И потому собрал волю в кулак. Поиграем с ним в его же игру, тоже умеем…
— Посмотри-ка мне в глаза, — сказал он.
— Смотрю, — безмятежно кивнул Елагин. — А что?
— Да ничего. Нормальные глазыньки, без следа Клиники. Тут кое-кто называет тебя сумасшедшим — на мой взгляд, совершенно безосновательно, старлей. Совершенно. Сдается мне, никакой ты не шизик, а попросту наглая скотина. У меня такие В противогазе отжимались со всем рвением, пока в него же блевать не начинали. И упаси их бог при этом пернуть.
— Ты не особенно-то, штабная крыса, — не повышая голоса, ответил Елагин.
— У меня такие, как ты, тоже, случалось, хрен посасывали со всем прилежанием. И добавки просили совершенно добровольно, чтоб ты знал…
— Ну вот и внесли ясность, — осклабился Петр. — Давай уж до конца внесем… Дерьмо ты, старлей. И совсем не потому, что рвешь на бабе лифчик, когда она того не хочет… Дерьмо ты потому, что сначала даешь честное слово, а потом не соблюдаешь… Дешевка.
— Слушай, вице-полковник, — все так же простецки улыбнулся Елагин. — Я искренне не пойму, чего ты дергаешься? Тебя наняли, чтобы постоял пугалом На огороде, вот и стой. Не поднимай кипеж. В конце-то концов, это не твоя мочалка и никогда твоей не была. Трахай эту блядешку, сколько вздумается, но и другим не мешай. Коллективистом надо быть, милый. — Он мечтательно потянулся. — Знал бы ты, Как я ее гнул вот этими ручками, шлюху белобрысую, как я ее на ощупь знаю… Положишь ей, бывало, ладонь на нижние губки, а она трепещет…
Он сумел-таки уклониться от первого выпада, но второй удар пропустил — и спиной вперед вмазался в бок «тойоты», все еще с наглой, высокомерной усмешкой, не успевшей погаснуть. Тут же с нереальной быстротой извернулся, оказался на широко расставленных ногах, в сулившей неприятности стойке. Процедил сквозь зубы:
— А потом средним пальчиком вовнутрь, невзначай этак…
— Иди сюда, сука, — сказал Петр, отступая на шаг. — За все пальчики не говорю, а двадцать первый распинаю…
Отчаянно затопотали ботинки. Во дворе вдруг стало очень много народу — надежно их разделив, трое охранников встали плотной стенкой, двое сторожили Елагина, третий развернулся к Петру, готовый то ли прикрыть, то ли перехватить. Сбоку появился Земцов, развел руками:
— Павел Иванович, а мы вас повсюду ищем… Пойдемте? — он стоял на дороге с вежливой непреклонностью. — Нечего вам тут делать, поверьте моему слову…
— и словно бы небрежно взял за локоть, с силой потянул к двери.
Петр подчинился — драться при куче свидетелей, тем более с собственным шофером, было бы верхом идиотизма. Не барское это дело, в конце-то концов…
Когда они вошли в здание, Земцов сказал:
— Не самое умное поведение, Павел Иванович.
— Знаю, — пробурчал Петр, остывая. — Но терпение у меня лопнуло… Напрочь.
— Если вам интересно мое мнение, я удивляюсь, что вы столько терпели… Увольте вы его к чертовой матери, давно пора. А я с ним поговорю по уму, пусть считает, что ему крупно повезло, и не вздумает дергаться…
— Без вас я бы и не догадался… — сварливо откликнулся Петр. — Где его личное дело?
— У зама по персоналу, разумеется.
— Пусть принесет.
— Зачем?
— Освежить хочу в памяти… — сказал Петр и быстрыми шагами направился на свой этаж. Остановился у стола Жанны, распорядился, понизив голос: — Лапочка, настучи приказ. Елагина с сегодняшнего дня — по собственному желанию. Заявление его насчет собственного желания возьмешь потом у Земцова. Выходное пособие, прочее, что там полагается… Ну, ты ж у меня умница, сама знаешь, как все оформить.
— Конечно, Павел Иванович, не беспокойтесь. Давно пора… — она с любопытством распахнула глупенькие глазки. — Вы ему хоть навешали по фей-су? Как следует?
— Работай, прелесть моя, работай… — хмыкнул Петр, входя в кабинет. Катя так и вскинулась:
— Ну что?
