Дмитрий Вернидуб - Полынь и порох
Ульяну Алексей заметил издалека. Девушка вместе с другими сестрами милосердия металась между подводами с ранеными в отсветах разгорающегося пожара. Пылало сразу несколько хат. Большевики вдогонку отошедшим в Заплавы произвели залп из орудий подкатившего к вокзалу бронепоезда.
Доктор Захаров и медперсонал выпрягали лошадей, перетаскивали раненых с поломанных повозок на уцелевшие. Несчастные стонали и кричали. Некоторых уже ранило второй раз, при обстреле.
– Уля, Уленька! – замахал Алешка, спрыгивая с грузовика на ходу. – Уля!
Девушка испуганно обернулась. По ее перепачканной правой щеке тонкой струйкой стекала кровь. Лиходедова от волнения затрясло.
– Уля, вы… Ты ранена?
Ее заплаканные глаза удивленно раскрылись.
– Алешенька! Но откуда…
Оборвавшись на полуслове, она бросилась ему на шею, не сдерживая рыданий. Она плакала и просила больше никуда не уходить, не поступать так с ней… А он стоял и гладил девушку по растрепанной голове, сам с глазами на мокром месте. Редкие огни громоздящегося в ночи Новочеркасска расплывались, мешаясь с отсветами пылающих станичных хат.
– Наверное, будет шрам, – вдруг тихонько сказала Ульяна, приподняв голову, – и я стану некрасивой.
Алексей хотел ее утешить, мол, нет, все заживет, но вместо этого поцеловал в губы под грубоватые возгласы партизан, заметивших этот трогательный и завидный для каждого юноши момент. Этот первый в жизни настоящий поцелуй юноша запомнил на всю жизнь. Поцелуй имел привкус крови.
Целую ночь с четвертого на пятое апреля тянулись люди из Кривянской станицы в Заплавскую – обессилевшие, измотанные переживаниями и голодом. А ранним утром маленький человек с большой душой и с еще большей энергией – полковник Денисов – уже бегал, суетился, кричал на станичных улицах.
Утро принесло в разношерстный и напуганный табор успокоение и порядок. Весь день без отдыха и перерыва командующий отступившими силами генерал Смоляков, начштаба Денисов и замначштаба полковник Смоляков сортировали казаков по станицам. С помощью других офицеров и партизан они отделяли конных от пеших, подсчитывали вооружение. Вместо дружин составляли сотни, а из сотен – полки. Назначение на командные должности происходило методом выуживания офицеров из толпы, так как большинство их всячески стремилось остаться в роли рядовых. Но не из-за природной скромности, а вследствие неверия в успех дела и боязни большевиков.
Встречались и такие, кто из кожи вон лез, предлагая свои кандидатуры. Среди них жители Новочеркасска быстро опознали несколько большевистских прислужников. Чтобы очистить район формирования частей от шпионов, пришлось создать специальную комиссию под председательством генерала Смирнова, фактически принявшую на себя функции армейской контрразведки.
В результате то, что было сформировано путем героических усилий нескольких бывших офицеров Генерального штаба, к шестому апреля 1918 года получило наименование Заплавской группы, а в дальнейшем – Донской армии.
Лиходедов, Мельников и Пичугин получили назначение в команду конных ординарцев. В задачу команды входила поддержка связи между штабом и частями методом донесений. Правда, из всех троих конным был только Серега, за счет своей заплавской родни. У Пичугина такая перспектива отсутствовала напрочь, так что он вновь занялся штабным делопроизводством, а Алешке досталось всего понемногу. Для начала он с двумя связистами отправился прокладывать телефонный кабель от штаба армии, разместившегося в станичном правлении, до главной позиции в двух верстах к западу от станицы.
Дальняя, авангардная позиция находилась на левом фланге, перед Кривянской. С военной точки зрения она была совершенно ненужной, но казаки-кривянцы, составлявшие отличный боеспособный полк под командой полковника Зубова, настойчиво просили не оставлять их дома. Сначала единственный телефон думали провести туда, но провода явно не хватало.
На передовой вовсю рыли окопы. Телефон полагался артиллерийской батарее, относившейся к Новочеркасскому полку. В нем отдельную роту составляли донские партизаны – студенты, юнкера, кадеты и прочая учащаяся молодежь. В партизанской траншее стоял хохот – кто-то траванул анекдот про Керенского.
На батарее Алексей увидел Барашкова. Он и штабс-капитан – артиллерист из «мишкинской» команды, фамилию которого Лиходедов так до сих пор и не узнал, – что-то горячо обсуждали.
– Эпохально! – отреагировал Вениамин, увидев в Алешкиных руках полевой телефон. – Он еще и работать будет?
