Александр Тамоников - Капитан спецназа
— А ты что делать будешь?
— Пойду обрадую Веру! Надо же, как сложилось! Удавил бы того козла, который все это придумал!
Сергей проводил друга:
— Счастливо! Особо не расстраивайся, не на всю жизнь же прощаешься. Неделя-другая, и вернемся!
— Хорошо бы.
— А иначе быть не может! И ты сам, Вова, в это должен поверить, и Веру убедить. Ей ждать намного сложнее будет.
— Ты прав. Так и сделаю. Спокойного сна!
— Давай, гусар!
Глава 17
Володя вышел на аллею, ведущую к штабу, и тут же встретил Веру. Она, в свою очередь, узнав о предстоящей командировке, бросив все дела в штабе, сама поспешила к нему.
Внутреннее нервное напряжение последнего времени нашло свое отражение на ее лице. Оно стало каким-то обреченным, испуганным, даже немного подурневшим, но по-прежнему любимым и желанным для Владимира.
Вера тут же обхватила капитана руками, прижавшись к нему дрожащим телом.
— Володенька! Володя! Я же говорила! Я знала! Я чувствовала беду! И она пришла! Но почему предчувствие и на этот раз не обмануло меня? Я оказалась права! Володя!
За что же это нам такое испытание? Ведь сегодня мы должны были соединиться, чтобы больше никогда не разлучаться. А тут… Но почему так?
Бережной старался выглядеть спокойным, чтобы его состояние передалось женщине:
— Что же сделаешь, любимая? Но я не понимаю, почему так трагично ты воспринимаешь предстоящую разлуку? Командировка? Ну и что? Тем более там, куда мы отправляемся, кстати, вместе с Крамаренко, о чем ты, конечно, уже знаешь, мы нужны скорее всего как специалисты. Возможно, необходимо оказать помощь десантникам в ремонте техники. Ведь мы даже без машин уходим в Чечню, на вертолете. И командировка эта на неделю-другую, не больше. Так что в этом трагичного, Вера? Просто ты, извини, вбила в свою милую головку мысль о том, что непременно должно произойти что-то страшное. Тем более на фоне событий, связанных с нелепейшим случаем подполковника Буланова. Но ведь по-настоящему ничего же страшного, по крайней мере, для нас с тобой, не происходит. Вера! Да. Сегодня не удастся перебраться ко мне, но в связи со сложившейся обстановкой это сейчас и не важно! Вот если бы Крамаренко оставался в гарнизоне, тогда другое дело, но раз он идет среди нас старшим, то тебе лучше будет остаться дома и дождаться меня в привычной для тебя обстановке, а не в двенадцати квадратах номера круглосуточно гудящей, как улей, общаги, без всяких удобств. А я, ты в этом не сомневайся, вернусь, обязательно вернусь. Клянусь тебе!
Но Вера не успокоилась:
— Зачем, Володя, ты говоришь совершенно не о том, о чем думаешь на самом деле? Я же душой тебя чувствую!
И ты прекрасно знаешь, что ни на какой-то там ремонт вас посылают. Зачем говорить мне не правду? Успокоить меня хочешь? Этим не успокоишь, Володя, как бы ты ни старался.
Капитан спросил:
— Так как же мне тогда тебя успокоить, родная? Я не могу оставить тебя здесь одну в таком состоянии. Скажи, что мне для тебя сделать?
Вера взглянула в глаза Владимиру своими полными слез глазами, переспросила:
— Что сделать?
— Да, что?
Женщина тихо произнесла:
— Самую малость, Володя!
— Я слушаю тебя!
— Надо просто пойти в штаб, взять листок стандартной бумаги и написать рапорт. Рапорт об увольнении по состоянию здоровья. Ты же был дважды ранен, вот и проявился рецидив. Тебя уберут из группы, отправят в госпиталь. Не сейчас, чуть позже, но в эту проклятую командировку ты не поедешь!
Вера умоляюще смотрела на капитана.
Владимир отвел взгляд в сторону. Жгучая обида охватила его.
— Вот, значит, как? — ответил он. — Как все просто…
Ты это серьезно, Вера?
— Что, серьезно?
— Серьезно предлагаешь мне уйти в кусты, или все же эмоции еще властвуют над тобой, и ты не понимаешь, что предлагаешь?
— Ты спросил, что тебе можно для нас сделать, я ответила.
— Ты не ответила, Вера. Нет! Ты сделала другое…
Предложила мне стать предателем! Понимаешь? И этого я от тебя никак не ожидал.
— Какое предательство, Володя? Кругом молодые лейтенанты пачками бегут из армии. И живут, как хотят!
Почему мы не можем, как они?
Владимир закурил, слегка отстранив от себя женщину.
Вера продолжала:
— Ну к чему этот никому не нужный героизм? Ради кого и чего? Ради чьих-то шкурных интересов? Не хватит ли ради других жить? Может быть, себе частичку пора оставить?
