Илья Рясной - Наше дело — табак
— Кто же им информацию дал? — задумчиво произнес Ушаков, глядя на экран.
— А что, трудно эту информацию найти? — недоуменно спросил Палыч.
— Не так легко. Все систематизировано. Как в толково составленной справке.
После фактов начались умозаключения и домыслы. Тут журналисты порезвились вовсю, направо и налево нашлепывая ярлыки. Выяснилось, что мафию можно было бы победить давно, если бы не покровительство самых высоких чиновников. Например, вконец заворовавшегося губернатора области — тут Ушаков был согласен. И начальника УВД, который на корню зарубил все попытки расследовать факты коррупции. Да и вообще, генерал Шаповаленко является лучшим другом губернатора, который вытащил его непонятно откуда.
— Эка вашего начальника приложили, — покачал головой Палыч.
— Все ведь с ног на голову поставили, — возмутился Ушаков. — И не краснеют.
Дела обстояли как раз наоборот. Действительно, губернатор в свое время согласился на назначение начальника УВД, решив, что тот человек из армии, не совсем понимает, где очутился, а на практике проверено, что с задубевшими от скитаний по военным городкам и полигонам армейскими договориться куда легче, чем с хитрыми ментами. Вот тут губернатора и ждал сюрприз. Шаповаленко оказался из почти вымершего племени честных чиновников. Мзду не брал. Никакие шкурные дела не обтяпывал. В бизнес своих родственников не пропихивал. В общем, был человеком неуправляемым. И постепенно начал прижучивать всех, включая областную администрацию. Именно при новом начальнике УВД пошли дела по янтарному комбинату, рыбфлоту. И по сигаретам. Были привлечены к ответственности несколько шишек из властного олимпа и парочка наиболее доверенных бизнесменов. В результате губернатор каждые три месяца слал «телеги» в МВД России, призывая снять распоясавшегося держиморду с должности, но в МВД на эти призывы внимания не обращали, поскольку знали, что из себя представляет областной руководитель и какова ему цена…
Дальше законспирированным голосом, будто пытаясь проглотить микрофон, на фоне морского порта корреспондент НТВ с придыханием вещал, что за ними была слежка, их пасли с момента схода с трапа самолета милиция и криминальные структуры, и члены телегруппы рисковали своей жизнью на каждом шагу. И так бы и сложили они буйные головушки на негостеприимной полесской земле, если бы не помощь истинных слуг народных, отважных оперативников областного УБОПа.
— Приехали, — всплеснул руками Ушаков, уже начавший подозревать, к чему все идет.
В общем, суть репортажа сводилось к одному — УБОП знает наперечет всех бандитов (а кто их не знает), готов их хоть завтра всех взять и упечь на Колыму, но губернатор и начальник УВД не дают им вздохнуть.
— Мать твою! Вот наглецы, — покачал головой Ушаков.
— Приложили вас, — усмехнулся хозяин «Хауза».
— Ох, что сейчас начнется…
Он потянулся к рации, лежащей по привычке под рукой, и выключил ее, решив, что в воскресенье он отдыхает. Перед понедельником надо хорошо отдохнуть. В понедельник в УВД откроется сумасшедший дом. Да, доблестная спецслужба пустилась во все тяжкие.
— Вот идиот, — прошептал он.
Слово это относилось к начальнику УБОПа…
Глава 8
СПЛЕТНИЦЫ
— Как тебе причесон? — спросила Вика, возникая на пороге.
— Вызывающе слегка, — сказала Лена.
Вика подстриглась чуть ли не «под ноль».
— Почему? Что, спрашивается, такая калоша, как я, не может тряхнуть стариной?
— Может.
— В Голливуде одно время мода была — налысо брились и прически краской рисовали. — Вика скинула туфли, обулась в мягкие, пушистые тапочки и прошествовала на кухню, на которой не одному человеку перемывались косточки, смаковалась не одна сплетня.
— Знаешь, я у Рудика больше стричься не буду. Макс — у того рука легче. — Вика уселась на мягкое сиденье уголка и вытянула ноги, проведя пальцем по стежку на чулке — только что где-то зацепилась.
— Макс берет больше, — возразила Лена.
— Господи, десять долларов туда, десять сюда — какие проблемы…
— Ты слышала. Дона Педро арестовали. — Лена начала колдовать над туркой. Фирменную кофеварку она отставила в сторону, придя к выводу, что кофе, приготовленный в турке, все-таки лучше. Нужно, конечно, готовить на углях, но на кухне места углям не было.
— Говорят, это он Глушака заказал… Я, кстати, так и думала. Помнишь, перед всеми этими кровавыми делами я тебе еще говорила, что у Инессы с Педро шуры-муры. Я еще тогда прикинула — его подлая рука здесь.
