Лев Пучков - Кровник
— Да знаю я, как объехать! — успокоил я Исрапи и едва сдержался, чтобы не наорать на него — мне сейчас, как никогда, нужно было сосредоточиться.
— Ну что, скоро там твой погреб? — поинтересовался Алдат. — Вот они — позиции.
— Ага, скоро, — буркнул я, — метров 50 осталось, по-моему.
— Ты что — не помнишь точно? — удивился Алдат. — А говорил… — В этот момент я застопорился как вкопанный. Алдат с разбегу ткнулся мне в затылок, не успев договорить, и коротко ругнулся. — Ты что тормозишь, идиот?!
— Да вот, думаю, как лучше подойти, — растерянно пробормотал я, впиваясь взглядом в нетронутый травой квадрат грунта, внезапно появившийся в десяти метрах впереди — как пятно среди сплошного травяного ковра. Посреди квадрата торчала проволока с петелькой на конце, упруго покачиваясь на ветру. Горячий комок подступил к горлу. Захотелось крикнуть от отчаяния (грунт в квадрате неровно просел сантиметров на 25), что я, будучи в стреноженном виде, не сумею выбраться из этой ямки, если, спрыгнув в нее, зацеплю петельку ногой! Руки же у меня связаны за спиной. Какое чудовищное недоразумение! Вот она, ошибка в расчетах, — недоучел один-единственный нюанс. Теперь только и остается, что попрощаться со своей жизнью! Такая тупая голова не имеет право на совместное существование с телом — она вполне прилично будет смотреться на колу у входа в штаб Ахсалтакова!
— Развязали бы вы мне руки, — жалобно попросил я дрогнувшим голосом. — Чешусь весь от пота, как вшивый!
— Топай, индюк! — прикрикнул Исрапи. — Руки ему развязать! Может, тебе и застрелиться еще, а?
— Ну ты вспомнил? — напористо спросил Алдат.
— Ага, вспомнил, — обреченно ответил я, вымеряя расстояние до торчавшей над краем ямки проволочной петельки. — Теперь вспомнил.
— Ну, топай тогда, — Алдат подтолкнул меня в спину.
— Потопал, — согласился я и, как стреноженный конь, запрыгал вперед.
— Э, англичанин! Ты что, совсем сдурел? — удивленно воскликнул Алдат. — Ты куда это прыгаешь, идиот?
— Давай за мной, ребята! — отчаянно крикнул я, краем глаза отметив, что мои сопровождающие в нерешительности застыли на месте. — Здесь безопасно, давайте! — и, не доскакав полутора метров до провалившегося квадрата, нырнул вперед, сильно оттолкнувшись ногами.
Не знаю, что скажут по этому поводу циркачи, но я никогда в жизни не согласился бы повторить этот идиотский акробатический этюд со связанными за спиной руками и стреноженными нижними конечностями.
За какое-то мгновение до вхождения головы в контакт с почвой я сумел поймать зубами проволочную петельку, намертво стиснул челюсти и, сгруппировавшись, умудрился перекувыркнуться через голову, больно ударившись затылком о край ямки.
Завершая этот немыслимый кульбит стремительным выходом в положение полуприседа где-то в двух метрах от провалившегося квадрата, я периферийным зрением отметил, что проволока, один конец которой был зажат в моих зубах, полностью вылезла из грунта — на другом ее конце болталась чека от запала гранаты.
— 0-еее!!! — заорал я, на краткий миг повернув голову назад и зафиксировав, что мои попутчики сгрудились на небольшом расстоянии вокруг осевшего грунта. В неимоверном усилии напрягая тело, я кувыркнулся еще раз, больно ударяясь спиной и преодолевая следующие шесть метров, затем еще и еще — на завершающей четверти третьего кульбита мое многострадальное перевязанное веревками тело рухнуло в полуразрушенный окоп, ободрав о дощатый бруствер плечи и грудь. Свалившись на дно, я скрючился, как червяк, закрыл глаза и широко разинул рот.
Шарахнуло так, будто рванул полковой артиллерийский погреб. Сила взрыва была такова, что секунд на десять я потерял ориентацию и перестал соображать — вдобавок ко всему, сверху на меня обрушился столб земли, который засыпал меня с головой.
С невероятным трудом выбравшись из траншеи, я обнаружил огромную воронку почти правильной конической формы, содержимое которой было разбросано далеко за пределы позиций первой очереди.
Из своих спутников я нашел только рыжего Исрапи. Его отбросило всего лишь метров на десять, и, как ни странно, он был еще жив. Низко пригибаясь, чтобы не быть замеченным оставшимися на дороге, я подсеменил к рыжему и несколько секунд смотрел в его сохранившийся глаз, который выглядел как чужеродный орган на лице, превратившемся в свежий мясной фарш. В этом глазу я обнаружил животный ужас и нечеловеческое страдание.
