Стратегия. Гоблин - Денисов Вадим Владимирович
По-настоящему большие корабли пока не попадались. На эту минуту самым крупным из всех замеченных судов оказался морской пароход «Мавритания», судно типа «Либерти».
Еще один знакомец!
– Смотри-ка, «Ярославец»! – вырвалось невольно при виде знакомых форм. А что? Если где-то здесь, как предполагается, стоят военные суда из черноморской эскадры, то почему бы Смотрящим не подкинуть и другие образцы русского водного транспорта, пусть и более поздних времен? Но пока что я не увидел на бортах ни одной надписи, выполненной русскими буквами. Ошибся, просто обводы похожие… Габариты небольшие, носовая часть лежит на берегу, корма в воде, корпус вроде бы цел, на плаву. Еще одно промежуточное наблюдение: железа и дерева тут много, а вот судов, способных держаться на плаву, очень мало. И с каждым годом таковых экспонатов на кладбищенских стоянках будет оставаться все меньше и меньше, коррозия здесь страшная. Есть, есть смысл вернуться за находкой с цыганским настроением и подходящим воровским инструментом!
Дальним берегом кралась лодка под мотором, марки которого я не смог определить даже в бинокль. Речник сидел на румпеле и не обратил на меня никакого внимания, Startrek его не удивил. Что же, тем лучше для меня.
В свете высокого солнца река со странным названием Ишкель неспешно катила под ветром свои гладкие зеленые волны. Урчал на среднем режиме белый «Эвинруд», за кормой катера, словно белый павлиний хвост, тянулись легкие пенистые струи, сверкающие пузырями. Быстрей пока и не нужно, а на полных оборотах гарцевать вообще не стоит, чтобы не показывать зевакам скоростные возможности катера.
Наконец, после очередного поворота русла, впереди показался густой, стелющийся по течению черный шлейф. Ветерок падал чуть сверху, под углом, прижимая густой дым пароходной трубы к воде.
– Приятель, ты попал. – С этими зловещими словами я прибавил газу.
«Эвинруд» тут же отблагодарил хозяина, наконец-то приступившего к настоящему делу, резким толчком в корму. Катер, быстро набирая скорость, помчался вперед.
Шов на кокпите, совпадавший с линией форштевня, взял судно на прицел. Ага, вот он, телепается, торчит черной папиросой труба из реки, а вот уже и весь пароход видно. За кормой тянулась пенящаяся полоса – след от винта. Древний корпус был окрашен пятнами в черно-рыжий цвет с белой полосой, на трубе полос не было. Часть лееров была снесена, брашпиль кривой, привальный брус разбит. Зато я теперь знаю, как называется эта посудина: «Ахиллес»!
А теперь на разворот, обойду жертву по кругу. В бинокль мне был хорошо виден стоящий на мостике шкипер в коричневой курточке и в серой панаме. Он показывал в мою сторону рукой и что-то объяснял молодому человеку, помощнику или матросу.
Катер пристроился с кормы. Сброс оборотов, медленный, вежливый подход к правому борту, пугать не нужно. У кормы к воде свисала с борта деревянная лодочка, казалось, что она вот-вот соскользнет в воду. Борт страшный: рябые ржавые листы местами были закрашены суриком, отсюда и пятна. Глубокие вмятины обрисовывали шпангоуты, как ребра у голодной клячи. Котлы явно текли, и пар шел из них, как из самовара.
Капитан с мостика свистел в медную дудку и что-то неразборчиво кричал, а по палубе в мою сторону, не прячась и не пригибаясь, быстрым шагом шел молодой араб с длинными волосами, стянутыми в хвост. Парень в цветастой рубашке и камуфляжных шароварах, заправленных в высокие шнурованные сапоги, остановился прямо надо мной, немного не дойдя до кнехта, ставшего для него последним оборонительным рубежом. В лучах яркого солнца на темном лице сверкали зубы, он улыбался во весь рот.
– Привет, салабон! – крикнул я.
Губы араба беззвучно зашевелились в попытке опознать язык, туповатое выражение на лице медленно сменялось какой-то заинтересованностью.
– Прими конец!
Это он понял и начал быстро накидывать восьмерки-колышки на рога кнехта. Хорошо, теперь катер принайтован.
– Что ж грязно-то так у вас, развели тут, понимаешь… – ворчливо бормотал я, пока влезал по штормтрапу, елки, ну, действительно бардак, чуть не измазался ржавчиной.
