Андрей Воронин - Беспокойный
Машина проехала мимо овражка, в котором Алексей Иванович едва не распрощался с жизнью, и, подогретая воспоминанием о пережитом ужасе и позоре, его решимость во что бы то ни стало покончить с Рублевым приобрела твердость легированной стали.
Вербовщик, как обычно, остановил свой потрепанный, запыленный джип в квартале от площади, у поворота на федеральную трассу. Ему предстоял долгий, пыльный и жаркий путь на юг; Бородин пожелал ему удачи, махнул рукой вслед отъезжающему «ниссану» и неторопливо зашагал к стоянке, где калилась на солнце, дожидаясь хозяина, его ласточка.
В салоне было горячо и душно, как в работающей духовке. Алексей Иванович первым делом до упора опустил стекла обоих передних окон, распахнул все двери и, стоя снаружи, выкурил сигаретку. Потом посмотрел на часы, убедился, что вербовщик уже выбрался за городскую черту, сел за руль и, не закрывая дверей, запустил двигатель. Дав ему прогреться, Бородин по очереди захлопнул двери, пристегнулся ремнем безопасности, как будто собираясь сразу же после запланированного звонка с бешеной скоростью пуститься наутек, и, мысленно перекрестившись, достал из кармана телефон.
Серебристый «лексус» с тонированными стеклами, уже какое-то время стоявший поодаль и чуть слышно шелестевший работающим на холостых оборотах движком, плавно тронулся с места, потом вдруг газанул, резко ускорившись, и стал как вкопанный рядом с машиной Бородина. Тонированное стекло правой передней дверцы под жужжание электромотора поехало вниз, и машинально повернувший голову на шум Бородин увидел в образовавшемся проеме неласковое молодое лицо перегнувшегося через пассажирское сиденье водителя.
– Даже не думай, – негромко, но как-то очень убедительно и проникновенно сказал Николай Подольский. – Тронешь клавиши – руки оборву.
Алексей Иванович разжал пальцы, выпустив телефон, уткнулся лбом в горячий от солнца руль, вцепился в него обеими руками и тихо, но с огромным чувством выругался матом.
Глава 11
С моря дул ровный теплый ветер. Он трепал жесткую сухую траву, заставляя ее шелестеть, и негромко свистел в расщелинах старых, изъеденных эрозией скал. Каменистое плато полого понижалось в сторону береговой линии и заканчивалось высоким отвесным обрывом, у подножия которого белело пенное кружево прибоя. В белесом, словно выгоревшем на беспощадном летнем солнце небе повисли полупрозрачные мазки перистых облаков. Они висели неподвижно, и, только хорошенько приглядевшись, можно было заметить, как они потихоньку, словно тайком, меняют очертания, истончаются и тают. Вокруг царило полнейшее безлюдье, лишь над краем обрыва изредка пролетала, ловя распростертыми крыльями тугой соленый ветер, случайная чайка.
Пучок сухой травы, росший в ложбинке в полутора сотнях метров от обрыва, вдруг задрожал сильнее своих соседей, наклонился против ветра, приподнялся и упал вместе с комом земли, намертво присохшей к его жестким, как проволока, спутанным корням. Послышался скребущий звук, с негромким шорохом и стуком посыпались мелкие камни, и в образовавшееся отверстие просунулась грязная, исцарапанная рука, сжимавшая край ржавой немецкой каски времен Второй мировой. Несколько ударов снизу вверх расширили дыру, к первой руке присоединилась вторая, а вслед за ними над краем неровного черного провала показалась голова. Человек огляделся, щурясь от яркого света, затем, с трудом подтянувшись на руках, выбрался из своей норы и сел, а потом лег на ее краю, раскинув руки и устало прикрыв глаза.
На нем был испачканный белесой пылью и рыжей глиной черный комбинезон, подпоясанный широким офицерским ремнем, и высокие армейские ботинки. На поясе висела кобура с пистолетом, с шеи на ремне свисал короткоствольный пистолет-пулемет. Прикрепленная к поясу увесистая электрошоковая дубинка, судя по исцарапанному, испачканному землей концу и поврежденным при ударах о камни контактам, некоторое время активно употреблялась не по назначению – ее, как и старую немецкую каску, явно использовали в качестве шанцевого инструмента.
