Леха (СИ) - Закутаев Константин Олегович
В этот раз гул по толпе пошел негативным фоном. Многие из собравшихся нетолерантно относились к нацменам, а некоторые до сих пор были в стадии открытого противостояния. Как, например, воркутинцы, жёстко делившие с Фаридом ломбард в одном из пригородов.
– Братва! Спокойно! – Травников поднял руки, унимая шум в толпе, – хачей здесь, вот конкретно здесь, с нами нет! Они свой номер отработают и дальше каждый свое мутит! А Фарид по мусорам вопрос прикроет и на коллектив бабок выделит, если, кто из наших на нары заедет! Нормальный расклад, я считаю!
Воркутинский Колян переглянулся со своим братом Юрой, тот кивнул. Ромыч оглядел с колокольни двухметрового роста свою боксёрню и хлопнул кулаком в ладонь.
– Работаем, парни! – Травников махнул рукой, и людская каша задвигалась, зашевелилась, распадаясь на отдельные группы.
Леха почувствовал в себе что‑то новое, взрослое. В ярославских дворах, конечно же, были драки улица на улицу, район на район, но эти школьные стычки не имели ничего общего с тем, в чём сейчас он принимал участие. Даже на безусых курсантских лицах появилось какая‑то злая стянутость, решимость и марциальная мужественность. Мужчины, молча, группами шли к машинам, не перекидываясь фразами. Каждая спина, затылок, профиль генерировали такой мрачной энергией, что Леха, заразившись вирусом агрессии, с твердой уверенностью натянул тактические перчатки и вжикнул молнией куртки под подбородок. Напрягшимся прессом, почувствовал пузатое тело газового баллона в кармане.
Припаркованные автомобили напоминали стаю майских жуков на взлетной полосе. Из зева раскрытых багажников участники схода разбирали аргументы будущих убеждений. Все это действо внезапно ассоциировались у Малыгина с ящиком Пандоры, открыв который, обратного пути уже не найдешь. Не дойдя до одной из «девяток», откуда Шулимов выдавал бейсбольные биты и железные прутья, Леха повернул к харламовскому «Мерседесу». Дмитрий ждал его около водительской дверцы, присев на одно колено и шнуруя высокие армейские ботинки.
– Ты без приблуд? – спросил он подошедшего Малыгина.
– Баллона хватит, – ответил тот, – да и практики не имею.
– Правильно, – Харламов поменял ногу и принялся затягивать шнурок на втором ботинке, – ты просто за мной держись, спину прикрой. Я тогда буду нормально себя чувствовать. Не париться, не дергаться…
– Я думал, ты с Травой рванешь… – Леха удивленно поднял голову, ища основного игрока.
– Трава на рамс не пойдет… – Дмитрий поднялся и потянулся, – не надо ему туда, он в депутаты собрался. Да и пользы от него больше в тылу будет… Погнали!
Он сел за руль, а Малыгин, не успевший осознать разрыв шаблона – речь Травникова и его отсутствие, тормознул на полшаге.
– Круче Геббельса Саня выступил, – сказал Леха, опустившись на пассажирское сиденье, – вот только концовку смазал.
– Нормально всё, – Харламов проследил взглядом за отъезжающими автомобилями, а затем сунул руку куда‑то под руль, – опа!
В ладони у него сверкнул тусклым воронением пистолет. Тот самый, который Малыгин уже однажды видел у своего друга, перед какой‑то сложной стрелкой.
– Будешь стрелять? – стараясь скрыть внезапную сухость в горле, хекнул в кулак Леха, – хотели, вроде, попроще…
– Береженого Бог бережет, – хмуро буркнул Дмитрий, сунул пистолет в карман куртки и воткнул передачу, – как, говорил у нас на заставе старший прапорщик Вагнер…
Глава 31
Вереница машин уткнулась в пятачок для разворота, занятый в хаотичном порядке коротким рядком отечественного автопрома. Пара замызганных «девяток», «глухая» «восьмерка» и несколько убитых «жигулей». В двух из них присутствовали, скучающие за рулем, водители.
Колонна, с замыкающим «Мерседесом» охватила полукругом, заполненную этими автомобилями, площадку.
Из головной «девятки» выскочили четверо красновских боксёров и резко выволокли водителей из «жигулей». Смачные звуки ударов, погасили недовольные возгласы, а распластанные тела на снегу скрылись под плотной человеческой массой, вываливающей из прибывших машин.