– Вы торговец? – поинтересовался наконец-то матрос.
– Не так-то все просто, друг мой, – язвительно произнес я, почти беззаботно прислонившись к вогнутому в сторону надстройки ограждению борта. – Сколько человек на судне?
– Трое, – машинально ответил тот и настороженно прищурился, медленно начиная что-то соображать. Сообразив, он быстро шагнул вперед, но, прежде чем матрос схватил меня за руку, раздался глухой стук удара кулаком в грудину и скорбный звук обрушившихся с этим принудительным выдохом надежд. Тут же развернув его к себе спиной, я схватил араба правой рукой за шею и легонько сжал пальцы – араб, подвывая от резкой боли, начал безвольно подгибать ноги.
– Но-но! Не падать! – предупредил я, стиснув пальцами челюсть. – Вперед, боец, шагай весело, веди к капитану…
В рубке, кроме шкипера, никого не было.
Машина все так же работала малым ходом. Оглянулся – за спиной на палубе никого, механик сидит в своем чертоге.
– Какого черта?
– Здрасте! – поздоровался я вежливо с ветераном-речником. – Меня зовут Гоблин, и это захват. Мне нужно ваше судно. Иначе убью всех.
Уф, какая жара стоит! Смола, которой залиты пазы в палубе и в рубке, выступила в щелях меж чуть выгнутых от времени тиковых досок черными блестящими жгутами. Многоопытный речник стоял так, чтобы на них не наступать. Качнув мятой панамой, он только кивнул, что-то про себя соображая, потом взглянул на меня, на небо, прищурился и перевел взгляд на горизонт – а там все тихо. Река была гладкой, масляной, без морщинки, она лоснилась на солнце и тоже, казалось, еле дышала от нестерпимого зноя.
– Ваше имя?
– Я капитан Энрике. И не только капитан, сын мой, но и святой отец, – с совершенно неожиданной для меня назидательной строгостью произнес маленький шкипер. – Ты только что осквернил мой корабль, ворвавшись на палубу с оружием, ты…
– Мог бы ворваться и без оружия, так легче? Сопротивляться не нужно, господин священник, или кто вы там есть. Просто поверьте, – посоветовал я и оглянулся еще раз. Араб кое-как стоял в углу, держась за шею и постепенно приходя в себя.
– Только полный идиот в такой ситуации может ответить отказом, – невозмутимо ответствовал шкипер на английском. – По-вашему, отец Энрике похож на идиота?
– Не похож.
– Тогда отложите в сторону свою дубину!
– Святой отец, – поморщился я, – вы только не волнуйтесь. Все идет по плану.
В помещении было полутемно. Надстройка пропитана запахами реки, леса и дыма, я словно вдохнул воздух тяжкого речного труда. Тут все как обычно.
Обстановка полностью соответствовала внешнему виду судна: рассохшийся деревянный стол, по большей части пыльные стекла, высокий стул и скамейка – все было изъедено речным червем. Выбор цветов небогат: преобладает темно-коричневое, почти черное, и зеленое. Лампа тоже зеленого цвета, широкие иллюминаторные рамы, медные крючки и замки на дверях – вся медь была густо-зеленого цвета, ее не драили лет, пожалуй, двести. На потолке к обшивке приросла большая засохшая улитка. Трап, ведущий к двум каютам со щелкающими замками на дверях, где можно отдохнуть после вахты, и где тесные и жесткие койки не мешают уставшему человеку спать, как убитому.
Приборов минимум, радиостанции на борту нет, очень хорошо.
На этом участке левый берег проплывал совсем близко, здесь начиналась жилая зона, разгильдяйский пригород. Потянулась череда бухточек, в каждой из которой разместилось крошечное хозяйство-поместье. Интересно у них тут все устроено. Вот жилище, сделанное на базе кормовой шакши, так называется кладовка в корпусе речного судна для хранения запчастей, принадлежностей и всякого полезного скарба. А эти владельцы оставили себе только среднюю часть корпуса, с которого предварительно была снята машина. У всех свои площадки, пирсы и сходни, садики-огородики. Какой-то человек на берегу снял шляпу и отвесил низкий поклон. Это неожиданное внимание так подействовало на меня, что я тоже поклонился. Человек улыбнулся, вновь надел шляпу, поднял руки и помахал длинными костлявыми пальцами. Я вежливо поздоровался вслух. Человек еще раз отвесил любезный поклон. Сплошная дипломатия и светская этика, пацаны засмеяли бы.
