Александр Белов - Поцелуй Фемиды
— Все, Грот, базар окончен. На меня не рассчитывай, — подвел итог Саша: — Как вы побежите и куда, мне, на самом деле, пофигу.
— Что, заложишь Куму? — Грот испытующе уставился на Белова.
— Заложу; — Саша, не мигая, выдержал взгляд. — А то и сам тебя завалю. Я таким как ты нюх топтал и буду топтать. Запомни это. И будь уверен, я не позволю, чтобы пострадал кто-либо из невинных людей.
— Кончай играть в благотворительность, Белый, — Грот собрался было подтянуться, на решетке, заменявшей потолок, но сорвался, поскольку руки не держали. Ты что не просек, это до добра не доведет. Все равно Мать Тереза из тебя не получится.
— А из тебя Тарзан. Грабки сначала залечи, Мцыри ты наш…
В камере за время их отсутствия контролеры успели провести «плановый осмотр». Один из заключенных не доискался тщательно спрятанного в матрац мобильника, другого огорчила пропажа резиновой грелки со спиртом. Мужики скорее от расстройства, чем по делу, начали наезжать на одного из сокамерников, который на прогулку не пошел и остался смотреть телевизор, сославшись на радикулит. Но тот замахал руками и закричал:
— Белый, давай сюда! Тут такое… Тут и про тебя тоже! «Санта-Барбара» отдыхает, блин.
Кто-то освободил ему место, откуда удобнее смотреть, кто-то подкрутил антенну, и экран портативного «Рубина» выдал неожиданно яркую и четкую картинку: во весь экран лицо Ярославы. Саша стиснул зубы, сердце начало стучать почему-то в горле. Первый шок сменился удивлением: лицо девушки было абсолютно спокойным, а в следующую секунду, отвечая на вопрос ведущей, Слава даже улыбнулась.
— Она что, в натуре твоя сеструха, Белый? — спросил тот же самый зек, любитель телепередач. — Ну, скажу я, блин… Келли Кэпвел отдыхает!
Других комментариев не последовало, и в камере воцарилась тишина! Видавшие виды уголовники, на совести которых были загубленные души, смотрели в экран и ловили каждое слово, изредка бросая на Белова сочувственные взгляды.
До Белова постепенно дошел смысл происходящего. Узнав о том, что ее используют в грязных играх вокруг Сашиного имени, Ярослава приготовила ответный удар. И какой! Нашла в себе силы явиться на телевидение, принять участие в прямом эфире, и открыть свою интимную тайну, свою боль, свой позор.
По всей вероятности, самая драматичная часть беседы была уже позади. Слово «изнасилование» говорилось вскользь, как тема, которую уже обсудили. Говорили об Алеше, и телекамера несколько раз подолгу зависала на заплаканной
Катерине, и мальчике, сидевшем у нее на коленях. Тетка с ребенком находилась в зале среди публики. Другие участницы местного телевизионного шоу, построенного на манер столичных, тоже прижимали к глазам мокрые от слез платочки.
— По-моему, сейчас Алешу больше всего волнует «Чупа-Чупс», — сказала телеведущая. — Но пройдет два-три года… Вы осознаете, Ярослава, тот риск, на который вы пошли, обнародовав сегодня свою тайну? К сожалению, очень вероятно, что найдется добрый человек, который расскажет ее мальчику…
— Я пришла сюда, чтобы защитить доброе имя очень дорогого мне человека — моего брата Александра Белова. Ему сейчас тяжелее всех, — на щеках Ярославы от волнения выступил румянец, глаза горели. — Что же касается сына, то, уверяю вас, он узнает правду от меня.
«Господи, маленькая моя, сестренка моя… Как же ты на такое решилась, с ума можно сойти». У Саши не укладывалось в голове, куда подевалась униженная, с потухшим взглядом девушка, зацикленная на собственных переживаниях. И где она могла научиться так держать себя перед телекамерой — спокойно, отважно, со сдержанным достоинством?
Находясь в монастыре, я успела понять главное, — сказала, глядя, как показалось Белову, прямо ему в глаза, Ярослава, — Господу не важно, чья кровь течет в жилах ребенка — чеченская, русская, еврейская. И как именно он появился на свет — в любви или в горе. Любое рождение — это чудо…
По экрану поползли титры, но никто не тронулся с места. Все молчали, и только Грот, повернувшись к Саше, пробурчал что-то в том смысле, что есть женщины в русских селеньях…
XXXIVНочь накануне заключительного судебного заседания по делу «Красносибмета» для многих выдалась бессонной. Каждый из мужчин, выкуривших рекордное число сигарет, и каждая из женщин, которые вставали и тихо крались на кухню, чтобы накапать в стаканчик валерианы, наверняка искренне удивились бы, узнав, сколько людей не спит из-за Белова. И даже железный Батин полночи провел без сна, уставившись в потолок пустым взглядом.