– Водил крепим! – коротко и негромко скомандовал Харламов.
Как‑то естественно и ненапряжно прибывшие бригады подчинились бывшему бойцу спецназа погранвойск.
– Колян! Юра! Со своими по лыжне! – махнул он в утоптанный проход, огибающий выступ лесопарка.
Оба брата – воркутинца, а за ними около десятка парней, бизоньей массой, побежали в сторону.
– Ромыч, с водилами четверых оставь! – обратился Харламов к старшему у боксёров, – когда гасить блатных начнем, пусть машины им разгондошат!
Ромыч кивнул двоим, удерживающим скулящих водителей. Ещё двое, с арматурой в руках, встали на ноги лежащим. Из‑под захватов послышался глухой вой.
Всё это время Малыгин стоял за плечом Харламова. Он физически ощущал искры адреналинового электричества, добившие его, вновь шевельнувшийся, страх. Уверенность, которая присутствовала у Харламова во всём – в командах, повороте головы, постановке ног, взгляде – налила и его мышцы лихой злостью и готовностью.
Внезапно, словно что‑то вспомнив, Дмитрий на секунду повернулся к открытой дверце и, присев, незаметно для всех, кроме Лехи, засунул пистолет обратно в тайник. Затем, коротко перекрестившись, поднялся, хлопнул дверцей и крикнул:
– Погнали! Самбо слева, боксёры справа!
И весь поток молодых, злых, уверенных в своей правоте мужчин рванул по аллее вглубь лесопарковой зоны.
Через пару сот метров, петляющая дорожка аллеи заметно сужалась, утыкаясь в заброшенную детскую площадку. Именно из‑за резкого и узкого поворота у нападавших не получилось сметающего эффекта.
Ожидающий свои три штуки баксов и официального харламовского покаяния, блаткомитет, облепивший скамейки и покосившиеся малые архитектурные формы, успел встревоженно соскочить с насиженных мест. Было их человек двадцать пять, не больше. Скоба с Бучей, за основных, сидели на спинке единственной целой скамьи, поставив ноги на запорошенное сиденье.
Харламов вбежал первым и, выискивая взглядом главного, одновременно выкрикнул:
– Молодые работают по периметру! Всех мордой в снег!
Затем в два подскока влетел ногой в грудь Скобе, который, не успев среагировать, кувыркнулся через спинку, впечатавшись в побитую гипсовую фигурку какого‑то зверька. Буча, отскочив в сторону от набегающей массы, успел хлестко всадить кому‑то кулаком, но тут же свалился под ударами бейсбольных бит, вынырнувших из‑под еловых лап бойцов воркутинской группы поддержки. Основной поток спортсменов хлынул на площадку и во всех концах закипели локальные схватки. Вскрики, хлюпающие шлепки, мат и карусель молотящих орудий слились в сплошной фон периметра неправильной формы. Харламов метался по всей площадке, ища Макара. Большая часть синих, уйдя в глухую защиту, принимала на себя град ударов различной степени болезненности. Кого‑то пинали ногами, кому‑то глушили спину железным прутом, кого‑то пытались свалить, натянув куртку на голову на манер канадских тафгаев. Никто не разбирался, начинающий перед ним адепт АУЕ или аксакал. Били всех без разбора. Некоторые из обороняющихся умудрились отскочить от первой волны и оказывали достойное сопротивление. Оправившийся Буча, сошелся в боксёрском клинче с Ромычем. Оба бойца двигались настолько стремительно, что это не позволяло соратникам последнего, оказать действенную помощь. Внезапно, совсем недалеко, что‑то сухо треснуло.
– А‑а, быля!!!
Раздался крик где‑то между деревьев, метрах в тридцати. Харламов ринулся туда, Малыгин за ним. Проскакивая мимо какой‑то распавшейся пары, он узнал высвободившегося из захвата чернявого парня. Паша Молдован, перекинув через бедро одного из курсантов, хотел было дернуть меж сосен, но Леха своим коронным прямым правым, усиленным накладкой на перчатке, отправил наркобарыгу в глубокий нокаут. За его спиной мелькнула пара камуфлированных фигур и нокаутированного принялись добивать ногами и монтировками.
