Андрей Ильин - До последней капли
Ребенок и женщина сзади. В джинсах, туфлях и разрисованных рубахах.
Шаг к шагу. Километр к километру.
Первый. Второй. Третий.
В конце концов забрались в какое-то болото. Остановились.
— Пожалуй, здесь. Толя, тебе ночи хватит?
— Думаю, даже меньше. Думаю, часов семь.
— Тогда ровно семь. На восьмом мы меняем дислокацию.
Анатолия одевали всем миром. У кого что нашлось. Штаны без дыр, рубашки без крови, плащи не со всеми, но все-таки с пуговицами. В общем и целом вышло ничего — даже прилично.
— Ну вот, теперь тебя первый встретившийся постовой не заберет. Только второй, — остались довольны своей работой модельеры. Время пошло.
Анатолий еще раз внимательно огляделся, запоминая окружающий пейзаж: вытянутая в северную сторону заболоченная поляна, две кривых березы на ее южной оконечности, гнилой пень посредине. Плюс еще кое-какие мелочи, делающие облик поляны неповторимым.
Это были только стартовые приметы. Далее ему, считая от этой поляны шаги, следовало запомнить еще десять или сто пейзажей. Только так он мог вернуться на место, которое теперь покидал.
— Вы только раньше семи часов не сдвиньтесь, — предупредил он.
— Не беспокойся. Секунда в секунду. Только ты тоже не опаздывай.
Место было удачное. Просто отличное место. Мокрая болотистая почва, кое-где с открытыми, выше колена лужами. Частые, труднопроходимые заросли кустарника. Пропасть комаров. Кто способен догадаться, что в такой топи возможно разбить лагерь? Никто. Что и требовалось разведчикам.
Прятаться надо не там, где удобно, а там, где нормальному человеку в голову не придет! Разведчики не туристы. Им безопасность важнее комфорта.
В болотце не без труда отыскали самое мокрое место.
— Здесь и будем ночевать.
— Как ночевать? — поразилась и одновременно испугалась Марина.
— Нормально ночевать. Как дома, — ухмыльнулись разведчики.
— Здесь же кругом вода!
— Вот на воде и будем.
Убежище устроили под вывороченной с корнем елью. Использовали свободное пространство, образовавшееся между землей, корнями и стволом. Нижние, уходящие в воду ветки подрубили и уложили, привалив дополнительно к стволу, с боков. Затем нашли и вырубили четыре раздвоенных на конце кола. Рогатки, навалившись разом сверху, вдавили в грунт в метре друг от друга под импровизированным шалашом. В вилки уложили две толстые жердины, на которые поперек настелили толстые ветки. Получилась поднятая на несколько сантиметров над поверхностью воды площадка.
Сухая площадка.
Подходы закрыли дополнительной листвой и поваленными у самых корней деревьями.
Конечно, по фронтовым меркам убежище было халтурным. Слишком явная маскировка. Маскировка, которая опытного следопыта сама по себе способна навести на подозрения. Но нынешний противник был не из самых искушенных, и ночевать здесь надо было не неделю и не две, а всего лишь одну ночь.
А если по фронтовым меркам, то пришлось бы лежать прямо в болоте, по уши в воде и грязи, в наскоро отрытой яме-убежище. День лежать. А ночь — развешивая самих себя на деревьях — подсушиваться.
На такой подвиг ветераны уже были не способны. Околели бы через час. Да и ни к чему было себя мучить водными процедурами в грязевых лужах. Даже если поиски начнутся, даже если (что представить невозможно) собаки возьмут их след, то все равно ночью розыски прекратятся. До утра. А утром их уже здесь не будет. Если, конечно, Анатолий успеет обернуться.
— Ну что, будем спать? — предложил Сан Саныч.
Марина с большим сомнением смотрела на импровизированное ложе.
— А мы не замерзнем?
— Замерзнем. Но не до смерти.
Площадку густо застелили ветками и еловыми лапами, поверх бросили плащ-палатку. Легли. Первым Сан Саныч, полусидя, привалившись спиной к стволу. Остальные — прислонившись, как к спинке кресла, к нему и друг к другу. Самые удобные и теплые места отвели раненому и женщине с ребенком.
— Только чур без храпа! — предупредил вышедший на первую половину ночи в дозор Михась.
— А ты, если что, толкни.
— Если я толкну — вы все как доминушки в воду посыплетесь!
Проснулись часов через пять. Не от холода. От назойливых криков ворон.
— А разве вороны ночью кричат? — удивилась Марина.
— Кричат, если весят девяносто килограммов и имеют паспорт и пенсионное удостоверение, — ответил Сан Саныч. — Похоже, транспорт прибыл.
— Ну, вы что молчите? Я глотку чуть не сорвал, — возмутился появившийся в сопровождении дозорного Анатолий.
Собрались быстро. Колья выдернули, жерди и ветки разметали по окрестностям, маскировку убрали. Местность приобрела первозданный вид.
