Степан Мазур - Цена слова
Шейх махнул рукой и передо мной вырос Джаран — глава охраны дворца. Рослый крепкоплечий детина в военном камуфляже с зелёной повязкой джихада поверх чёрной банданы.
Дань традиции, не больше. Воевал он не за веру, но только за деньги. Как и все мы.
— Пойдём, Рыжий Дьявол, получишь оружие. — Подбирая слова на английском, заговорил капитан. Он разговаривал на международном хуже — учили местные. Это не шейх, что заканчивал настоящий Гарвард и даже мыслить и ругаться мог на чужом языке.
Я кивнул заказчику и зашагал вслед за Джараном. По пути присоединились трое сопровождающих. Лица в ухмылках — вроде как на прогулку собираются. Прицепятся мёртвым грузом в компанию, фанатики хреновы. Лишь бы быстрее в Джанну [31] свалить, свой мусульманский рай. Там девственниц красивых много. Вечных.
Мы переступили порог арсенальной комнаты. Зелёными продолговатыми ящиками было заставлена половина спальни. Джаран с видом богатого коллекционера умело распахивал один, за одним, сиял, как праздничная новогодняя ёлка. Комментировать боекомплект не считал нужным. Я вроде спец, и в них не нуждаюсь. А если что потребуется — сам спрошу.
Нет. Что-то не то. Я лишь краем глаза смотрел на оружие, но больше разглядывал навязанных собратьев. Ткнул в самого рослого.
— Ты понесёшь обе мухи [32].
Фанатик скривил лицо, словно хлебнув прокисшего кефиру.
— Он не понимает на твоём языке, гуяр [33], — усмехнулся капитан охраны, — как и все они.
— Значит, перед шейхом был Рыжим Дьяволом», а теперь гуяр? — Обронил я.
— Ага, — довольно буркнул Джаран.
— И солдат ты мне отрядил как раз тех, кто ничего не понимает по-английски и по-русски? И перевод на счёт ты не подтвердишь, так?
— Так, — снова буркнул глава охраны и скрестил мощные руки на груди.
Трое сообщников заржали, переговариваясь на своём языке. До меня докатились отдельно знакомые слова: нечистый, осёл, баран…
Всё. Лимит.
Молча достал из кармана сотовый, ткнул первую цифру:
— Твоё предложение ещё в силе?
— В силе, — ответил голос.
В руки перекочевал ближайший автомат М-19. Очередью прошил двух смертников, на третьем заклинило. Чертыхаясь — янки всегда отличались ненадёжными образцами оружия — врезал в висок прикладом. Фанатик упал.
Остался с Джараном один на один.
В живот смотрело дуло дробовика. Реакция у главы охраны на высоте, но сразу не убил. День ото дня тоска, а тут такой повод подраться.
Будет измываться.
Я бросил заклинившую винтовку на пол, бормоча:
— Полон шлака твой арсенал. По дешевке перекупил? Или в качестве бонуса за целование мягкого места получил?
— Твой бог оставил тебя, гуяр. Мой оказался сильнее.
— Творец един. Но ты работаешь на захватчиков за спиной шейха. Коалиция — твой бог. Ты продал своего Аллаха за зелёные. Хоть и носишь зелёную повязку.
— Ты слишком много знаешь, рыжий пришелец. Знания опасны для демократии.
Я невольно оскалился. Насмотрелся уже на их демократию. По горло насмотрелся. Продолжая скалиться, ответил:
— Смерть — самое демократическое явление. Касается всех, без исключения. С этим вы справляетесь с лихвой…
Двадцать семь — хороший возраст, чтобы умереть.
Это телу двадцать семь, а сколько лет измученной душе, счёту не поддаётся. Даже ангел подтвердит.
Череп Джарана разнесло, прервав меня на полуслове. Застыв, я молча смотрел, как тело ещё какое-то время стояло, затем рухнуло вперёд, как простое бревно.
Даже сердце больше не бьётся, как у загнанного зайца. Привык. Это первые месяцы было тяжело, без оружия не ходил, хватаясь за рукоятку при каждом подозрении. А потом понял, что главнее реакции — психология. Пули так просто не летают. Кто-то всегда нажимает на курок. А с владельцем курка можно говорить. И эти разговоры убийственнее пуль.
В дверном проходе застыл шейх с дробовиком. Злые, карие глаза смотрели в простреленный затылок бывшего главы охраны.
— Откуда ты знал? — Зло бросил шейх, всё ещё не понимая, верить ли мне или спас ему жизнь с каким-то умыслом для себя или любой из противоборствующих сил. Благо тех в стране пруд пруди.
— Твой брат тоже знал. Знания опасны, как сказал Джаран. А тебе ещё жить и жить. Ты же хочешь дожить до ста лет?
Шейх скривился, переваривая услышанное. За каждым словом стоял десяток. Я ж простой, слова простые, а он думал по-восточному, серое вещество едва ли не кипело.
