Крис Пуллен - Бомба для монополии
Он оглядел ограждение, которое было теперь самое меньшее в шестистах метрах.
— Еще дымится. Я думаю, что дальняя сторона горит как следует.
Неожиданно он осознал, что вокруг него все молчат, и понял, что они все переживают ужасный упадок, который последовал за возбуждением боя, и что им нужно пожаловаться снова. Но он был в том же состоянии, что и они.
— Ладно. Наша главная задача еще должна быть выполнена, но мы все еще невредимы. Джек должен стрелять ракетами по маису, пока не использует весь боезапас, целя в середину, затем они с Джеффом могут вернуться сюда к нам. Я обстреляю фосфорными ближнюю сторону. И на самом деле это все, что мы можем сделать. Если маис сгорит, мы победили. Если же нет — ну, как я сказал, мы сделаем все, что сможем. Так или иначе мы вернемся к мосту и на ту сторону реки, и надеюсь, что мы сделаем это до того, как они смогут напасть на нас снова.
Он оставил Стивенса и Хенчарда на правом фланге, затем посмотрел на Тима Гудалла, который возился с пулеметом, проверяя подвижные части.
— Тим, я знаю, что ты можешь справиться с этой штукой сам...
— Конечно, могу...
— Возьми столько лент, сколько сможешь унести, отойди немного назад, займи тот участок возвышения, который слева, и смотри, сможешь ли ты прикрывать наши задницы так же хорошо, как и раньше.
Позиция, которую он указал, была слишком очевидной, но какая, к черту, разница. Он был командиром — он просто должен был быть уверен, что не позволит никому забыть об этом. Гудалл перекинул четыре ленты через плечи и повесил пулемет наперевес, положив одну руку на ложе, другую — на ствол. Он шел, похожий на странствующего крестоносца.
После этого Паркер связался по рации с Глеу, чтобы тот снова начал обстреливать маис.
* * *Глеу выключил рацию и посмотрел на Крика.
— Так что ты думаешь об этом, Джон?
Крик, сидя на упаковках с зарядами расставив колени, ничего не сказал.
Джефф переводил взгляд с одного на другого.
— Что такое?
— Скажи ему, Джон. Ты понимаешь в этом лучше меня, — Глеу повернулся к Джеффу. — Джон — фермер.
Справа от них просвистела первая фосфорная мина, разорвавшаяся за самой южной вышкой. Им было видно неожиданно яркое зеленовато-белое пламя, которое слегка заалело, когда загорелись листья и початки превратились в факелы.
— Мы считаем, что они обнаружили сорт многолетней кукурузы и работали с ним.
— Ну?
— Если это так, это утраивает урожай.
— Ну?
— Это пища, ты, бешеный идиот! — внезапно вспылил Крик. — Пища для голодных. Может быть, для миллионов. Я не жгу пищу. Посмотрите! Они знают, чего она стоит.
Джефф повернулся, хватаясь за бинокль. Две женщины в полевой форме, но без оружия, подбежали к горящей кукурузе и принялись сбивать пламя, довольно успешно, одна — чем-то вроде спального мешка, другая — метлой, и к ним на помощь из бункера, из которого они выбежали, бежал мужчина.
И в этот момент, обдуманно или нет — трудно сказать, Паркер выстрелил, и снаряд упал в двадцати метрах от них. Фосфор попал на куртку одной из женщин и загорелся. Она пошатнулась, и до них донеслись ее крики, когда другие сшибли ее на землю, пытаясь сбить пламя, но погасить фосфор было не так просто. Джефф не мог выносить этого — до него донесся знакомый запах, и он развернул L42A1 на сто восемьдесят градусов, установил на упоры и выстрелил обычной, не бесшумной пулей, чтобы Паркер мог понять, что это такое, когда она просвистела рядом с ним, в метре от его начальнического уха. Затем он схватил рацию и включил ее.
— Паркер! Еще один выстрел в этих людей — и я снесу тебе голову...
И тут он снова почувствовал боль, прокатившуюся в груди, как скорый поезд в тоннеле, и он знал почему — мятеж не был легким делом для Джеффа Эриксона, особенно когда жизни людей, бок о бок с которыми он сражался, могли оказаться в опасности из-за того, что он делал, а вся система командования и повиновения, которую ему так тщательно внушали, разрушалась его собственными усилиями.
— Джефф, ты, тупица, что за хрень происходит? Почему Глеу не стреляет?
Боль становилась все сильнее, но была как-то далеко, как сильный ветер или отдаленный прибой. Джефф упал назад, повалился на правый бок, и поле его зрения стало сокращаться, словно бы через закрывающуюся диафрагму. Он слышал, как волны разбиваются о берег, и знал, что это был отзвук его попыток вдохнуть, и каждый раз ему это удавалось со все большим усилием. И тогда там, на светлом берегу, окруженном тьмой, мальчик, которого он застрелил, помахал ему рукой, подзывая, приветствуя...
