Михаил Рогожин - Мой нежный убийца
С такими мечтами недолго и всю бутылку выдуть. Почему же так долго не возвращается Инга?
Я уже соскучилась. Странно, по Лимону не скучаю, а по ней — безумно. От него не исходит тепла, а Инга пронизана им. Не случайно она так мечтала о Средиземном море. Я ее понимаю. Хотя мне самой больше нравится Америка. Правда, я в ней не была.
Но это поправимо… Куда же делась Инга?
Мне так тоскливо. Иду в ее спальню. До дрожи в теле хочется надеть какую-нибудь ее шмотку. Сбрасываю с себя все, натягиваю ее трусики с «молнией» на пипиське, они велюровые и очень потертые. Значит, часто использовались. Сознание этого еще больше распаляет. Надеваю ее лифчик. Моим грудям в нем нечего делать, зато оборочки — балдежные. В таком — любая грудь смотрится сексуально! И, к собственной радости, нахожу черные, в дырках, чулки с тонким поясом. Ах, ноги дергаются от напряжения, еле на них натягиваю это специально сделанное рванье. Сверху набрасываю шелковую зеленую комбинацию. Она на меня совсем маленькая, прилипает к бедрам. В таком виде сбегаю по лестнице вниз и кручусь перед зеркалом. Полный отпад! Не хватает туфель. Снова возвращаюсь в спальню Инги и из нижнего ящика вываливаю всю обувь. Вместе с перламутровыми туфлями на высоченных шпильках нахожу несколько плеток, одна очень большая. Откуда они здесь? Влезаю в туфли и снова несусь к зеркалу, размахивая плеткой, зажатой в руке.
Боже! Какая ж я эффектная! Настоящая герла!
Пусть только попробует возникнуть Пат, так хлестану, что полетит в тартарары…
…В этом наряде меня застает Инга. Она останавливается в дверях — и пожирает меня взглядом.
Замираю с поднятой над головой плеткой. Мне нравится, как она на меня смотрит. Обе тащимся друг от дружки. Мне совсем не стыдно, что натянула ее белье. Инга медленно подходит ко мне, запускает свои прекрасные руки в мои волосы и начинает их ворошить. Наши взгляды устремлены в зеркало. Властно она забирает из моей руки плетку и, немного отступив назад, небольно стегает меня по бедрам. Смеюсь и выпячиваю попку. Достается и по ней. Меня с детства никто не лупцевал. Забытое ощущение…
Инга бьет методично. Лицо ее преображается.
Становится сосредоточенно-нездешним. Скулы обтягиваются глянцевой смуглой кожей, чувственные брови изогнутыми линиями страдальчески перерезают большой лоб, темные круги вокруг глаз оказываются совсем черными, а сами глаза, пылающие чувственным огнем, вваливаются внутрь.
Ноздри короткого носа трепещут в такт частого, шумного дыхания. Губы не слушаются ее. Они то растягиваются в звериной улыбке, то попадают под сияющие белизной зубы и начинают кровоточить от укусов.
Мне уже больно, но продолжаю терпеть, любуясь Ингиным лицом. Она — в улетном трансе. Такое впечатление, что сейчас кончит! Пусть бьет — слаще будут ласки. От ее хлестких ударов лопается зеленая шелковая комбинация и в рассеченных местах появляется кровь. Я вскрикиваю. Инга завороженно срывает с себя одежду и остается голая.
Потом начинает хлестать плеткой себя сначала по бедрам и по спине, а затем выше — по животу и грудям. Себя бьет намного больнее, потому что быстро кожа покрывается кровоточащими ранами.
Устав, отбрасывает плетку, подскакивает ко мне, срывает зеленую комбинацию и принимается обназывать меня своей кровью, при этом успевая языком слизывать мою.
Как безумные, начинаем целоваться. Она снова поднимает плетку и протягивает мне.
— Бей! — кричит в исступлении.
Замахиваюсь — и бессильно опускаю руку. Боже! Никогда никого не била.
— Не получается…
— Умоляю! Сделай мне больно!
Закрываю глаза и начинаю хлестать, не останавливаясь. Не вижу, куда попадаю. Но по воплям Инги чувствую, что тонкий конец плетки впивается в ее тело.
— Хватит, — вдруг со стоном останавливает меня.
Забрасываю подальше плетку и открываю глаза.
Все тело Инги — в крови. На лице — блаженная улыбка. Глаза мечут сумасшедшие взгляды. Она срывается с места и несется по лестнице в свою спальню. У меня дрожат коленки, поэтому я не могу сделать ни шагу от зеркала.
Инга возвращается, держа в руках какой-то черный деревянный предмет. Не могу сообразить, что это. Она протягивает его мне. Оказывается, мужской член! Самый что ни на есть натуральный. Даже теплый. Недлинный, но очень широкий. А яички перламутровые! Сроду такого не видывала. Почему-то мгновенно вспомнила член Ходжи. Интересно их померить. Неужели такая штука влезает?
