Александр Добродомов - Мытарства пассионариев
Два года мы жили хорошо. Но через два года снова пришли домой такие же мрачные субчики в кожанках и снова увели папу. Утром он не вернулся, как не вернулся на следующий день и через день. На четвертый день мама и я пошли в штаб флотилии, где он служил. Там нам сказали, что папа арестован по обвинению в подготовке вооруженного мятежа и распространении на вверенном ему корабле старорежимных порядков. И в конце сообщили, что папу расстреляли. Маме стало плохо, а мне опять страшно.
Весть об аресте и расстреле папы быстро облетела всех, с кем мы общались. Из школы меня исключили, из нашей комнаты нас переселили в какой-то подвал почти на окраине города. Но и это еще не все. Однажды утром к подъезду нашего нового жилища подъехал грузовик, в котором уже сидело несколько семей, подобных нашей, и нам велели быстро собираться. Из всех вещей нам позволили взять только узел с бельем, узел с теплыми вещами и тяжеленный чемодан с книгами. Мама очень просила, чтобы нам позволили оставить этот чемодан, даже дала солдату какую-то золотую безделушку, и нам оставили. Видимо, чтобы лишний раз поиздеваться: дескать, женщина и девочка переселяются неизвестно куда, и вместо того, чтобы взять побольше необходимых вещей, пусть таскают неподъемный чемодан книг, так им и надо, врагам народа.
Нас переселили в Украину, в село Веселое Харьковской губернии. У нас забрали документы, выделили брошенную избу, больше похожую на сарай, и велели работать на полях.
В школу я не ходила, но мама вечерами учила меня всему, что она знала, да еще вслух читала те книги из чемодана. Конечно же, Святое Писание и Закон Божий, Четьи-Минеи (жития святых), Добротолюбие, творения Иоанна Златоустого, аввы Дорофея и Исаака Сирина, чудные книги Святителя Игнатия Брянчанинова, отца Иоанна Кронштадтского, Феофана Затворника и другие. Знаете, вокруг был мрак и безысходность, а в низенькой избушке через эти книги мощным лучом бил свет высшей правды жизни, свет неугасимой любви Божией.
Многие не выдерживали напряжения и впадали в отчаяние, многие пытались бежать. Куда? Их ловили и отправляли в такие места, по сравнению с которыми холодная и голодная жизнь в селе была просто раем земным.
Святоотеческие книги давали мудрость и силы, учили смирению и незлобию, учили, как выжить и как жить.
Но пришла большая засуха тридцать второго года, а вместе с ней пришел страшный голод. В нашем селе начали умирать люди. Однажды, обезумев от голода и отчаяния, односельчане палками и камнями насмерть забили мою маму, княгиню Юсупову, фрейлину двора Его Императорского Величества. Они убили ее только за то, что им показалось, будто она несет завернутую в платок краюху хлеба. Когда после убийства из-под материи на землю выпал деревянный чурбачок для растопки печки, все разочарованно и с тупым равнодушием разошлись.
Я боялась выйти на улицу, поэтому похоронила маму только на следующий день. После этого стала ежедневно по многу часов в день молиться. Я не помню, когда я спала, я не помню, что я ела и пила, я не помню, как я вообще выжила тогда. Это сейчас, после стольких лет, я понимаю, что меня хранила вера, в которой наставляла меня мама, и любовь Божья, способная совершать любые чудеса. Но тогда все происходило как во сне.
Когда выпал первый снег 1933 года, недалеко от моей избушки остановился накрытый брезентом грузовик, из которого выскочили солдаты и разбрелись по селу. Вскоре все вернулись ни с чем и стояли около машины, дымя папиросами и смотря по сторонам. Вдруг офицер этой команды бросил взгляд на мои окна и я не успела спрятаться. Понимая, что будет дальше, я начала лихорадочно заталкивать книги в чемодан, с которого мы с мамой еще год назад содрали, сварили и съели кожу.
Как оказалось, я из всего села осталась одна в живых, и меня снова везли в неизвестном направлении. «Господи! - молилась я. - Ты же не посылаешь нам испытания свыше наших сил, так доколе я буду мучиться? Господи, освободи тело мое от мук непосильных и поскорее прими душу рабы Твоей Натальи! Боже мой, Боже мой, вскую мя еси оставил?[21] У меня больше нет никаких сил!» Я молилась, и Господь дал мне силы, как, например, силы вцепиться мертвой хваткой в чемодан. Это зрелище, наверное, так поразило офицера и солдат, что они не только не стали забирать чемодан, но даже не делали попыток посмотреть, что там. А может, просто подумали, что я сошла с ума, и какие вещи могут быть у сумасшедшей? Ну разве не явное чудо, что Господь хранил сей чемодан вплоть до этого места и дал мне силы донести его? Представьте: никто на протяжении всего пути не делал даже попытки позариться на его содержимое! Ведь были пересылки, обыски, выдавали и меняли вещи, но чемодан этот или был словно невидим для них, или книги для обыскивающих не представляли никакой ценности. Да вы скоро увидите и тот самый чемодан, и те самые книги.