— Пошли.
Взялись за носилки. Через несколько минут были на месте. Перед стоящим в кустах возле опушки «уазиком».
— Это ж не твой «УАЗ», — удивился Борис.
— Ну, допустим, не мой. Мой так испохабили, что за неделю не отремонтируешь.
— А этот откуда взял?
— Откуда, откуда? Одолжил.
— А номера?
— А номера мои.
Больше никто ни о чем не спрашивал. Ну, одолжил и одолжил. Покатается и отдаст.
— Ну что, разведчики, поехали?
— Поехали.
— Кого куда?
— Семена в больницу. Нас по домам.
— Меня тоже домой. Мне в больницу с огнестрельными ранениями нельзя. Там сразу дело откроют, — прошептал Семен. — Мне дома все что нужно сделают.
— Кто?
— Врач один, надежный. Он мне еще в санбате осколки выковыривал. Я адрес знаю.
— Сдохнешь ведь.
— Может, и сдохну. Но только дома.
— Ладно, черт с тобой, — согласился Сан Саныч. — Называй адрес.
Глава 34
Пули выковыривали на столе. Обеденном. На полировку постелили детскую клеенку. Вместо наркоза влили в Семена бутылку водки с растворенным в ней анальгином.
— Ой, мужики, втравите вы меня в историю! Я уж, почитай, пятнадцать лет скальпеля в руках не держал, — тихо ворчал доктор.
— Ты давай режь, не рассуждай, — заплетающимся языком с трудом требовал Семен. — А то я встану и в ухо тебе дам. Без наркоза. И еще мужики по разу.
За спиной доктора стояли насупленные ветераны.
— Может, его все-таки в больницу?
— А оттуда в милицию? На любое такое ранение автоматически открывается следственное дело. Вы хотите, чтобы ваш старый приятель мотал срок?
— Что, все так серьезно?
— Более чем.
— Ну не знаю, не знаю. А если он скончается здесь, на столе?
— Такие опасные раны?
— Раны как раз нет. Кости не задеты. Одна пуля прошла навылет. Другая застряла. Надо только ее вытащить. И канал прочистить. На фронте такие раны за раны не считали. Неделя отдыха — и шагом марш на передовую.
— Так в чем дело?
— В возрасте дело. В возрасте! И в сердце! А если оно болевого шока не выдержит?
— Слышь, Семен, а если сердце боли не выдержит? — спросил, склонившись над раненым, Сан Саныч.
— Боли не выдержит? — переспросил Семен. — Тогда еще триста грамм! И огурец! И никакого сердца!
— Что-то раздухарился наш Семен, — хмыкнул Борис. — Может, действительно триста граммов — и того.
— А если он после этого того — того?
— Ну, не знаю. Но так его тоже оставлять нельзя.
Ветераны задумались.
— Эй, доктор! — поманил пальцем Семен. — Выйди-ка в соседнюю комнату. Мне с ребятами потолковать надо. С глазу на глаз.
Доктор, пожав плечами, вышел.
— Короче, так, мужики. Спорить со мной не надо. И нянькаться не надо. Другого выхода у нас все равно нет. Или резать здесь. Или всех вас через меня сдавать. Если следователи за меня уцепятся, то неизбежно всех вас на белый свет повытягивают. Так?
— Так, — вынужденно согласились все.
— А если вытянут, то и пересажают. Всех. Установить принадлежность пули к конкретному пистолету криминалистам труда не составит. А это уже фактик. Первый. Но не последний. За ним потащатся другие. Я не ошибаюсь?
— Нет, — снова были вынуждены признать ветераны.
— А раз нет, раз за лечение придется сидеть, так мне лучше здесь помереть, в домашней обстановке, чем на нарах. Такое мое, в полной памяти и рассудке, пожелание. Имею я на него право?
— В принципе он правильно излагает. Из больницы ему и всем нам прямой ход в следственный изолятор.
— Вот, вот, — подтвердил Семен. — Всем. Я про то и толкую. Чем всем сидеть, лучше одному лежать. Все равно немного осталось.
— Но если он умрет, все равно все наружу вылезет.
— Не вылезет, — снова встрял Семен. — Вы меня куда-нибудь в лес отвезете и по-тихому закопаете. А в милицию заявление отнесете, на розыск. Что, вы не знаете, как эти дела делаются? Кто меня, пенсионера, искать станет? Кому я нужен? Так что думайте, мужики, скорее. Пока водка из меня не выветрилась. И не вздумайте меня жалеть. Жалость не повод для коллективной пожизненной отсидки. Не допризывник же я. Знаю, на что иду. Знаю, что и как болеть будет. Из меня эти пульки уже раз несколько выковыривали. И тоже, между прочим, без наркоза.
![Сергей Бетев - Без права на поражение [сборник]](/uploads/posts/books/242828/242828.jpg)
