Клайв Касслер - Троянская одиссея
– Я запомню. Когда придет время...
Внезапно Питт замолчал. Ожившие индикаторы приборов начали показывать присутствие в воде химических загрязнений.
– Похоже, мы на что-то наткнулись.
Джордино повернулся к трапу, ведущему в жилые каюты:
– Я разбужу Доджа.
Через несколько минут зевающий Додж втиснулся в рубку и начал просматривать показания приборов и компьютерные мониторы. Наконец он выпрямился, явно озадаченный.
– Это не похоже ни на одно промышленное загрязнение, которое мне приходилось видеть.
– Что вы об этом думаете? – спросил Питт.
– Я пока не уверен, нужно проделать кое-какие анализы, но похоже, что здесь настоящий коктейль из всех элементов периодической таблицы.
Возбуждение усилилось, когда появились Ганн и Рене, разбуженные неожиданной активностью в рубке, и предложили приготовить всем завтрак. Додж потихоньку начат собирать поступающую информацию и анализировать цифры.
Хотя до восхода солнца оставалось еще добрых три часа, Питт вышел на палубу и принялся внимательно вглядываться в черную воду, струящуюся вдоль борта. Он лег на палубу, высунулся под релингами и опустил руку в воду. Когда он вытащил ее и поднес поближе к глазам, оказалось, что ладонь и пальцы покрыты коричневой слизью. Он вернулся в рубку, поднял руку на всеобщее осмотрение и объявил:
– Мы вошли в муть. Вода превратилась в тускло-коричневое дерьмо, как если бы одновременно поднялся весь донный ил.
– Вы ближе к истине, чем предполагаете, – сказал Додж, впервые за последние полчаса раскрывая рот. – Дичайшее варево. Никогда не видел ничего подобного.
– Есть какие-нибудь соображения относительно рецепта? – спросил Джордино, терпеливо ожидавший, пока Рене положит ему на тарелку кусок яичницы-болтуньи с ветчиной.
– Ингредиенты совсем не похожи на то, что можно было бы ожидать.
Рене взглянула на него недоумевающе:
– О химических загрязнениях какого рода мы, собственно, говорим? – Додж значительно посмотрел на нее.
– В состав мути не входят полученные искусственным путем токсичные химикаты.
– Вы хотите сказать, что за всем этим не стоит человек, какой-то злоумышленник? – вопросил Ганн, зажав химика в уголке.
– Нет, – медленно проговорил Додж. – В данном случае злоумышленник – мать-природа.
– Но если это не химикаты, то что? – не унималась Рене.
– Смесь, – ответил Додж, наливая себе кофе. – Коктейль из нескольких самых токсичных минералов, какие только существуют на земле. В него входят такие элементы, как барий, сурьма, кобальт, молибден и ванадий, полученные из токсичных минералов, таких, как стибнит, барит, патронит и арсенопирит.
Тонко очерченные брови Рене поднялись.
– Арсенопирит?
– Минерал, из которого получают мышьяк.
Питт в мрачной задумчивости посмотрел на Доджа.
– Как так может быть, что концентрированный токсичный минеральный коктейль, как вы его называете, увеличивается в количестве? Ведь он не способен воспроизводить себя?
– Его накопление идет за счет постоянной подпитки, – ответил Додж. – Я мог бы добавить, что в мути присутствуют заметные следы магния, что указывает на растворение неслыханного количества доломитовой извести.
– О чем это говорит? – спросил Руди Ганн.
– С одной стороны, о присутствии известняка, – уверенно пояснил Додж. Он помолчал несколько секунд, изучая компьютерную распечатку. – Еще один фактор – сила притяжения, которая заставляет минералы или химические вещества в щелочном растворе стремиться к северному магнитному полюсу. Минералы притягивают к себе другие минералы, они ржавеют и окисляются. Химикаты в щелочном растворе притягивают к своей поверхности другие химикаты, в результате образуются токсичные отходы или газы. Вот почему большая часть пятна коричневой кляксы движется на север к Ки-Уэсту.
Ганн покачал головой.
– Это не объясняет, каким образом Дирк и Саммер обнаружили ее участки на отмели Навидад – в Атлантике, по другую сторону от Доминиканской Республики.
Додж пожал плечами.
– Должно быть, какую-то ее часть отнесло ветрами и течениями через пролив Мона между Гаити и Пуэрто-Рико, а уж после этого занесло на отмель Навидад.
– Что бы ни содержалось в этом вашем коктейле, – сказала Рене, поднимая знамя зашиты окружающей среды, – от него вода становится вредной и опасной для всех, кто ее использует, – для людей, зверей, рептилий, рыб, даже для птиц, которые на нее садятся, не говоря уж о микроорганизмах.