Он умней меня, признаю. Взращённый на благодатных землях, впитал мудрость сур и суфиев, но есть одно «но». Он учился в Гарварде и перешёл на западное мышление.
А я учусь у жизни.
— В конце коридора мой кабинет. Там кейс. Забирай деньги и уходи. — Обронил шейх, войдя в комнату.
Я переступил Джарана и прошагал к выходу.
Не оборачиваясь, обронил на прощание:
— Шейх, мой тебе совет. Сдай это всё военное барахло на свалку. Через дорогу на втором этаже живёт Охмар. Хороший поставщик. Обменяет старьё на новые образцы.
— Я подумаю.
Вздыхая, я покинул дворец шейха с небольшим кейсом в руке. Под палящим солнцем бодро зашагал вдоль узких, душных улочек, вдоволь политых кровью за последние годы.
Ветерка бы, а то солнце расплавило так, что размышлять больше не могу. Стоит выпить немного кофе. «Арабики». Надеюсь, к вечеру найду приют, где смогут приготовить настоящего кофе и желательно на песке, не меньше. На концентрат в пакетиках больше смотреть не могу, хотя на зоне пил, как нектар вместо опостылевшего чифиря.
Вкусы меняются. Когда живёшь на грани, хочется лучшего. Каждый день может оказаться последним. Копить запасы в общак, растягивать удовольствие, это для размеренного распорядка зоны. Здесь же в горячей точке кровь кипит и не до сна.
Едва прошёл полквартала, как стремительно выскочивший из-за угла тонированный джип «Хаммер» уничтожил на корню хорошее настроение. Это было ещё хуже палящего солнца и духоты вместе взятых.
Трое в бронежилетах и касках казались лишними в этом сухом, жарком мире. Не умеют разговаривать, не умеют мыслить. Только сила и напор. Их ненавидел каждый житель этой некогда свободной страны. Жёлтые комбезы, каски. Слишком бросаются в глаза на фоне белых одежд и покрытых челмой голов.
Меня без разговоров запихали в салон на заднее сиденье, и военный джип рванул с места. Пара «Узи» заботливо ткнулись в бок.
Слева сидел китаец, справа негр, за рулём латинос и только майор Хендрикс представлял американское «большинство».
— Хендрикс, вам бы ещё женщину, толстого и собаку. И скоро правительство припишет вам внеочередное повышение. Вы такой политкорректный, — заметил я.
— Самойлов, вы выходите из-под контроля, — прервал майор.
Ах, да, забыл сказать. Я теперь Самойлов. Подранив охрану Колчикова, упустил самого главного ублюдка. Он ускользнул из офиса, подставив молоденьких секретарш. Я не хотел лишней крови. Пришлось снова отказаться от мести. По крайней мере, на время.
Только, как водится, нет ничего более постоянного, чем временное.
Сменив в третий раз в жизни фамилию, на появившегося из воздуха гражданина Самойлова, после очередной неудавшейся мести, я заявился в военкомат. Как же вояки были рады возвращению «уклониста». Генерал смышленый попался. Они все смышленые, когда хруст банкнот слышат. Все люди смышленые: зеки, паспортный стол, военные, врачи.
Я снова начал жизнь с чистого листа, забыв про всё, что имел. Решил пройти по стопам отца. Два года в армии после зоны казались детским садом. Ещё два года в чине младшего лейтенанта на тревожных границах были крещением. А потом я просто двинулся дальше на юг… Наёмником. Отчасти понял жизнь почившего майора, теперь постигал отцовскую стезю, и изо всех сил пытался понять, почему террорист на зоне умер с улыбкой на лице.
Так и не понял.
Но вернёмся в реальное время…
Я почесал нос о плечо рослого негра и, не поднимая рук, следил за пальцами конвоиров на крючках пистолетов. Пальцы напряжённые. Нервничают. Следующей шутки не поймут.
— Послушайте, парни, сегодня и завтра я занят. Как уже сказал, займусь вашим делом в пятницу. Какая часть слова «пятницы» вам не понятна?
— Смотри мне, Рыжий Дьявол. Я за тобой наблюдаю. — Угрожающе обронил негр в каске. Белоснежные зубы едва ли не блестели на солнце, отражая зайчик мне в глаз.
— Кто бы сомневался, — пробурчал я. — Майор Хендирикс, может, я пойду? Мне в другую сторону города.
— Иди, — буркнул майор, — удостоив меня уничтожающим взглядом, сидя в пол оборота.
— Только чемоданчик оставь, — добавил предприимчивый китаец.
Я перевёл на него тяжёлый взгляд. С платой шейха расставаться не хотелось. Но по-другому не отпустят.
Ладно, деньги не главное. Был бы жив, а купюры приходящее. Особенно эти проклятые — зелёные. Весь мир их проклял, вдоволь искупавшись в крови и… продолжает копить. Проклятье индейцев. Каких-нибудь Майя или Ацтеков, на кровавом золоте которых прибывшие в новый свет европейцы и сколотили первые состояния.