Словно желая развеять мои сомнения, Инга выхватывает его из моих рук, присаживается, широко разведя ноги, и медленно засовывает его себе внутрь. Боже! На такое смотреть без восторга нельзя! Падаю перед ней на колени и тянусь рукой к перламутровым яичкам. Хватаюсь за них и сама начинаю дергать его вперед и назад. Инга заходится в экстазе. А я уже тяну член к себе. Чувствую, как ее заботливые руки расстегивают «молнию» на трусиках, и вот он — уже во мне. Входит без всякой боли и трения. Кайф невероятный. Такой полноты в себе я еще никогда не ощущала. Кажется, он заполнил меня всю, до самой макушки. Инга ласкает меня горячими, нервными пальцами. Мы вместе ощущаем одно и то же. Член скачет из рук в руки, и наши вопли сливаются в один благостный стон. На секунду бросаю взгляд на зеркало. В нем — опять старый дурак Пат в своем идиотском синем халате.
Стоит, скорчившись в три погибели, и наблюдает за нами. И пусть! Он мне не страшен, у меня теперь есть другой «желанный убийца»!
Обессиленные, падаем на мраморный пол и, обнявшись, затихаем. Лежим долго без движений, голова идет кругом, хочется пить и писать. Большего блаженства никогда не испытывала. Как я люблю Ингу! Готова для нее сделать все, что угодно. Нам нельзя расставаться. Надо уговорить Лимона не уезжать. Мужчин при желании можно встретить сколько угодно. Но повстречать другую такую женщину, как Инга, невозможно. Она, наверное, обо мне так же думает. Неловко признаться, но ее я люблю больше всего на свете. Во всяком случае, сейчас я в этом уверена. Ловлю себя на мысли, что это нечестно по отношению к Лимону. Надо думать о чем-нибудь другом.
— Фантастически хорошо, — шепчу Инге.
— Что именно? — спрашивает она.
— Все. Не представляла, что такой член сможет легко войти…
— Дурочка, — слышится ее смех.
— Правда. Я недавно видела нечто подобное.
Только настоящий.
— Где?
— Не поверишь! В бане, когда меня украли.
Пришел Ходжа с телохранителями. Лиц я не видела, зато когда они разделись, глаза чуть на лоб не полезли. У Ходжи оказался в два раза больше, чем этот.
— Ну уж в два…
— Точно. Я прикинула — такой, как три банки из-под пива. И по длине, и по объему.
Инга захихикала, потом игриво спросила:
— И ты сдержалась, чтобы не попробовать?
— Они бы меня убили…
По-моему, Ингу забавляет мой рассказ. Она легко поднимается с пола, подает мне руку, и мы в обнимку направляемся в ванную. Долго стоим под прохладным душем, смываем кровь с исхлестанных тел, потом ложимся в ванную с каким-то приятным, дезинфицирующим наши раны раствором.
Закуриваем.
— Расскажи еще про Ходжу.
— Что? Мне больше ничего не известно.
— Больше того, что ты узнала, и не надо, — с пониманием поддерживает меня.
Смешно, но даже дурацкий разговор о нем снова возбуждает. Признаюсь в этом Инге. Она издает глубокий, одобрительный стон. Тогда решаюсь признаться в самом интимном. Рассказываю ей, как в постели с Лимоном думаю о члене Ходжи.
Больше от нее у меня тайн нет. В страхе замолкаю, будто призналась в каком-то жутком преступлении. Инга тоже молчит. Такое откровение кого хочешь введет в краску.
— Ты обязана с ним переспать, — вдруг заявляет она.
От неожиданности — чуть не захлебываюсь. Долго кашляю и не верю своим ушам. А Инга как ни в чем не бывало продолжает:
— Иначе воспоминание может превратиться в навязчивую идею. Ты ни с кем не сможешь получить полного удовлетворения. Постоянно будешь в своих мечтах воскрешать увиденный член.
Ужасно стыдно такое слушать. Но она права.
С Лимоном у меня уже начались проблемы. Инга все про меня понимает.
— Нельзя допустить, чтобы развился комплекс.
Подсознательно ты рано или поздно начнешь искать мужчину с похожими размерами. В результате ни семью не создашь, ни с одним мужем не уживешься.
— Из-за такого Пустяка? — слабо сопротивляюсь я.
— Ничего себе пустяк. Вся мировая философия вокруг этого пустяка крутится. Я узнаю, где и как можно повидаться с Ходжой. Встретишься с ним разок, потрахаешься и успокоишься. Лимон об этом не узнает. Ему еще долго придется маяться в лежачем положении.
От такого предложения мороз по коже ползет.
Прошу включить горячую воду. Если бы об этом сказала не Инга, а кто-нибудь другой, рассмеялась бы — и все. Но Инга знает, что говорит. Я же сама мечтала во всем ее слушаться. Какая она неординарная натура! Мне бы и в голову такое не пришло.