– Что ставит меня в тупик, – пробормотал Додж, продолжая свою мысль так, как будто не слышал слов Рене, – так это то, что смесь с консистенцией ила способна сплотиться в единую массу, которая проходит огромные расстояния на глубине не более ста двадцати футов от поверхности и не распадается. – Говоря это, он делал в блокноте какие-то заметки. – Я подозреваю, что в распространении мути играет роль соленость морской воды. Этим же, возможно, объясняется тот факт, что муть не опускается на дно.
– Это не единственная странность в данной истории, – заметил Джордино.
– Поясни, – мягко подтолкнул его Питт.
– Температура воды семьдесят пять градусов, на добрые пять градусов ниже нормы для этой части Карибского моря.
– Еще одна загадка, – устало пробормотал Додж. – Нигде не зафиксировано, чтобы температура здесь когда-нибудь падала так низко.
– Все же вы многое узнали, – похвалил химика Ганн. – Мы возьмем пробы, и пусть лаборатория НУМА в Вашингтоне ищет ответы на загадки. Наша задача теперь – выяснить источник этой дряни.
– Единственный способ сделать это – идти по следу, двигаться все время в сторону наибольшей концентрации, – сказала Рене.
Питт устало улыбнулся.
– За этим мы сюда и приехали... – Он внезапно прервал свою речь и застыл, уставившись куда-то вперед сквозь ветровое стекло. – За этим, – тихо проговорил он чуть позже, – и ради визита в Диснейленд.
– Тебе лучше немного поспать, – спокойно заметил Джордино. – Ты начинаешь заговариваться.
– Здесь никакой не Диснейленд, – сказала Рене, подавляя зевок.
Питт обернулся и кивком головы указал на море прямо по курсу судна.
– Тогда почему нам вот-вот предстоит участвовать в постановке «Пиратов Карибского моря»?
Все головы повернулись одновременно. Все глаза уставились на горизонт, где кончалась темная вода и начинались звезды. Там виднелось слабое желтоватое свечение. По мере того как «Поко-Бонито» деловито шлепал вперед, яркость свечения постепенно возрастала. Люди замерли в молчании, а свечение медленно материализовалось в туманные очертания старинного парусного корабля. С каждой минутой корабль становился все отчетливее.
На мгновение им показалось, что они сходят с ума, но тут Питт негромко и бесстрастно произнес:
– А я-то гадал, скоро ли появится старина Ли Хант?
21
Настроение на борту внезапно изменилось. Почти минуту никто не двигался с места и не произносил ни слова. Все неотрывно смотрели на странное явление. Наконец Ганн нарушил молчание:
– Тот самый пират Хант, о котором нас предупреждал адмирал?
– Нет, буканьер Хант.
– Все это не может быть настоящим! – Рене в ужасе смотрела, отказываясь верить своим глазам. – Неужели перед нами на самом деле корабль-призрак?
Губы Питта изогнулись в рассеянной улыбке.
– Только в глазах зрителей. – И он процитировал «Поэму о старом моряке» Колриджа:[20] – «И тихо призрачный корабль опять в моря уплыл».
– Кто такой этот Хант? – спросил Додж с трепетом в голосе.
– Буканьер, который орудовал в Карибском море с 1665 по 1680 год. В 1680 он был захвачен кораблем Британских военно-морских сил и скормлен акулам.
Не желая видеть перед собой жуткий фантом, Додж отвернулся. Его мозг отказывался это воспринимать. Он пробормотал через силу:
– В чем разница между пиратом и буканьером?
– Очень небольшая, – пояснил Питт. – Пират – это общий термин для обозначения британских, голландских, французских моряков, которые захватывали торговые суда ради сокровищ и денег. Слово «буканьер» произошло от французского слова, обозначающего барбекю. Ранние буканьеры коптили и высушивали мясо для корабельных припасов. В отличие от приватиров, действовавших в соответствии с законными патентами своего правительства, буканьеры, не имея никаких бумаг, нападали на любые суда, преимущественно испанские. Еще их называли флибустьерами.
До призрачного судна оставалось всего полмили, и оно быстро приближалось. Зловещее желтое свечение придавало ему совершенно сюрреалистический вид. По мере того как корабль подходил ближе и детали проступали все яснее, на борту фантома стали слышны человеческие голоса и крики.
Это был трехмачтовый барк с прямыми парусами и небольшой осадкой – любимое судно всех пиратов до XVIII века. Его развернутые марсели и фок были полны несуществующим ветром. Верхняя палуба пиратского корабля несла десять пушек – по пять с каждого борта. На квартердеке стояли люди в банданах и яростно размахивали саблями. Высоко на грот-мачте развевался громадный черный флаг с дьявольски ухмыляющимся черепом, из которого сочилась кровь. Причем флаг развевался так, как если бы корабль шел навстречу сильному ветру.