На чем я остановилась? Ах, да! Меня, еще девушку и парня в закрытом автозаке привезли в Петербург. Я сквозь крошечное прямоугольное отверстие под самой крышей будки пару раз разглядела старые знакомые дома родного города, и это был последний раз, когда я их видела.
Нас привезли в какую-то тюремную больницу без окон, где над нами начали проводить опыты. Почему-то все думали, что я. ела людей и поэтому, представляете, выжила! Что за дикий вздор! Кормили в больнице сносно, делали какие-то уколы, часто брали кровь и другие анализы, следили за гигиеной и… боялись. Да-да, сколько раз я замечала, как испуганно прячут взгляд медсестры и даже доктора, когда я пыталась заглянуть им в глаза!
В тридцать девятом, когда Гитлер напал на Польшу, нас посадили в закрытый вагон и вместе с врачами отправили сюда. Говорили, что это колония для прокаженных и мы должны жить здесь. Не знаю, не видела я тут ни одного прокаженного. Думаю, этот эпитет имел символическое значение, потому что всех, кто здесь тогда был, собрали с украинских голодоморных сёл, как единственных выживших, и поместили с какой-то исследовательской целью. Только вскоре началась война и стало не до науки. Нас кормили и всё такое, но никаких опытов не проводили. Здесь я узнала столько, что просто... что просто нет слов.
Из-за того, что у меня были святоотеческие книги и я их берегла, заключенные со мной обходились вежливо, хоть мне и было лет меньше, чем многим из них. Мы часто собирались вот здесь, в этом бараке, на этом самом месте и устраивали долгие вечера диспутов.
Помню, как один пожилой господин рассказал свою версию голодомора на Украине и Поволжье.
«Засуха, - говорил он, - не является основной причиной стольких смертей. Основная причина в том, что благодаря февральской, а потом окончательно октябрьской революциям 1917 года к власти в России пришли культовые сатанисты и воинствующие талмудические иудеи. Они, представляя мировые силы зла, в основном, конечно, Англии и США, занялись истреблением Российской империи и всего русского. Прежде всего нужно было уничтожить стержень народа - Православную веру, а потом и саму государственность. Но как это сделать с многонациональной монолитной страной, где межнациональные отношения притирались и цементировались веками? Раздробить! Принцип «разделяй и властвуй» как раз подойдет. Параллельно со взрывами церквей и расстрелами священнослужителей начали делить территории по этническим признакам. Одной из таких территорий была Малороссия.
Учитывая националистические всплески, которые последние триста с лишним лет периодически сотрясали Малую Русь, правящая в Москве клика решила подыграть деструктивным, но чрезвычайно активным антирусским силам. Цель у них была общая - уничтожить русский народ, а тех, кто все-таки останется в живых, навсегда превратить в быдло, в скот, в бессловесных рабов. Методы тоже были общие: режь, жги, убивай, мори голодом, то есть в отношении русских, а особенно православных русских, делай что хочешь. Взамен властолюбивые националисты получали контроль над всей Малороссией в составе молодой Советской Республики. Поволжье, кстати, также было выбрано из-за самого высокого процента не отрекшихся от православной веры русских мужиков и баб. Засуха послужила лишь удобным предлогом.
Но вернемся к Малороссии. Как уничтожить русских там, где за века всё перемешалось? И решили обрушить удар голодом в северные, центральные и восточные регионы, где процент русского населения был самым высоким. То, что в результате масштабной «акции» будут умерщвлены сотни тысяч украинцев, иудео-сатанинскую центральную власть в Москве не волновало: чем меньше гоев останется на земле, тем быстрее воплотится тысячелетняя мечта правителей народа Израилева о власти над всем миром. Националисты же, будучи по природе своей холуями без чести и совести, также не сильно переживали за жертвы среди «своих» - главное любыми путями изничтожить «москалей» и захватить власть.
Но зачем? Зачем так упорно и постоянно рваться к власти, если из истории известно, что, получив власть, украинские националисты сразу передерутся и непременно всё развалят? Патологическая гордыня, извращенное болезненное властолюбие и полнейшее отсутствие чести - такие качества никогда ничего не созидали. Помните, что говорил великий Гоголь устами своего Тараса Бульбы? Тарас Бульба: «Знаю, подло завелось сейчас на земле нашей; думают только, чтобы при них были хлебные стоги, скирды, да конные табуны их. Милость чужого короля,... который желтым чеботом своим бьет их в морду, дороже для них всякого братства».