Зафиксировав мое присутствие, глаз Исрапи пару раз моргнул — среди кровавой каши открылось отверстие, из которого раздался еле слышный хрип и что-то, похожее на: «Ты-ы-ыыы…»
— Ты молодец, Исрапи, — тихо пробормотал я, поворачиваясь к умирающему задом и вытаскивая у него из ножен кинжал. — Зря они тебя не послушались… Теперь я разрежу веревку, найду автомат — из семи хоть один должен уцелеть, — убью тех, кто на дороге, и поеду дальше. Вот так…
Перерезав веревки, я присвоил кинжал и некоторое время возился в земле, пока не отыскал чей-то автомат, мало пострадавший от взрыва. Ну подумаешь, приклад оторвало да слегка погнуло крышку ствольной коробки. Уделив чистке оружия совсем немного времени, я вдруг обнаружил, что у меня порваны губы и отсутствует один клык, а изо рта сочится кровь — распорол язык. Еще я отметил, что вследствие взрыва стал туго соображать — у автомата не было магазина! Поискав вокруг, я не обнаружил ни одного целого магазина. Найдя один патрон, я вставил его в патронник. Затем я пришел к выводу, что более заниматься поисковыми работами нет времени — пора было позаботиться о «духах», оставшихся у машин.
В последний раз глянув на угасающий глаз Исрапи, я скатился в траншею и на карачках прытко двинулся к позиции для РПГ,[10] выходившей почти вплотную к лесополосе.
Преодолев ползком 50 метров, отделявших окоп от лесополосы, и внимательно глядя под ноги, я уже спустя три минуты залег в кустах у обочины, метрах в двадцати от завала. Там проходил затяжной консилиум по поводу характера дальнейших действий. Услышав взрыв, «духи», естественно, горели желанием пойти посмотреть, что же там случилось. Однако лезть на заставу без поводыря явно стеснялись. По этому поводу у них возникла перебранка: один настаивал на том, чтобы ехать в отряд и сообщить о случившемся; второй не менее настойчиво требовал пойти и обследовать место взрыва, упирая на то, что кто-то мог остаться в живых и ему может потребоваться помощь.
Насколько я понял, рации у них не было. Иначе давно бы уже сообщили Зелимхану. Тэд в дискуссии «духов» участия не принимал. Высунув голову в приспущенное окно «Нивы», он голосил:
— Я хочу в туалет! Я хочу пить! Развяжите меня, идиоты! Спорящие британца не понимали и периодически орали, чтобы он заткнулся. В результате у завала было очень шумно.
Воспользовавшись этим балаганом, я выбрался из кустов, подкрался к головной машине и стремительным рывком приблизился к спорщикам.
— Ну, слава Богу, козлики, — облегченно выдохнул я, оказавшись в двух метрах от «духов». — Думал, не успею, заметите… Спорщики заткнулись и пару секунд озадаченно рассматривали меня, оцепенев от неожиданности. Дождавшись, когда один из них, придя в себя, начал снимать с плеча автомат, я выстрелил ему в грудь и тут же, подавшись ко второму, засадил тому прямо в сердце кинжал Исрапи.
Убедившись, что противники мертвы, я приблизился к близоруко щурящемуся из окна «Нивы» Тэду и устало пробормотал:
— Все, все, братан… Схватка окончилась со счетом 9–0 в пользу более подготовленного бойца…
ГЛАВА 16
— Срок пребывания в полку — трое суток. Место проживания — здесь. Перемещение по территории полка без сопровождающего — запрещено. В качестве провожатого могу выступать я, мои замы и начальник караула. Связь со мной — через начальника караула. За нарушение режима содержания — расстрел на месте! Шутка, конечно, — счел нужным оговориться Вахид и очень обаятельно улыбнулся. Мы с Тэдом ответили тем же. Только Тэд — искренне, а я — несколько растерянно, поскольку приведенное выше наставление командир полка «Мордас» совершенно неожиданно произнес без запинки на чистом английском языке.
Так состоялось наше знакомство с Вахидом Музаевым, волею случая ставшим очередным звеном в цепи поисков моей украденной жены.
До Хатоя мы добрались без приключений. Заехав в центр села, я остановил машину рядом с небольшой усадьбой, возле ограды которой восседал на табурете местный житель, и обратился к нему с просьбой проводить нас в отряд Вахида Музаева. Мы-де, иностранные журналисты, пишем книгу о справедливой войне чеченского народа, а потому хотели бы пообщаться с видными полевыми командирами.
— Полк, — поправил житель — сребробородый престарелый горец в живописной папахе. — Полк «Мордас».