– Всенепременнейше! – Лиходедов поклонился и пожал протянутую артиллеристом руку. Тот представился:
– Некрасов.
– Капитан теперь батареей командует, – пояснил Барашков. – Вот только из шести орудий исправных только четыре. На каждое в аккурат по тридцать снарядов. А запряжек и вовсе две.
– Зато у вас пулеметов… – Алешка принялся считать. – …Раз, два, три… пять…
– Начштаба Денисов у станичников трофеи реквизировал. У них аж тридцать штук нашлось. Ох и крику было, хоть святых выноси! У раздорцев так вообще этого добра по одному на два десятка. Не станица, а броне-дивизион!
– Это откуда ж столько?! – удивился Некрасов. – А у нас под Мишкиным один был…
– Добыча, мать их за ногу! Они ж, как добро ничейное, так хватать, а как делиться, так до дому тикать!
Студенты, услышав шутку, загоготали.
– А ленты есть? – спросил Алешка.
Из траншеи вылез перемазанный глиной Журавлев.
– А как же! Тут ваш гимназер, однофамилец начштаба, в экипаже разъезжал. Так одарил от всех щедрот, по-царски!
Траншея вновь весело загудела.
Женька Денисов стал самым ожидаемым человеком на позициях. Появление улыбчивого рыжего гимназиста на тарантасе, снабжавшего дружинников боеприпасами, вызывало в частях всплески хорошего настроения, придавало защитникам уверенности в своих силах.
Женька, будучи в штате у интенданта армии полковника Бобрикова, доставлял в полки боеприпасы и продовольствие. Особенно радовались его появлению «иждивенцы» – те, кто не являлся уроженцем образующих полки станиц: пришлые офицеры, партизаны и казаки сводных частей, отрезанные войной от своего дома. Поначалу они оказались в положении пасынков. Станичные сходы отказывались кормить чужаков. Но в конце концов, настойчивость командования и здравый смысл одержали верх над мелкособственнической семейственностью. Один из аргументов в пользу «общего котла» звучал так: «А патронами своих родственников и соседей вы тоже будете снабжать? Или они в бой с тещиным караваем пойдут?»
Партизаны сразу же запустили по этому поводу шутку: «Патроны нужны, дабы станичнику выжить, а жратва – чтоб партизану не сдохнуть». Шутка нравилась и тем и другим.
Острые на язык студенты дали Денисову прозвище «чудотворец», и уже через день все полки, завидев на горизонте заветную упряжку, восклицали: «Вон Женька-чудотворец! Хоть бы по нашу душу!»
А Женьке страшно нравилось, что все его ждут. Он старался изо всех сил везде поспеть и всем угодить. Из лазарета он ехал к раздорцам, от раздорцев к богаевцам, от тех к партизанам и снова на склад, пока и его лошади, и он сам не валились с ног от усталости. Шла стрельба в степи или нет, грохались ли у позиций большевистские снаряды или стояла пахнущая молодыми травами тишина, тарантас его неизменно колесил по боевому району.
Однажды, услышав, что в лазарете больше нет перевязочных материалов, Женька помчался к главному интенданту, но когда и тот развел руками, «чудотворец» в одиночку реквизировал у заплавских казачек косынки, полотенца и простыни, повергнув командование в легкий шок, а доктора Захарова и санитарок обратив в полный восторг. Казачки на экспроприацию не обиделись, говоря, что отдали бы и нижние юбки, только бы побили проклятых большевиков.
* * *«Красные допустили серьезную ошибку, не став преследовать в ночь на 5-е апреля отступающих из Новочеркасска дружинников, ограничившись только артобстрелом Кривянки. Получив от своих агентов сведения о том, что в Заплавах закладывается фундамент будущей армии, они не на шутку встревожились.
Первый удар большевики нанесли 6-го апреля в направлении станицы Кривянской. После плотного артиллерийского обстрела станицы красногвардейцы перешли в наступление. Каково же было их удивление, когда вместо жидких цепей залегших у околицы ополченцев они напоролись на полнопрофильные окопы с пулеметами и хорошо вооруженный пехотный полк, который поддерживала кавалерия. Атака была отбита.
Весь следующий день противник активных действий не предпринимал. И только утром 8-го апреля большевики перешли в наступление сразу на двух направлениях: Кривянском и основном – Заплавском».
Из дневников очевидца
Лиходедов использовал любую возможность, чтобы забежать в лазарет и повидаться с Улей. Хоть на минуточку, хоть краешком глаза ему хотелось увидеть ту, без которой себя не мыслил. Мысли о том, что все происходит не вовремя, иногда посещали его, но Алешка сопротивлялся им: «А когда же и где мне прикажете жить свою жизнь? А если эта война никогда не кончится?»