Насколько проще жилось бы человечеству, скольких конфликтов удалось бы избежать, если бы каждый человек хотя бы изредка, на минуточку, ставил себя на место противника. Если бы боец немного повременил спускать курок, представив, как больно будет матери того, кого он через секунду, может быть, уничтожит от имени государства. Если бы мать, наказывающая непослушного ребенка, могла вспомнить унизительное ощущение от полученной много лет назад пощечины…
Судья Чусов маялся в своей уютной квартир-; ке точно так же, как подсудимый Белов в душной, набитой людьми камере. В некотором смысле судье было даже тяжелее, потому что подсудимый Белов был на сто процентов уверен в своей правоте и четко, вплоть до малейших деталей и интонации, представлял, что он скажет завтра в зале заседаний суда. В то время как Чусов, от решения которого зависело очень и очень многое — можно сказать, судьба правосудия в стране, — этого решения до сих пор не знал.
Он подался с постели, на цыпочках, чтобы не разбудить жену, которая только притворялась спящей, вышел в гостиную и достал из портфеля два варианта одного и того же приговора. Самое поганое заключалось в том, что оба документа были практически безукоризненны с точки зрения юриспруденции. Но один из них абсолютно исключал другой. И если формулировки оправдательного приговора дались Андрею Ивановичу легко, то с его обвинительным «близнецом» ему пришлось повозиться несколько дней.
Нет, этому красавчику Белову определенно легче! Он молод, здоров и вооружен сознанием своей правоты. Беда в том, что подсудимый в ходе предыдущих заседаний суда сумел внушить Чусову непозволительную с точки зрения профессиональной этики симпатию. А это плохо, очень и очень плохо… И судья вновь предпринял попытку отстраниться и почувствовать к Белову хотя бы каплю той классовой ненависти, которую испытывал его друг и коллега прокурор Константинов. Не получалось… Именно эта черта и помешала в свое время Андрею Чусову состояться в спорте. Выходя на ринг, он не мог возненавидеть противника в той мере, в какой это удавалось сделать другим.
Так и не определившись, судья спрятал в портфель оба варианта приговора — обвинительный и оправдательный, и, превозмогая тянущую боль в левом подреберье, отправился в ванную чистить зубы… и затем в суд — исполнять свой долг.
Это заключительное заседание, которое многократно виделось судье во сне, тоже показалось не вполне реальным. В маленьком зале, не случайно выбранном администрацией суда для слушания громкого дела, было очень душно. Зато из прессы смогли поместиться только знаменитая Троегудова как представитель столичных изданий, журналист криминальной хроники из красносибирского «Колокола» и двое парней — репортер с оператором — с местного телевидения. Вполне достаточно для того, чтобы «объективно осветить рядовой уголовный процесс».
Другой маленькой профессиональной хитростью по части заполнения зала было присутствие большого, явно избыточного, числа омоновцев. В результате немногочисленные родственники подсудимого вынуждены были тесниться в проходе. Однако для представителя президента в крае Зорина и его свиты нашлись удобные места в первом ряду. Это холеное лицо, отягощенное сознанием государственной ответственности, за последнее время Чусову приходилось видеть многократно. И оно вызывало у судьи ощущения, похожие на симптомы пищевого отравления.
Спектакль, именуемый судебным заседаниям, побежал по хорошо накатанным рельсам. Прокурор Константинов в ладно пригнанном форменном пиджаке зачитал обвинительное заключение, как в школе — без запинки и с выражением. Свидетели обвинения выглядели чуть менее эффектнее их выступления, как выяснилось позже, до обидного были похожими… на выступления свидетелей защиты. И те, и другие говорили об одном и том же, и практически в тех же самых выражениях. А суду предстояла сложная задача улавливать и фиксировать нюансы в оценках и интерпретациях:
Первое, едва заметное отклонение от привычного ритуала и некий намек на интригу забрезжил, когда адвокат Белова — безукоризненно одетый молодой человек, словно сошедший с обложки журнала, посвященного деловой моде — попросил суд пригласить в качестве свидетеля защиты госпожу Лайзу Донахью, специалиста по налоговому и финансовому праву, проводившего аудиторскиую проверку на комбинате в интересующий суд период времени. С ее помощью защита намеревалась сформулировать свою позицию по вопросам налогообложения.
