Владимир Першанин - Самоходка по прозвищу «Сука». Прямой наводкой по врагу!
– Дорожка! – сиплым от волнения голосом вскрикнул он.
Янков пальнул, целясь в хорошо различимый Т-4. Рядом взвился столб земли. Танк продолжал тянуться к Карелину и его экипажу хоботом своей длинной пушки с набалдашником на конце. Павел поймал взгляд заряжающего Сорокина, подающего снаряд Янкову Они делали что положено, готовясь к выстрелу, но расширенные глаза обоих застыли на дырке чужого ствола.
«Четыреста метров, разнесет вдребезги, – промелькнуло в голове лейтенанта. – Маманя, сеструха… конец!»
Он бы не промахнулся на таком расстоянии, тяжелый модифицированный Т-4, да еще заряженный подкалиберным или кумулятивным снарядом. Но произошло непонятное. Немецкий танк вдруг взорвался.
И взрыв этот полыхнул на броне, хотя фугасные снаряды при солнечном свете редко дают вспышки. То, что это фугас крупного калибра, Павел уже понял. Грохот перекрыл все звуки, дым и какие-то обломки расшвыряло взрывной волной. Немецкий танк продолжал стоять на своем месте, но вид его совершенно изменился.
Ствол был отрублен, плоскую башню сорвало с погона и сдвинуло назад. На лобовой броне, хоть и не пробитой насквозь, виднелась вмятина с разбегающимися мелкими трещинами. Броневой экран справа был разорван и погнут. Из узкой щели между башней и опорной плитой выбивало клочья маслянистого дыма и скрученные штопором языки огня.
– А, бля, в бога-душу, – орал, как пьяный, Василий Иванович Сорокин, отец двоих детей, только что глянувший в черную дырку своей смерти. – Добивай его к гребаной матери!
И хотя танк уже вспыхнул, Никита Янков прицелился и пальнул, от волнения промазав. Павел понял, что немецкую машину накрыла фугасом тяжелая самоходная установка из полка Цимбала. Снаряд весом более двадцати килограммов перемолол мощным взрывом нутро танка, убил или контузил экипаж. А через пару минут от горящего бензина сдетонировали снаряды, и Т-4 превратился в полыхающий каркас без башни.
– Вперед! – торопил свои «сушки» лейтенант Карелин.
Стрельба шла из пушек, минометов, трещали пулеметные очереди. Остановилась и задымилась еще одна «тридцатьчетверка», но остальные машины, подскакивая на ухабах и камнях, рвались к линии обороны. Кроме Т-4 там горел еще один танк, непонятно какой.
Приземистое штурмовое орудие («плуга») полыхнуло огнем метрах в ста пятидесяти. Просадило рубку СУ-76 и смяло тело наводчика. Командир машины, сбитый взрывной волной, достал пистолет, и с трудом подтянувшись, нажимал на спуск, который не поддавался. Пистолет не был взведен. Механик загнал покалеченную машину в низину. Заряжающий, с автоматом в руке, настороженно оглядывался по сторонам.
«Штуга», ворочаясь в своем укрытии, подводила прицел к самоходке Карелина. Но Янков был уже готов к выстрелу. Бронебойный снаряд ударил в рубку вражеской машины с завышением. Пробил броню под крышей и ушел вверх, оставив дымящееся развороченное отверстие.
– Еще снаряд!
Но Сорокин и без команды забросил в казенник очередной снаряд.
– Бери ниже!
Это крикнули одновременно и Карелин и Сорокин. Второй выстрел загнал раскаленную болванку почти в то же место, но все же на несколько сантиметров пониже. Она прошла через рубку, круша и поджигая все подряд. Из рваной пробоины метнулось пламя, успели выскочить двое из экипажа, и тут же взорвался боезапас.
Разнесло крышу рубки, засыпав все вокруг градом обломков, орудие повисло на креплениях стволом вниз. «Штуга» горела, там продолжали трещать, лопаться патроны. Уцелевшие немцы из экипажа успели скрыться, чудом вырвавшись из-под гусениц промчавшейся мимо «тридцатьчетверки».
Обе «пантеры», с их пятиметровыми стволами, стояли в капонирах на холме и его склоне, прикрывая дорогу и широкую полосу равнины, через которую могли прорваться русские. В обеих машинах сидели экипажи, уже немало повоевавшие и знающие силу своего нового оружия.
«Пантера», стоявшая на вершине холма, пока молчала. Вторая выбрала своей целью тяжелую русскую самоходку с массивным кожухом, закрывающим половину гаубичного ствола калибра 122 миллиметра. Командир нового танка видел, как две группы русских танков и штурмовых орудий заходят с флангов. Это вызывало легкое беспокойство. Обычно советские командиры кидались напролом, особенно имея численное преимущество. Видимо, два года войны и миллионные потери их чему-то научили.
