Сергей Зверев - Антидиверсанты
– L-94, L-97 принял. Что у тебя?
– Я ранен, Томсон. Плохо ранен…
– Принял, Рич! Жди! – с некоторым опозданием ответил командир.
Метрах в ста правее грохотали перемежающиеся автоматные очереди. Временами они начинали стрекотать синхронно, как тетерева на токовище.
Дело – дрянь. Без помощи не выкарабкаться! Рич попытался вытащить индивидуальный медицинский пакет. Это удалось только с третьего раза. Он разорвал зубами обертку, достал шприц-тюбик с анестезирующим раствором, сжав челюсти, вколол в предплечье. Не удержался, приглушенно застонал. Без толку. Самому невозможно себя перебинтовать. Если в ближайшее время сюда не придет кто-то из группы, истечешь кровью. Неужели это ВСЁ?
Рич развернулся, лег на живот, подтянул к себе приклад автомата. И тут увидел всего в десяти шагах своего врага…
Противник приполз справа. Он не мог зафиксировать местоположение Рича – американского снайпера скрывал продолговатый бетонный обломок. Враг, видимо, потерял Рича из вида. Вот в чем дело!
Почему он не ведет огонь по бункерам? Тянет время? Дилетант?
Нет, ни в коем случае. Опытный и грамотный боец. Ведь это было понятно еще в самом начале боя. Перемещался он маневренно, а главное, успел, разрази его «Томагавк», попасть в Рича!
Конечно, профи, сомнений нет. Наверное, бережет патроны, хочет поразить цель наверняка. А сам надеется в последний момент нырнуть в сторону. Рич сам знал подобные приемы. Он, к примеру, готов в любое мгновение уйти вбок с директории выстрела с такой скоростью, которой могут позавидовать даже пули со смещенным центром тяжести. Точнее сказать, был готов еще минуту назад…
Мстительная мысль добавила энергии в слабеющие руки. Превозмогая страшную боль, Рич отполз еще на полметра влево, под листья огромного лопуха, стискивая в руках автомат. Раздвинул в стороны поломанные крапивные стебли, прицелился, учитывая то, что противник, конечно же, продумал, куда бросится, спасаясь от разящей очереди. Видимо, вон туда, направо, в ложбину около металлической трубы. Очень правильное решение. Рич и сам бы поступил так на его месте.
Не торопиться.
Забыть про боль.
Выдержать директорию выстрела. Ведь враг уже почти целую минуту не уходит с одного места.
«Чего ты ждешь, стервец? Почему не вступаешь в бой с Томсоном?»
Мысли путаются…
«Конечно! Он же не знает, что я ранен».
Напрягая всю свою волю, боец американского отряда специальных диверсионных операций Эндрю Кузьмичофф, имеющий позывной Рич, последний раз в жизни медленно нажал на спусковой крючок…
28
Северо-восточная Украина
Полигон
18 августа
Ночь
Митин не боялся смерти. Немалый опыт силовых операций, когда он не один раз балансировал на самом краю пропасти, приучил к фатализму. «Тебя уже давно должны были убить, а ты все еще живешь», – часто говорил себе Митин, проводя индивидуальную психологическую подготовку перед очередной операцией.
Впрочем, рано или поздно придет этот час. Какими тонами окрасит финальная минута такой привычный, яркий в своих красках мир? Наверное, застынут листья деревьев, травяные былинки, утихнет ветер, а солнечные лучи потеряют объемность, превратившись в плоские линии, будто проведенные на листе ватмана начинающим живописцем…
Они вели огонь втроем с одной позиции. Краем глаза Митин отметил, что американский командир работает во время боя исключительно серьезно – не разменивается по мелочам, не медлит, но и не посылает в пространство слепые очереди.
Обстановка менялась столь стремительно, что родившаяся было мысль использовать гранатомет на «Грозе» Алексеева, сверкнув в сознании Митина пунктиром трассирующей пули, тут же была отброшена прочь, как использованная гильза. Но Запад сам напомнил о своем стратегическом запасе. Он подполз к командиру и спросил, покосившись на американца:
– Давай вдарим вон туда, где двое стрелков? Трубу разнесет как пить дать. А заодно и этих хлопцев.
– Отставить, – не отрываясь от прибора ночного видения и пытаясь поймать в окуляры движущуюся фигуру противника, с профессиональной скоростью продвигающегося вдоль линии бункеров, произнес Митин.
И был удивлен, когда услышал рядом веский голос «заокеанского союзника»:
– Мы не знаем, чем они вооружены. И сколько их здесь еще появится. Он дело говорит. Поторопитесь, а то можно опоздать. Навсегда.
В этот момент очередь прошла прямо над их головами, пули срикошетили от бетонных стен, со свистом разлетаясь в стороны.