Монтальбан и Санчес посмотрели на его тело, потом на ограду. Глеу и Крик бежали к ней, подняв руки, без оружия. Монтальбан поморщился, встал, развернул плащ-палатку, которую кто-то оставил на земле, и укрыл Джеффа Эриксона, скрыв его искаженное лицо. Он выпрямился, пожал плечами, кривя губы при мысли о безумии, которое, как он знал, иногда обуревало англосаксов. Затем вместе с Санчесом они собрали свое снаряжение и направились через рисовые чеки по той тропке, по которой бежал Хуанито, обратно к укрытию Гудалла.
— Что за хреновина там происходит? Какого черта Глеу и Крик это делают?
Голос Паркера зазвучал в истерическом тоне избалованного мальчика, которому не дали второго куска именинного пирога.
Мик Стрэхан, довольный тем, что его SLR была снова как новенькая, подошел и встал сбоку.
— Получили билеты к Пожарнику?
Паркер свирепо посмотрел на него.
— Если эти ракеты не запустить, у нас не остается шанса. И черт подери, опять идет дождь.
— Позвольте мне, мистер Паркер. Большинство этих ублюдков загорится, как наш Джеми, и даже лучше.
И поправив головной убор, со своей SLR поперек груди, он побежал под дождем, разбрызгивая грязь, наперерез двум испанцам.
Дита подняла бинокль.
— Я вижу его винтовку. Но я не могу увидеть Эриксона. Я буду смотреть, пока ты начнешь стрелять — тебе нужно сделать как можно больше, прежде чем дождь все испортит.
Она окинула взглядом горизонт поверх волнующихся деревьев, потом посмотрела на восток, где небо над вздымающимся дымом было самым черным и его разрывали дальние молнии, и начала покусывать нижнюю губу. Настало время принять решение.
— Я делаю?
Паркер собрал коробки со снарядами, затем вернулся к миномету, поправив дальность и направление на пару градусов. Несмотря на их мятеж, он не мог заставить себя стрелять туда, где к Глеу и Крику подошли два сандиниста, которые могли обстрелять его.
Он зарядил миномет, заткнул уши руками и почувствовал неожиданную волну облегчения, когда земля содрогнулась у него под ногами. Это было вызвано звуком голоса Диты — он знал, что не был больше командиром, что ответственность перешла к ней.
Монтальбан возник рядом с ним, помогая — второй номер в расчете, и почти в тот же самый миг ракетный залп прорезал воздух и дождь как бритва, обрушившись на самую дальнюю часть плантации. Мик Стрэхан работал.
Уинстон сидел под широкими плоскими мясистыми листьями растения, которое выглядело как гибрид ананаса и юкки, положив подбородок на колени, непромокаемый плащ на плечах, М16 рядышком. Он находился в полусотне метров от моста и не был виден ни с тропинки, ни Беннету и Уинтлу, но там, где он находился, было сравнительно сухо и вполне комфортабельно. И несмотря на превратности боя в двух километрах отсюда, тяжелые удары миномета, треск ручного оружия, он дремал, просыпался и снова погружался в дрему, занятый игрой, в которую он любил играть, когда не мог заснуть, — вспоминал в правильном порядке каждую девушку или женщину, с которой он когда-либо лежал, с наибольшим количеством деталей, какие он только мог припомнить.
С первой было легко. Первую никогда не забывают. Им обоим было по двенадцать, он был тощим и костлявым, она — с пухленькими маленькими грудками, уже слишком большими, чтобы это был просто жирок, с темно-шоколадными сосками, и, как он быстро обнаружил, со щеточкой вьющихся черных волос на лобке. Они были в раздевалке в Сплэш-Даун, одного из тех мест, куда детишки ходят, чтобы скатываться по желобам разной длины и крутизны в маленькие бассейны. Это был ее день рождения, и она хотела, чтобы он запомнился, потому что ее отец, державший магазин подержанных гитар на Стоквелл-роуд, сказал, что этот день рождения — последний, за который он платит. Раздевалка была общая, но там было множество ячеек и все с засовами. Конечно, они не сделали ничего серьезного — просто очень внимательное разглядывание друг друга, осторожные прикосновения...
По-настоящему первой была одна рыжая по имени Мойра, ирландская девчонка четырнадцати лет, которая хотела узнать, правда ли то, что говорят о черных парнях...
А третья была женщиной постарше, почти вдвое старше его. Он постучал в дверь ее квартиры: «Помыть вам окна, мэм, помыть полы?» И она показала ему, что такое это все на самом деле, как оно работает, и на третьей попытке взорвалась как бомба, и он попался.