Слева ударили первые выстрелы. Наступила их очередь. Словно дразня русских, хлопнули две приземистые, хорошо замаскированные «плуги». В цель они не попали, но последующие выстрелы и пулеметные очереди заставили спрыгнуть десант.
Открыли огонь головные русские «тридцатьчетверки». Лейтенант батареи, командир «пантеры», мог бы уже снять любую из них, но он дожидался, пока подойдут поближе тяжелые самоходные гаубицы. Дальномер, щелкая, показывал расстояние. Подождем еще немного.
Ниже по склону вели огонь Т-4 и подбили одну «тридцатьчетверку». Самолюбие не позволяло ему отставать от коллег. Лейтенант, убедившись, что наводчик уверенно держит самоходку точно на прицеле, дал короткую команду. Бронебойно-трассирующий снаряд вылетел из ствола со скоростью 1100 метров в секунду. На лобовой броне русской самоходной гаубицы сверкнула вспышка.
Броню просадило насквозь, машина по инерции прошла еще немного и застыла. Из люков выскочили трое из экипажа и стелился дым, в который вплетались языки огня.
– Двое спаслись, – сказал наводчик. – Третий горит, как пакля. Какая следующая цель, господин лейтенант?
– Вон та «тридцатьчетверка». Она несется как угорелая и постоянно стреляет.
Ударили по «тридцатьчетверке». Разбили моторную часть, но успел выскочить весь экипаж. Это не понравилось лейтенанту.
– Они штампуют свои танки на Урале сотнями. Экипажи нельзя упускать.
– Я врежу по ним осколочным.
Но время было упущено, и снаряд догнал лишь одного танкиста, подбросив его, как тряпичную куклу, изрешеченную осколками. Неподалеку от «пантеры» взорвался гаубичный фугас. Механик встревоженно заметил:
– Надо бы сменить позицию.
– Сначала прикончим вторую гаубицу. Экипаж «пантеры» напряженно слушал вой еще одного фугаса. Перелет. В ответ запустили вроде бы точный снаряд, но русский механик рванул вперед с такой скоростью, будто видел его полет. Промахнулись, а гаубица ушла под прикрытие бугра.
Механик, как это часто бывает в экипажах, был наиболее благоразумным и осторожным танкистом. Он видел, как горят русские танки, взорвалась тяжелая самоходка, но снаряды находили цель и среди германских машин. Атака шла с флангов, где русским было труднее продвигаться, но они упорно приближались. Скоро их пушки станут опасными.
– Меняем позицию, – скомандовал лейтенант. Пока «пантера» шла к запасному капониру, по крайней мере два снаряда пролетели в опасной близости. Несмотря на все положительные качества и совершенство приборов наведения, этот самый современный танк был громоздок – три метра высоты – и был заметен издалека. Нырнули в запасной капонир. Бронебойная болванка прилетела сбоку, выбросила фонтан земли, каменистого крошева и, кувыркаясь, подскочила в двух метрах от капонира.
Неподалеку горел Т-4. Несколько мелких русских самоходок, приземистых, но юрких, с хорошо знакомыми немецкому наводчику сильными трехдюймовыми орудиями, приближались, заходя с тыла. Он знал, что у них тонкая броня, а называют их странным словом «сушка». Что такое сушка, наводчик не знал, но слишком быстрое сближение с их сильными скорострельными орудиями нервировало.
Лейтенант, сев за прицел, подбил одну из «сушек». Она вспыхнула и взорвалась почти мгновенно. На таком расстоянии снаряд «пантеры» не оставил ей ни одного шанса. Затем стреляли в тяжелую гаубицу, но та, словно играя, появлялась лишь на секунды. Следом летел фугас. Один рванул так близко, что зазвенело в ушах, а у молодого стрелка-радиста потекла из носа кровь.
И механик и наводчик поняли одновременно, что идет охота именно за их машиной. Тяжелую самоходку прикончила вторая «пантера», с вершины холма, а «пантера» лейтенанта поймала болванку в башню. Ударило с такой силой, что заряжающего швырнуло головой о броню. Его спас шлем, но контузия оказалась слишком сильной, он выбыл из строя.
– Шайзе! Свиньи!
Лейтенанту тоже досталось, но он сумел поймать в прицел «тридцатьчетверку» и сорвать кусок гусеницы вместе с подкрылком.
– Добиваем! – кричал немецкий лейтенант, не слыша сквозь звон в ушах, что кричит ему наводчик.
Зато услышал механик. Снаряды летели слишком густо, и среди них тяжелые 122-миллиметровые фугасы. Несомненно, шла охота именно за их танком. Тем временем лейтенант добил «тридцатьчетверку», накрыл двоих русских танкистов из пулемета и очередным выстрелом заставил шарахнуться прочь мелкую русскую самоходку.
– Надо снова менять позицию, – докричался до него, наконец, наводчик, но по рации звучал голос капитана, командира бронетанкового батальона:
