Кен Фоллетт - Лёжа со львами
– Да, наверное.
Она поднялась с колен.
– Наверняка из этой проклятой страны есть и другие пути, – сказала она и, зажав карты под мышкой, вышла из дома, оставив Эллиса сидящим на ковре.
Женщины и дети вернулись из пещер, и деревня ожила. Над дворами потянулись дымки от костров, на которых готовили пищу. Перед мечетью пятеро детей сидели в кружок, играя в игру, называемую почему-то «дыня». Это была игра в истории, где рассказчик останавливался, не закончив повествования, а следующий должен был продолжать прерванную историю. Джейн узнала в кружке Мусу, сына Мохаммеда. На поясе у него висел довольно зловещий нож, подаренный ему отцом после того случая с миной. Муса был рассказчиком. Джейн услыхала:
– И медведь попытался откусить у мальчика руку, но мальчик вытащил нож.
Она направилась к дому Мохаммеда. Возможно, самого Мохаммеда она не застанет, его уже давненько не видно. Но он жил вместе с братьями, по обычаю афганцев, у которых семьи не делились, и братья его тоже были партизанами, как и все здоровые молодые мужчины. Поэтому, если они будут дома, то наверняка смогут дать ей какую-нибудь информацию.
Подойдя к дому, Джейн слегка помедлила. Согласно местному обычаю, ей следовало остановиться во дворе и заговорить с женщинами, которые готовили ужин, а затем, после обмена любезностями, старшая из женщин зашла бы в дом и узнала, снизойдут ли мужчины до разговора с Джейн. Джейн как бы услышала голос матери, говорящий:
– Будь скромной Джейн!
Она произнесла вслух:
– Иди к черту, мама! – и двинулась вперед, не обращая внимания на женщин во дворе, и вошла прямо в переднюю комнату дома, на мужскую половину.
Там сидели трое: восемнадцатилетний брат Мохаммеда Камир-Хан, красивый, с молодой реденькой бородкой, деверь Мохаммеда Матулла, и сам Мохаммед. Большая редкость – чтобы сразу столько партизан собрались дома. Они все уставились на Джейн в изумлении.
– Бог да будет с вами, Мохаммед-Хан, – произнесла Джейн. Не останавливаясь и не давая возможности ответить, она продолжала: – Когда вы вернулись?
– Сегодня, – машинально ответил Мохаммед.
Джейн опустилась на корточки, подобно им. Мужчины были слишком потрясены, чтобы говорить. Джейн начала раскладывать карты на полу, и трое мужчин с сосредоточенным видом подались вперед, они уже готовы были простить Джейн нарушение приличий.
– Посмотрите, – сказала она. – Русские дошли досюда – верно? – Она повторила линию, показанную Эллисом.
Мохаммед согласно кивнул.
– Значит, обычный путь колонны отрезан.
Мохаммед снова кивнул.
– Какой же путь остается?
Мужчины в сомнении покачали головами. Это была обычная реакция, говоря о трудностях пути, они не торопились высказывать свое суждение. По мнению Джейн, причина была в том, что знание местности было единственным, что давало им власть над иностранцами вроде нее. Обычно она терпеливо ожидала, но сегодня у нее не хватало терпения.
– Почему бы не пойти здесь? – спросила она решительным тоном, проводя линию параллельно русскому фронту.
– Слишком близко к русским, – ответил Мохаммед.
– Тогда здесь, – она наметила более осторожную линию, следуя изгибам рельефа местности.
– Нет, – повторил он.
– Почему нет?
– Вот здесь, – он указал точку на карте, где сближались верхние концы двух долин, и где Джейн наугад пересекла горный хребет, – здесь нет седла. – Седлом назывался перевал.
Джейн наметила путь севернее.
– А здесь?
– Еще хуже.
– Но ведь должен же быть какой-то путь! – воскликнула Джейн. У нее возникло ощущение, будто они наслаждаются ее отчаянием, и она решила сказать что-нибудь слегка обидное, чтобы расшевелить их.
– Разве это страна – дом с единственной дверью, отрезанный от всего остального мира лишь потому, что вы не можете добраться до Хайберского перевала. – «Домом с одной дверью» иносказательно называли отхожее место.
– Конечно, нет, – оскорблено произнес Мохаммед. – Летом есть еще «масляный путь».
– Покажите мне его.
Палец Мохаммеда провел сложную кривую, которая начиналась к востоку от долины, пересекала череду высоких перевалов и высохших рек, поворачивала на север в Гималаи и, наконец, пересекала границу у начала Вахханского хребта, в безлюдной местности, а затем резко поворачивала на юго-восток к пакистанскому городу Читралу.
– Этим путем люди Нуристана возили масло, йогурт и сыр на рынок в Пакистан. – Улыбнувшись, он дотронулся рукой до своей круглой шапочки. – Вот откуда наши шапочки. – Джейн вспомнила, что эти шапочки назывались читралскими.
