Андрей Воронин - Комбат
– Какого хрена ей надо? – спросил комбат, не прерывая физических упражнений.
– Не знаю… – пожал плечами Андрей, – наверное, хочет чего-то.
– Алло! Алло! – послышался тихий голос из наушника.
– Вы меня слышите? Трубку не бросайте.
Комбат вздохнул и махнул рукой Подберезскому:
– Поднеси аппарат.
Он взял трубку, соединенную с телефонным аппаратом витым шнуром, и, продолжая приседать, строго поинтересовался:
– Вы кто?
– Мы не знакомы, но вы Борис Иванович?
– Он самый.
– Я Наташа, из Питера…
– Не знаю тебя.
– Я тоже вас не знаю. Хотя нет, видела один раз на фотографии.
– Какая фотография?
– Послушайте, я вам сейчас все объясню.
– Только потолковее.
– Вы заняты?
– Ты мне сначала объясни, откуда у тебя взялся мой номер?
– Из записной книжки вашего брата Андрея.
– А, так ты его девушка?
– Один раз виделись.
– Негусто.
Наташа, испугавшись, что брат Андрея Рублева может бросить трубку, заподозрив ее в попытке выйти на Андрея через него, тут же принялась объяснять:
– По-моему, с вашим братом случилась неприятность. Я хотела вас предупредить.
Комбат оставил приседания и уселся на диван.
– Значит так, все по порядку. Что за неприятность? И когда она случилась.
– Его ОМОН забрал.
– Когда?
– Еще в пятницу.
– До сих пор не выпустили?
– Не знаю. Боюсь, что – да, его до сих пор нет дома. Представляете себе.
– Он что, ключи тебе от своей квартиры дал? Ты живешь у него?
– Нет, но я заходила к нему.
– Может, он просто не открывает?
– Это долго объяснять, но я была в его квартире – внутри. А потом туда влез какой-то странный человек, по-моему, грабитель. Но я сумела убежать, а потом он поджидал меня возле моего дома. Я теперь у подруги живу. А ваш брат Андрей до сих пор так и не появился. – Выпалив это, Наташа наконец-то вздохнула.
– Хреновина какая-то… Ты на службу к нему звонила? К друзьям?
– Не знаю я его друзей, вернее, одного знала, но и его забрали.
– ОМОН, говоришь, забрал? За что?
– Сама понять не могу. Мы с ним в баре и познакомились. Сидели, еще друг его один был…
– Кто?
– Кажется, Александр Чесноков.
– Есть у него такой, – комбат уже проникся доверием к тому, что ему сообщила Наташа.
– А потом вдруг облава. ОМОН в масках, с автоматами… Подошли к ним и забрали.
– Слушай, девонька, – комбат постарался придать своему голосу максимально ласковый тон и от старательности даже прищурил глаза, от чего он стал похож на добродушного, только что проснувшегося медведя, – ты мне телефон свой дай и адрес. Завтра я буду в Питере, там и разберемся.
Наташа, путаясь в цифрах, назвала ему телефон своей подруги, ее адрес. Он не отстал от нее, пока она дважды подряд не назвала и то и другое без разночтений.
– Завтра жди с утра, – комбат повесил трубку и, чуть приоткрыв рот склонив голову на бок, посмотрел на Подберезского.
– Что-то не так? – спросил Андрей.
– В жизни всегда что-то не так случается, – Борис Рублев вновь взял в руки телефонную трубку, быстро набрал справочную аэропорта. – Когда сегодня самолет на Питер? – спросил он.
– На сегодня рейсов больше нет, – ответил ему бесстрастный голос.
– А первый завтра?
– В четырнадцать двадцать.
– Уже не надо.
Насчет поездов Борис Рублев и спрашивать не стал.
– Андрюша, – сказал он, – машина-то у тебя ходовая есть?
– Комбат, вы в Питер собрались? Случилось что-то? С братом?
– Я спрашиваю, машина у тебя есть?
– Конечно.
– Дай, – комбат протянул руку ладонью вверх.
– Не понял.
– Ключи давай.
Андрей Подберезский относился к своей машине, как другие мужчины относятся к жене.
Он и допустить не мог, чтобы кто-то чужой сел за ее руль даже с его разрешения. Но бывают в жизни ситуации, когда отказать невозможно, вернее, существуют такие люди в таких ситуациях.
– Я сейчас, – Андрюша принялся хлопать себя по карманам, прислушиваясь, где отзовутся звоном ключи.
– Понимаешь, спешить надо.
– Понимаю… Сейчас…
Его хмурое лицо внезапно прояснилось:
– Вы прямо сейчас в Питер собрались или до утра подождете?
– Сейчас.
– Есть у меня еще одна машина, если хотите, подарить даже могу.
– Нет, ты это брось. Мне она денька на три-четыре нужна. Приеду – верну в целости и сохранности.
– Нет, Борис Иванович, комбат, батяня, у меня в самом деле лишняя машина есть.
