Рок-н-рол под Кремлем 6.Шпионы и все остальные. - Корецкий Данил Аркадьевич
– Правильно! Вали оттудова скорей! И не оглядывайся! – пробормотал он. – И брюхо-то прибери!
Видно было, что книга «захватила его до самых кончиков нервных окончаний», как любил говорить он сам.
В комнате – небольшом кабинете или спальне – царил особый беспорядок, какой бывает при переезде. В одном углу стояли составленные друг на дружку несколько картонных коробок, в другом грудой лежали книги – связанные в стопки и просто россыпью; посередине комнаты высился наполовину собранный книжный шкаф, валялись упакованные в пергамент деревянные щиты и планки. Стол, за которым сидел Бруно, стоял у самого окна. Здесь тоже лежали книги: гоголевские «Петербургские повести», «Гоголь в жизни» Вересаева, томик пьес Чехова, «Бегущий человек» Кинга, – из каждой торчало множество необычных закладок вроде ножей для метания или разорванных сигаретных пачек. Здесь же стоял ноутбук и лежал айпад в чехле.
За окном виднелся темный парк, кое-где прореженный электрическим светом, дальше – огни Останкинской башни.
Тук-тук.
Дверь приоткрылась, показалась кукольная головка в светлых кудрях.
– Бруно, мы в кухне закончили прибираться. И ужин накрыли, если что, – прозвучал тонкий голосок, который и в самом деле мог принадлежать персонажу из мультфильма. – Еще не проголодался?
– Сейчас. Да. То есть нет, – отрывисто и невпопад сказал Бруно, продолжая смотреть в книгу. – Ладно, я приду. Отвали.
– Хорошо. Мы ждем.
Дверь закрылась. Бруно вздохнул, встал из-за стола, с сожалением закрыл светло-охристый томик с надписью «Война и мир» на обложке. Посмотрел на часы. Было без нескольких минут десять вечера.
– Во, б…дь!!! – пораженно произнес Бруно, видно, вспомнив о чем-то важном. – Романыч!!!
Он хлопнул себя по лбу и повторил:
– Б…дь! Вот б…дь!
Он заметался по комнате, подлетел к картонным ящикам, с хрустом выдернул оттуда ярко-красную куртку, быстро надел ее и собрался куда-то бежать. Взгляд его вдруг упал на охристый томик. Он замер, оглянулся по сторонам. Вернулся к столу. Озадаченно почесал в затылке. Еще раз взглянул на часы. На грубом лобастом лице появилось выражение муки.
– Да вашу мать! – вскрикнул он. – Да чего я там забыл! Да все равно ж я опоздал!
С этими словами он облегченно вздохнул, долил в стакан из большой квадратной бутыли с черной этикеткой, уселся за стол, не снимая куртки, и снова раскрыл томик.
На некоторое время Бруно застыл без движения, впившись глазами в буквы и держа забытый стакан в руке. Он читал медленно, потея и шевеля губами, иногда возвращался к прочитанному и снова просеивал через себя слова. Когда ему понадобилось перевернуть страницу, он вспомнил про виски, отпил и поставил стакан на стол.
«…Очевидно было и для охотников, и для собак, и для волка, что теперь все кончено. Зверь, испуганно прижав уши, старался подняться, но собаки облепили его. Данило, привстав, сделал падающий шаг и всею тяжестью, как будто ложась отдыхать, повалился на волка, хватая его за уши. Николай хотел колоть, но Данило прошептал: „Не надо, соструним“, – и, переменив положение, наступил ногою на шею волку…»
Бруно поерзал на стуле, хлопнул рукой по столу.
– Дурак! Ну как же так! Э-эх! Что ж ты, братское сердце! Ай! Ай! – бормотал он, едва не рыдая. – Надо ж было сразу когти рвать, а не понты колотить! Доигрался, волчина, раздолбай толстобрюхий!
Он буквально разрывался между сочувствием к старому волку и симпатией к Николаю Ростову, который этого волка травил. Вот это было странно. Раньше такого с Бруно не бывало. Раньше все было просто. Он бился за свое место под солнцем, он стучал в кумпол, ломал челюсти, крушил стулья и пивные бокалы о чьи-то головы и не особо при этом переживал. Не разрывался. Не тер глаза кулаками и не наливался виски от непонятного чувства внутри… Что с ним вообще такое происходит?!