– Хохлы со мной согласны и тоже считают, что нельзя терять время. – Произнеся эти слова так, чтобы его услышал Митин, американец пополз вперед.
Он был на самой крайней ступеньке, опасно выдвигаясь на открытый участок. И уже начал медленно приподниматься с холодного пола, держа в руке винтовку, когда вынужден был резко остановиться. Приемопередатчик выдал вызов.
– L-94, L-97 принял. Что у тебя?
Сообщение шокировало Томсона. Молниеносно откатившись к стене, под защиту груды кирпичей, он пролежал, не двигаясь, долгие тридцать секунд, не обращая внимания на пули, чмокающие по стенам бункера всего в нескольких дюймах. Рука, сжимающая приемопередатчик, казалось, готова была в любое мгновение метнуть его в направлении позиций противника, как ручную гранату…
– Принял, Рич! Жди! – наконец произнес Томсон в рацию и, закрепляя ее на поясе, у самого выхода зло бросил Митину: – Мы с тобой теперь в равных условиях. У меня тоже остался только один дееспособный боец…
Томсон совершал выверенные, отработанные годами тренировок движения. Секунда – и он в трех метрах правее, еще две – и уже скрыт за стеной густого бурьяна в небольшой ложбине у края бункера Д-10 и готов вести огонь.
Космическими пульсарами вторгались в сознание панические мысли. Группа уничтожена, задание провалено. Генераторы с собой, но выбраться отсюда живым невозможно. Очевидно, что этот район плотно оцеплен украинцами. Сколько еще есть времени? Глупый вопрос. Остается лишь одно – несмотря ни на что, пробиваться изо всех сил!
Соревнуясь со скоростью пуль, мелькала перед глазами хроника былых дней. Отдельные кадры воспоминаний. Десятые доли секунды, вмещающие в себя месяцы и годы. Вот емкой голографической картинкой высветилось лицо любимой женщины. Нэнси…
Всего три недели назад, во время интенсивной подготовки Томсона к рейду в Россию, у них случился крупный скандал. Инициатором разборки выступила она.
– Ты совершенно перестал обращать на меня внимание, – грустно говорит Нэнси, смешивая себе очередной коктейль. – Я так думаю, что я тебе просто надоела.
Томсон закуривает и складывает руки на груди. В последние дни подобные разговоры происходят уже не в первый раз.
– Ты сказал, что скоро опять надолго уедешь. Так?
Он кивает.
– А ты не думал о том, – Нэнси подходит к Томсону, пристально вглядываясь в его лицо, – что я никогда не спрашиваю тебя о твоей работе. Нет, нет, – она машет рукой, видя, что ее друг нахмурился, – знаю, что нельзя. Но ты можешь сказать хотя бы сроки? А то исчезнешь опять на два месяца…
Томсон тушит сигарету, берет ее лицо в ладони, целует.
– Думаю, что управимся очень быстро. Не стоит переживать.
– Не стоит? – Нэнси кривит губки. – А откуда мне известно, куда ты ездишь? Вдруг не по своей военной службе? Опять нельзя спросить? Как у вас, русских, говорят? Ne tvoego uma delo? Верно?
– Конечно, – усмехается Томсон. – Одна сексапильная мулатка пригласила меня заняться дайвингом на Багамах. Я приготовил заранее деньги и выпросил внеочередной отпуск.
Нэнси внезапно звереет. Сузив глаза, она кричит:
– Мне плевать на твои дурацкие шутки! Может, это и есть правда? Почему ты снял со своей кредитной карты десять тысяч долларов? Зачем тебе деньги перед военной операцией?
– Откуда ты знаешь? – Томсон крепко сжимает ее плечи. – Ты что, обращалась в мой банк?
– А ты забыл, – она вырывается и отскакивает в сторону, задев стакан с коктейлем, который падает на пол и разбивается, – что сам показал мне код доступа в Интернете? Спроси, почему я проверяла!
Нэнси убегает в комнату и притаскивает в столовую женские колготки. Держа их пальчиками правой руки с брезгливостью, как дохлую змею, произносит, тяжело дыша:
– Я нашла это в твоей машине, у заднего сиденья. Они завалились под коврик, а ты и не заметил. С кем ты там развлекался?
Томсон вспоминает, что подобный эпизод действительно был несколько дней назад. Случайная подружка, ни к чему не обязывающая связь. В тот день он довольно сильно напился. Вот, получается, откуда ноги растут. В прямом и переносном смысле…
Нэнси бросает чулки в угол и кидается в комнату.
– Что же ты молчишь? – доносятся оттуда ее истерические крики. – Другой бы уже нашел в себе силы признаться!
Томсон закипает гневом. Он давит каблуком осколок разбитого стакана, хватает недопитую бутылку рома.