— А что? — елико мог беззаботнее усмехнулся Петр. — Поговорили, как цивилизованные люди, господин поручик согласился, что был не прав, высокие договаривающиеся стороны разошлись, довольные проведенным брифингом…
— Врешь ведь?
— Ну и вру, — согласился Петр. — Я ему высказал все, что о нем думаю… справедливости ради следует уточнить, что он тоже мне кое-что высказал без недомолвок, но это детали… Главное, я его, паршивца, уволил. С данного момента. Так что все кончилось. Шофера тебе подберем пожилого, солидного, которого заботят лишь внуки и радикулит… нет, с радикулитом не стоит брать, но вот насчет пожилого — непременно…
Вскоре появилась дама средних лет, молча положила на стол перед Петром конверт из плотной бумаги, удалилась, словно бы не замечая запахнувшуюся в плащ Катю. Даму эту Петр не помнил — но в «его» фирме работало человек шестьдесят и девять десятых из них его вообще не интересовали.
Гораздо больше интересовал конверт. Как офицер с приличным стажем, он без труда расшифровал суть некоторых сокращений и пометок в военном билете Елагина, а многое там значилось открытым текстом, без недомолвок. Высшее командное… оттуда, из этого городка, в спецназ частенько попадают… Чечня… так, знаем мы эти курсы, их шифр — снайперские, одна из лучших шарашек… орден, две медали… медосмотр… ни следов, ни намеков на «психическую» статью… Что ж, небезынтересно, однако ничего из ряда вон выходящего — стандартная биография, стандартный послужной список… если доведется все же драться, нужно помнить, что Митрий владеет стилем Кадочникова — рукопашку в том училище все еще преподает Люборец, а он на Кадочникове подвинут… Ну ничего, обойдется…
Он сложил все обратно в конверт, размашисто подмахнул поданный Жанной приказ — уволился от нас по собственному желанию господин Елагин, ну что поделаешь, переживем боль утраты…
В кабинет бесшумно просочился Косарев, вкрадчиво спросил:
— Павел Иванович, можно, я заберу «дипломат»? Вы же сами говорили…
— "Дипломат"? — Петр недоумевающе вскинул на него глаза. — А-а, конечно… Он там и стоит.
Фомич нырнул в комнату отдыха, проворно вы-катился оттуда с «дипломатом» в руке, расшаркался перед Катей:
— Вы прекрасно выглядите, Екатерина Алексеевна, должен вам заметить, просто-таки очаровательны сегодня…
— Фомич, — сказал Петр. — У вас случайно нет адреса Марушкина?
— Кого? — изобразил на лице величайшее изумление Фомич.
— Художника, который приносил картины. Вы же их сами забирали.
— Художника? А я и понятия не имел, что их художник принес… В жизни такой фамилии не слышал. Я думал, их шофер привез…
— Ладно, идите.
Когда Фомич выкатился колобком, Катя спросила:
— Что за художник? Опять у тебя идеи… — и посмотрела на собственный портрет над столом.
— Да нет, успокойся, — засмеялся Петр. — Говорю же, с этим покончено. С идеями… Постараемся прожить без идей. Это тебя не удручает?
— Не особенно, — призналась Катя.
— Может, мне и этот портрет снять? — А почему бы и нет? Никак я, сибирячка, раскованным европейским мышлением проникнуться не могу…
— Ладно, — сказал Петр, окинув ее откровенным взглядом. — Но тот портрет, в кабинете, дома, пусть уж висит… Идет?
Глава десятая
ГОЛАЯ ПРАВДА
Он отлично запомнил код, отпиравший электронный замок на двери «спецотдела»-пустышки. У него была хорошая память. Профессиональная… Никто, как и следовало ожидать, не выразил ни малейшего удивления, видя, как большой босс целеустремленно шагает к «спецотделу», сноровисто набирает код и скрывается за железной дверью. В самом деле, что в этом поступке такого уж удивительного? Точной информации нет, но ручаться можно — Пашка не раз пользовался барской забавой, потайным ходом на другую сторону улицы. По бабам хотя бы отправлялся, а возможно, и по серьезным делам. Вряд ли он приложил столько сил по возведению потайного хода исключительно для удобства других…
Старательно закрыв за собой дверь и убедившись, что замок надежно защелкнут, Петр уселся за стол, ни разу в жизни не послуживший рабочим целям, — так что даже сигареты с зажигалкой на безукоризненную полировку класть не хотелось поначалу.