– Хорошо, – сказала она, – мы можем отправиться домой этим путем.
Мохаммед покачал головой.
– Этого сделать нельзя.
– Почему нельзя?
Камир и Матулла хитро улыбнулись, но Джейн не обратила на это внимания. Через мгновение Мохаммед заговорил:
– Во-первых, высота. Этот путь пролегает выше линии вечных льдов. Это значит, что снег там не тает, и не бывает ручьев, даже летом. Во-вторых, рельеф местности. Склоны гор очень крутые, тропы узкие и опасные. Очень трудно не заблудиться, даже местные проводники, бывает, сбиваются с пути. Но самое плохое – люди. Эта местность называется Нуристаном, но раньше носила название «Кафиристан», потому что жители были неверными и пили вино. Теперь они перешли в истинную веру, но до сих пор обманывают, грабят, а, бывает, и убивают путешественников. Этот путь труден для европейцев и невозможен для женщин. Там способны пройти только самые молодые и сильные мужчины, да и в этом случае многих путников убивают.
– Вы пошлете колонну этим путем?
– Нет. Мы подождем, пока не откроется южная дорога.
Джейн испытующе посмотрела на его красивое лицо. Она понимала, что он не сгущает краски, а говорит все, как есть. Поднявшись, она начала собирать карты, горько разочарованная. Возвращение домой откладывалось на неопределенный срок. Жизнь в долине внезапно показалась невыносимой, и она готова была разрыдаться.
Она свернула карты в трубочку и, сделав над собой усилие, старалась быть вежливой.
– Вы долго отсутствовали, – обратилась она к Мохаммеду.
– Я был в Файзабаде.
– Это долгий путь. – Файзабад был большой город далеко на севере, и силы сопротивления прочно удерживали его, армия взбунтовалась, а русским так и не удалось восстановить свой контроль над этой территорией.
– Неужели вы не устали?
Это было формальное приветствие, подобное английскому «Как поживаете?» И Мохаммед дал традиционный ответ:
– Я все еще жив!
Зажав карты под мышкой, она вышла.
Женщины во дворе испуганно посмотрели на нее, проходящую мимо. Она кивнула Халиме, темноглазой жене Мохаммеда, и та в ответ нервно улыбнулась.
Партизаны в последнее время не сидели на месте. Мохаммед побывал в Файзабанде, брат Фары ушел в Джелалабад. Джейн вспомнила, как одна ее пациентка из Дашт-и-Ревата говорила, что ее муж послан в Пагман, недалеко от Кабула. А свояк Захары Юсиф-Гул, брат ее покойного мужа, был послан в Логарскую долину, по другую сторону от Кабула. Все эти населенные пункты были оплотами восставших.
Происходило явно что-то необычное.
Джейн на некоторое время забыла о своем разочаровании, пытаясь догадаться, что же все-таки происходят. Масуд разослал гонцов ко многим руководителям отрядов восставших, а, возможно, и ко всем. Было ли простым совпадением, что все это случилось так скоро после прибытия Эллиса в долину? А если нет, каковы были намерения Эллиса? Возможно, спецслужбы США содействовали Масуду в организации массового наступления? Ведь если все восставшие будут действовать совместно, они добьются успеха, может быть, сумеют на время захватить Кабул.
Джейн, вернувшись домой, бросила карты в сундук. Шанталь еще не просыпалась, а Фара собирала нехитрый ужин: хлеб, йогурт, яблоки. Джейн спросила:
– Зачем твой брат поехал в Джелалабад?
– Его туда послали, – произнесла Фара с таким видом, будто это было очевидно само собой.
– Кто послал?
– Масуд.
– Зачем?
– Не знаю. – Фара была удивлена, что Джейн задавала подобный вопрос. Кто мог быть настолько глуп, чтобы думать, будто мужчина станет сообщать сестре причину своей поездки?
– Что, у него там какое-то дело, или он должен передать послание, или что-нибудь еще?
– Не знаю, – повторила Фара, поглядев на нее тревожно.
– Ну, неважно, – улыбнувшись, поспешила успокоить ее Джейн. Из всего женского населения деревни Фара, наверное, менее всех могла знать, что же в действительности происходит. А кто же знает больше всех? Конечно, Захара.
Джейн, взяв полотенце, отправилась на реку.
Захара перестала носить траур по мужу, хотя почти утратила прежнюю шумливость. Джейн подумала, скоро ли она снова выйдет замуж. Захара и Ахмед были единственной афганской парой среди встреченных Джейн, кто, казалось, были по-настоящему влюблены друг в друга. Однако Захара очень чувственная женщина, и ей будет трудно долго обходиться без мужчины. Младший брат Ахмеда Юсиф, певец, жил в одном доме с Захарой и еще не был женат, хотя ему уже исполнилось восемнадцать. Женщины деревни начали поговаривать, что Юсиф может жениться на Захаре.