Бруно отвернул обложку, удивленно воззрился на портрет на форзаце. Лев Николаевич Толстой явно не был маленьким человеком, тут не поспоришь. Большой человек. И ведь было у Бруно с ним что-то общее. Явно что-то было. Более общее, чем с Пушистиком, например, или тем более с гномом-занудой Муромовым. Как будто они кровная родня. Только Толстой немного постарше как бы – и возрастом, и вообще. А Бруно помладше. Но тогда выходит, что оба они – и Толстой, и Бруно, – оба они отчасти большие люди, а отчасти – маленькие. Как бы одно целое… Они – одной крови!
«Б…дь!» – подумал Бруно пораженно. И тут же отругал себя за это слово, хотя оно прозвучало только в мыслях.
Кстати, интересно, ругался ли Толстой матом? А-а, точно! У него ж там было это место, где ловчий Данило обозвал старого графа «жопой», когда тот волка проморгал… И еще сказал: «Прое…ли волка-то!.. охотники!..»
Значит, ругался! Сам Толстой ругался! Бруно растроганно шмыгнул носом.
Но, с другой стороны, ругался он редко. У него ж там много других слов, незнакомых как бы, и в то же время понятных, хороших слов, которыми что хочешь можно выразить. Да, если такие слова знать, наверное, и ругаться нет необходимости…
Бруно почувствовал, что от всех этих мыслей и переживаний у него разболелась голова. А может, просто от голода. Он весь день, почти не вставая, просидел над книгой.
– Эльза! Инга! Вы там живые еще? Я жрать хочу! – гаркнул он во все горло. И тут же поправился: – Кушать, в смысле!
Из гостиной что-то пропищали. Бруно встал, стянул с себя куртку и вышел из комнаты.
…Инга и Эльза – одна блондинка, другая брюнетка, – были знакомы с Бруно еще со старых цирковых времен. Они тоже из маленьких: хрупкие детские фигурки, крошечные ступни и ладошки, круглые симпатичные мордашки, кое-где, правда, подправленные косметикой линии «Anti-Age». Кем они только не успели перебывать в своей маленькой жизни! И воздушными гимнастками, и наездницами на белых пони, и ассистентками в шоу иллюзионистов (которых пилят на две части), а также проститутками по вызову в элитном агентстве, и обычными проститутками, и даже танцовщицами в Летнем театре лилипутов. Сейчас их карьера стремительно взлетела – они числились помощницами председателя Партии маленьких людей. Сейчас, после переезда Бруно из штаб-квартиры партии сюда, на Ботаническую, они помогали обустроить дом, наводили уют. Работали с дизайнерами, мебельщиками, рисовали эскизы, носились по магазинам, выбирая плитку, обои, ткани, что-то делали своими маленькими ручками. Этим вечером они закончили наводить красоту в кухне и накрыли по этому случаю праздничный ужин.
– А здесь что такое?
Бруно приподнял крышку супницы, заглянул внутрь, подозрительно принюхался.
– Фруктовый суп с клубникой! – с гордостью объявила Инга. – А там банановый салат с йогуртом! И бутерброды со сгущенкой! И мороженое!
– А где мясо? – нахмурился Бруно. – Я мясо люблю!
– Мы не едим мясо! – пропищала Эльза. – Мясо – это «ебл»! Еда больших людей! А мы – маленькие люди, мы едим «емл»!
– Дуры вы обе, – снисходительно сказал Бруно, усаживаясь за стол. – Мясо не едите, потому и дуры. В мясе – полный набор аминокислот, ни в каком «емле» его нет. И гемоглобин, и витамин B12, без которого ваши печенки на ходу поотваливаются…
– Откуда ты все это знаешь?
– От верблюда, – кратко ответил Бруно. – Ладно, налейте мне этого вашего клубничного борща, раз ничего больше нет!
Инга наполнила его тарелку. Бруно попробовал, посмотрел на подруг.
– В общем, так. В следующий раз приготовите мне шашлык, как у Захара на Ярославском вокзале. Иначе уволю подчистую.
– Если мы будем есть мясо, мы превратимся в больших людей! – испуганно пропищала Инга. – Станем большими толстыми тетками!
– Никем вы не станете. Я вот всю жизнь ем мясо, и ничего со мной не сделалось. К тому же в больших людях ничего страшного нет. Они ведь не все… дылды. То есть бывают и дылды, конечно, а бывают просто такие люди, которые больше нас. Не только там по весу или по росту, а вообще, понимаете?
Подруги переглянулись.