— Слушай, что это за люди такие? — воскликнула Лена зло. — Сегодня обнимаются, друг другу в дружбе клянутся. А завтра киллеров посылают.
— Знаешь, мой муженек как говорит?
— И как он говорит?
— В нашем бизнесе, говорит, друзей нет. — Вика потянулась так, что косточки хрустнули.
— Не он один так говорит, — поморщилась досадливо Лена. — Это их любимая присказка.
— Я единственно чего не понимаю — почему милиция Инессу не берет? Наверняка с ее ведома муженька прихлопнули.
— Наверняка. — Лена вздохнула. — Мне рассказывали, она просто взбесилась, когда ее из «Востока» попросили.
— Поживилась-то она там не хило. У нее сейчас мечта — как можно больше денег из всех вытрясти и умотать в Англию.
— Чего она в Англии делать будет? — усмехнулась Лена. — Она кроме русского языка никакого не знает. И не выучит.
— Выучит. А потом окрутит какого-нибудь лоха английского побогаче. И будет ему наставлять рога.
— Вот стерва.
— Еще какая.
— Господи, как же я ненавижу их! — с чувством воскликнула Лена.
— Это ты зря. Ненависть, подруга, иссушает. Смотри на вещи философски, — порекомендовала Вика.
— Я боюсь, — негромко произнесла Лена. — И с каждыми днем боюсь все больше… Инесса. Она же тут орала, что Арнольду все это так не пройдет. На что она способна?
— На все… Но сейчас ее прижали. Так что Арнольд выживет… Пока выживет.
— Что значит пока?
— А потом как получится.
— Вика, ты чего такое говоришь!
— Я шучу… Повторяю, подруга: не дергайся. Все вокруг какие-то дерганые. Мой вон тоже какой-то ошалевший стал. После торгов за квоты вообще лицо перекривило, будто бутылку рыбьего жира выпил. Все твердит, что новые разборы грядут. Без телохранителя из дома не выходит.
— А тебе?
— А мое тело он не настолько ценит, чтобы его хранить… Козлы они, я тебе скажу. Говорю же, их надо принимать такими, как они есть. То есть обычными козлами.
— Попробуй, как лучше — из кофеварки или из турки? — Лена разлила кофе по маленьким чашечкам. Вика сделала небольшой глоток, причмокнула.
— Так лучше. Чего-то добавляешь?
— Кое-что.
— Дашь рецепт? Или секрет?
— Конечно, дам.
— Хотя у меня все равно так не получится. — Вика еще раз глотнула кофе, блаженно прижмурилась. — На кофе рука легкая должна быть. Это или умеешь, или не умеешь. Как и на деньги. Они или липнут к рукам, или не липнут. Будь ты хоть академик, хоть дебил — не влияет. Вон Глушак, дурак дураком был, но деньги к нему рекой текли. А доктора наук на помойках бутылки собирают. Потому что у него рука на деньги легкая была. Понимаешь, подруга?
— Как не понять.
Вика пригладила волосы:
— Знаешь, а мне нравится. Причесываться не надо. Просто и практично… Давай тебя так же обкорнаем… Я Макса попрошу. Он тебя воткнет вне очереди… Смотри, кажется, просто так взять и обкорнать. А каждая волосинка на своем месте. Где больше снять, где меньше — мастер, одним словом… Да еще голову помассировать… У него такие пальцы, подруга. Аж дрожь пробирает.
— Сильно пробирает? — усмехнулась Лена.
— Да как бы не пробирала — что толку? Все равно он голубой. Женскими модельерами и парикмахерами могут быть только голубые. Ты что, не знала?
— Наверное, преувеличение.
— Ни фига не преувеличение… Ну как, спросить?
— Ну, спроси, — кивнула Лена рассеянно.
— И будет нас две лысые старые калоши, — довольная, засмеялась Вика… — Коньяк в кружку, — велела она, ткнув в кофейную чашку пальцем.
Лена вытащила бутылку «Наполеона». Ритуал был отлажен. Было ясно, что полбутылки они уговорят.
Вика захмелела быстро.
— Кстати, у моего тоже дурная идея, — сообщила та. — Какой-нибудь домишко в Англии прикупить.
— Чего им эта Англия сдалась?
— Нравится. В общем, в Лондон свинтить. Навсегда. В больше сюда ни ногой… Казик надерется и как заведенный повторяет: «Пора делать ноги». Уже год я это слышу… У него идея глубоко засела — сорвать где-то большие деньги. Не сотню-другую тысяч долларов, а действительно большие. И рвануть отсюда подальше.
— Почему?
— Боится, подруга. Они все боятся. Потому что страшно. Будем, — она подняла стопку коньяку.
— Страшно, кивнула Лена.
— На войне как на войне. То одного пулей снесет. То от другого воронка останется. У них крыша и едет… Знаешь, когда он узнал, что Глушака и Арнольда подстрелили, что он делал?