Слова «лишняя машина» явно не укладывались в голове комбата. Он мог понять, когда у человека есть квартира или нет ее, есть машина или он ходит пешком. Но чтобы квартиры или машины были лишними, к такому он еще не привык, особенно если дело касалось его друзей.
– Мне по хрен какая она у тебя – лишняя или последняя – давай и все тут!
– В гараже ключи, и дома, – торопился объяснить Андрюша, уже в прихожей втискивая свое грузное тело в кожаную куртку.
И будь рядом с ним кто-нибудь более слабонервный, чем комбат, наверняка испугался бы, что тонкая, хорошо выделанная лайка тут же треснет. – Отличная машина, комбат, только видеть я ее не могу!
– Почему? – изумился Борис Иванович, сбегая по лестнице вниз.
– Помните, вы о жене спрашивали? Так вот это ее машина.
– Если ее, так чего же ты ей не отдал?
– Не заслужила, – ив его голосе почувствовалась смертельная обида, какую может испытывать мужчина только к предавшей его женщине. – Вот ей, а не машина! – Подберезский на секунду приостановился, скрутил фигу и показал ее собственному отражению в пыльном стекле подъездного окна.
– Как знаешь, – отвечал комбат.
Когда они уже садились в такси, Подберезский назвал совсем другой адрес, незнакомый еще Борису Ивановичу, подальше от центра.
– Гараж у тебя там, что ли?
– И гараж тоже. Все думал продать, да как-то руки не доходили.
– Наверное, ждал что жена вернется, – не без ехидства заметил комбат.
– Может, и ждал, – внезапно упавшим голосом отозвался Подберезский. – Машину-то я вам дам, а как же документы?
– Не бойся, я выпутаюсь.
Андрюша задумался.
– Давайте я уж вам, комбат, все чин-чинарем сделаю и документы выправлю.
– Не успеешь.
– Но это не проблема.
Ничего больше не объясняя, Андрюха попросил таксиста притормозить возле ближайшего таксофона и выбежал на улицу. Комбат уже плохо слушал его разговор.
– Что значит занят? – кричал Подберезский. – Забыл, как я тебя вытаскивал? Ну так вот, через десять минут будешь возле Томкиного дома со всеми причиндалами. И бланки не забудь, понял!?
Затем он зло повесил трубку на рычаг и вновь прыгнул в машину.
– Поехали!
– Кому звонил?
– Сказал бы – приятелю, да язык не поворачивается, – пробурчал Подберезский и объяснил. – Нотариусу.
– Зачем?
– Пока мы с тобой машину в порядок приведем, он тебе доверенность оформит.
– Лихо ты устроился.
– Не очень-то, но не жалуюсь.
Такси завернуло во двор мрачной бетонной пятиэтажки, объехало кусты и замерло у длинной череды гаражей, на железных дверях которых белели не очень ясно выведенные цифры.
– Посвети пока фарами, – попросил Подберезский, расплачиваясь.
– Это запросто.
Он подошел к гаражу номер 35 и взял в руки порядком заржавевший навесной замок.
Ключ со скрежетом провернулся в нем, и толстая скоба отворилась. Затем еще немного поколдовав над двумя другими, уже врезными замками, Подберезский сумел-таки отворить толстую металлическую дверь гаража. Щелкнул выключателем, махнул рукой таксисту, мол, уезжай.
В гараже оказалось полно всякой всячины.
Забит он был под завязку. Всю заднюю стенку занимали книжные стеллажи с разбитыми стеклами, поставленные вертикально диваны, нагроможденные друг на друга кресла, стулья, книги, связанные в пачки. Вдоль боковой стены тянулся штабель картонных коробок с надписями – аппаратура, выпивка, компьютерные приставки.
– Ну, Томка, сволочь! – пробормотал Подберезский.
– Обещала все свое барахло забрать.
– С бабой своей потом разберешься.
Комбат еле пробрался между штабелями картонных ящиков и сверкающим боком легкового «форда».
– Смотрите, комбат, я машину в порядке оставлял. Может, эта сучка что-нибудь сделала? – Подберезский стоял, широко расставив ноги, прямо под оголенной лампочкой, наступив обеими ногами на собственную тень.
Он дорого бы дал, чтобы не видеть эту машину вновь, потому что в этом самом «форде» он и застал свою жену с любовником.
– Сука! Сука! – только и шептал он.
И блеск надраенных фар напомнил ему блеск очков того худосочного торговца, который брал у его жены на реализацию товары. Ту сцену он запомнил на всю жизнь: голый, бледный, как червь, но в очках, наверняка оставленных для того, чтобы получше рассмотреть его Томку. Но тогда Подберезский, не говоря ни слова замершим в одной из классических поз любовникам, двумя пальцами брезгливо снял эти очки с показавшемуся ему тогда полупрозрачным носом и раскрошил стекла вместе с оправой в ладони. Только тогда Томка завизжала.