Некоторое время Сергей Казаков лежал с закрытыми глазами, чувствуя, как припекает щедрое, откровенно южное солнце, слушая посвист ветра и вдыхая соленый, йодистый запах недалекого моря, смешанный с горьковатым запахом трав. Потом, не открывая глаз, размахнулся и отшвырнул в сторону ржавую каску, подобранную в тупике семнадцатой штольни. Эта находка его не удивила, а лишь слегка разочаровала: он предпочел бы наткнуться не на каску, а на саперную лопатку или хотя бы нож. Штольня частично обрушилась, а вентиляционный канал, по которому Сергей в конце концов выбрался на поверхность, больше напоминал смертельную западню, чем спасительный выход, так что маленький бонус в виде саперной лопатки ему бы точно не помешал.
Каска, кувыркаясь и роняя комья оставшейся внутри сухой земли, отлетела на несколько метров, лязгнула о камень и отскочила в траву. На месте ее падения вдруг сверкнула короткая рыжая вспышка, и над плато с грохотом вырос лохматый дымный куст разрыва. На Сергея посыпалась земля, мелкие камни и пучки тлеющей, вырванной с корнем травы. Он рывком сел и увидел завивающийся спиралью, уносимый ветром серый дым и неглубокую курящуюся воронку среди камней. Зрелище было до боли знакомое.
– Ой, ё, – пробормотал он, осознав, что выбрался на поверхность посреди минного поля.
Это открытие наводило на размышления. Неважно, заминировали подходы к бункеру немцы, которые, судя по всему, его построили, или это было сделано позавчера, – в любом случае, тот факт, что мины никто не убрал, свидетельствовал о крайне редкой посещаемости этого места.
Воображение мигом нарисовало скалистый остров, со всех сторон окруженный морем – и хорошо, если не океаном. Какая-нибудь старая база немецких подлодок, подумал Сергей. Это ж надо, как угораздило! Если это действительно остров, да еще и необитаемый, задача существенно усложняется. А впрочем, что за бред! На кой черт кому-то минировать необитаемую скалу посреди океана?
Как бы то ни было, отсюда следовало поскорее уносить ноги. Несомненно, его уже хватились, и как знать, нет ли в бункере других, не столь экзотических, как заброшенный вентиляционный канал и подводный шлюз, выходов на поверхность?
Он забросил за спину автомат, лег на живот и пополз, буквально по сантиметру прощупывая, перебирая каменистую почву перед собой. Часа за полтора он продвинулся примерно на километр, основательно пропылился и пропотел и нашел четыре мины – старые, времен Второй мировой, немецкие противопехотные мины, пребывавшие в таком состоянии, что на них было страшно дышать. Потом ему попались остатки проволочного заграждения – торчащие вкривь и вкось, изъеденные временем и непогодой бетонные столбы с обрывками ржавой колючей проволоки. Среди камней валялась проржавевшая до дыр жестяная табличка; перевернув ее, Сергей обнаружил сделанную готическим шрифтом по трафарету надпись: «…inen!», означавшую, без сомнений, классическое «Ахтунг, минен!», знакомое всякому, кто, как Сергей Казаков, вырос на фильмах о войне.
Солнце начало клониться к западному горизонту, часы, вместе с обмундированием и оружием реквизированные у убитого охранника, показывали начало пятого пополудни. Где-то вдали возник и начал приближаться знакомый металлический клекот. Сергей быстро огляделся и, увидев справа от себя неглубокую ложбинку, скатился на дно. Лежа на спине, он стал обеими руками сгребать и сыпать на себя крошки сухой глины, песок и щебень. Звук приблизился, разросся, превратившись в басовитый свистящий рокот, потом стал оглушительным, а через мгновение в поле зрения Сергея возник идущий на малой высоте вертолет с эмблемой ВМФ на борту.
Вертушка прошла прямо над ним, покружила, удаляясь, над минным полем и, кренясь на борт, по длинной дуге ушла в сторону моря. После того как стальная стрекоза превратилась в черную точку, а затем и вовсе исчезла из вида, растворившись в предвечернем небе, Сергей еще некоторое время слышал удаляющийся рокот двигателя.
Потом стало тихо. Казаков сел, и сухая, как порох, земля струйками потекла с его волос и одежды. На краю ложбинки, формой и размером напоминавшей старую, заплывшую грунтом стрелковую ячейку, среди мелких камешков и кустиков жесткой, выгоревшей на солнце травы виднелся рыжий от ржавчины бок мины. Сорвавшееся с пересохших губ короткое ругательство больше напоминало хриплое карканье, и Сергей про себя помянул недобрым словом того, кто определял форму одежды и экипировку охраны бункера. Про абсолютно ненужные наручники и газовый баллончик эти умники не забыли, а на простую литровую флягу с водой их фантазии не хватило! Видимо, они не предполагали, что охране придется вести боевые действия на открытой местности, за пределами хорошо освещенных бетонных коридоров с кулерами, установленными через каждые сто метров…