Бережной спросил:"
— А Антон? А Казбек? А Крамаренко, в конце концов? Они, значит, пойдут и будут выполнять свой долг, чему, как и я, между прочим, клятву давали, а Бережной под юбкой спрячется?
— Это их личные дела, Володя! Я думаю только о нас с тобой! Я люблю тебя и защищаю, как всякая женщина, свое счастье!
Владимир выбросил окурок, резко повернулся к Вере, сжал ее плечи.
— Значит, только мы, все остальное побоку? Все в сторону, и уходим? А друзья пусть решают свои проблемы сами? Так, Вера?
В ее голосе начали звучать нотки приближающейся истерики:
— Да! Володя! Да!
Бережной, отпустив женщину, вдруг успокоился и немного изменившимся голосом проговорил:
— Хорошо. Будь по-твоему! Но тогда и тебе предстоит сделать самую малость.
— Что, Володенька?
— Прямо здесь и сейчас снять с меня погоны. Снять и выбросить к чертовой матери! Офицер Бережной на предательство никогда не пойдет. Сделай так, чтобы он перестал считать себя офицером. Своими руками сделай!
— Володя…
— Решайся! Все в твоих руках! Сними с меня погоны, и я пойду и объявлю всем, что трус и подонок Бережной отказывается выполнять приказ, ибо такого офицера больше в природе не существует. Снимай!
— Володя!
— Я жду. Вера!
И Вера поняла, какое тяжкое оскорбление, ничем не заслуженную боль нанесла любимому человеку. Да! Он был готов для нее на все! Но его глаза! Сколько же в них было боли от жгучей обиды и страдания! Женщина даже испугалась. Таким она видела Бережного впервые. Володя весь напрягся, словно приговоренный, ждал рокового выстрела, готовый его принять. И если бы Вера сделала то, что предложил ей капитан, этот выстрел прогремел бы. В их душах, навсегда убив в них обоих самое святое чувство, убив Любовь! И Вера поняла это.
— Господи! Володенька! Подожди! Я, наверное, сошла с ума от всего этого кошмара, подожди, Володя! Ты прав, меня захлестнули эмоции и страх потерять тебя. Ради бога, прости меня, дуру, прости, Володенька!
Бережной продолжал стоять, окаменев и глядя в сторону.
— Ну что же это такое? Какая я идиотка! Володенька, ну что мне сделать для тебя, чтобы ты простил меня?
Встать на колени?
И она попыталась опуститься на асфальт, но крепкая рука Бережного подхватила женщину, притянув ее заплаканное лицо к своему лицу. Внимательно посмотрев в ее припухшие, страдающие и безмерно любящие глаза, он прижал ее голову к своей груди.
— Вера, давай будем считать, что у нас с тобой этого разговора никогда не было, хорошо?
— Конечно, Володя! Как я испугалась, что ты отшвырнешь меня от себя. В какое-то мгновение мне показалось, что в твоих глазах мелькнула ненависть ко мне.
Как это страшно! Ты и сын для меня единственное, ради кого я способна на все! Ради кого и могу жить на этом проклятом свете. Пойми меня!
Володя вытер ее слезы.
— Я понимаю тебя. Вера, и не осуждаю. Нет. Не осуждаю. И никакой ненависти не было. Тебе просто показалось. Я люблю тебя, Вера.
Женщина прижалась к капитану.
— Как мне легко с тобой!
* * *В это же время к штабу по аллее, а значит, мимо Владимира и Веры, проходил майор Крамаренко. Он увидел парочку еще издали от своего дома, перед которым та была видна как на ладони.
Влюбленные не заметили, как рядом оказался законный муж Веры.
— Милуетесь, голубки? — с натянутой ухмылкой спросил майор. — Ну-ну, а что за проблемы решаем? Уж не обидел ли ты Веру, Бережной? Она вся мокрая от слез!
— Тебе какое дело? — вопросом ответил Владимир.
— Это у меня-то какое дело? У законного мужа этой проститутки?
— Заткнись, Крамаренко!
Володю охватила ярость и нестерпимое желание дать выход тому, что скопилось внутри, набив морду этому прыщавому хорьку. Но его удержала Вера:
— Не связывайся с ним, Володя, прошу тебя!
Но Крамаренко решил продолжить разговор:
— У меня вопрос к своей неверной жене.
— А не пошел бы ты, Крамаренко, со своими вопросами? — вновь вспылил Бережной, и вновь его удержала Вера.
Она спросила мужа:
— Что ты хотел узнать, Крамаренко?
— Какой, Вера, невыдержанный на этот раз любовник у тебя оказался! А? Признаться, прежние твои поклонники, с которыми ты делила постель, были спокойнее, даже чем-то симпатичнее!
Крамаренко явно издевался и нарывался на конфликт — Ну, тварь!
