Михаил Соколов - Гладиатор
Николай быстро взглянул на трибуны. Все глаза с одинаковым выражением страха и неистового, жестокого наслаждения неотрывно смотрели вниз. Некоторые, не выдерживая, отворачивались. Но и эти – негодующее меньшинство, – не в силах бороться с собой, нет-нет, да поглядывали вниз: из-за ладоней, из-за плеча, из-за подмышки…
На арене все было кончено. Медведь, разорвав артерии, еще некоторое время грыз кабана, потом, опираясь передними лапами о труп, приподнялся, заревел раз-другой и, пошатываясь, пошел прочь. Везде были отвесные стены трибун. Медведь просто шел в сторону, уже без цели. Пошатнулся, упал. Ниже левой лопатки из спины торчали кости. Вдруг содрогнулся, из пасти широкой волной хлынула кровь. Откуда-то выскочило несколько дюжих ребят в синей униформе служащих цирка, один подскочил к медведю, приставил какой-то предмет к голове. Громко щелкнуло, словно металл ударился о металл. Медвежья голова поникла, парни перевалили тело на носилки, унесли.
Вслед им грянула музыка: Киркоров запел очередной турецкий шлягер, туже затягивая нервы. Унесли и кабана. Служащие выбежали еще раз с очередными, полными желтых опилок носилками и стали щедро присыпать бурые и красные пятна пролитой крови.
Николай чувствовал: то, что ему не удавалось весь день, – настроиться на схватку, сделали эти несколько заключительных минут звериного боя.
И странно, ощущение, что наблюдал что-то нехорошее, не правильное, ощущение беспричинного омерзения, непреодолимо существующее в нем (и в других, во всех), каким-то удивительным образом уживалось с хмельным подъемом чувств, освежением всех нервов, восхитительным освобождением, в полной мере испытываемым на войне, когда, бывало, внутри концентрировалась высшая власть над отданным тебе судьбой человеком: над его жизнью, волей, телом – делай что хочешь, вот он!..
Николай встряхнулся и посмотрел на Качаури. Тот в этот миг тоже взглянул на него, хотел что-то сказать, сдержался, сильно сжав челюсти.
– Вот это я понимаю, – наконец произнес Качаури. – Вот за этим они и приезжают.
Взяв себя в руки, посмотрел на часы.
– Вам, кстати, переодеваться пора. Сейчас еще один выход, а потом вы.
Он вынул из кармана телефон, быстро набрал номер и, отвернувшись, что-то коротко приказал. Через некоторое время недалеко от них в отвесной стене открылась неприметная дверь. Оттуда вышел служащий в синей униформе, как и те, что работали на арене.
– Проводите к Аслану.
Служащий кивнул и приглашающе открыл дверь.
– Прошу вас.
Николай шагнул в дверь и следом за провожатым двинулся по серому бетонному коридору. Свернули, попали в другой коридор, еще более длинный, отмеченный одинаковыми дверями, расположенными по одну сторону через каждые пять-шесть метров.
Служащий открыл одну дверь.
– Заходите. Я пойду сообщу Аслану, а вы подождите здесь.
Николай зашел и остановился в удивлении. Не ожидал. Он оказался в одной из клеток, сродни тем, где сидели виденные им вчера гладиаторы. Более того, это была одна из тех же клеток. А из соседней клетки на него с усмешкой смотрел Колян.
– Ну что, брат, готов к смерти?
Николай, не отвечая, огляделся. Рядом был диван.
Он подошел к нему и сел, откинувшись на спинку и вытянув ноги.
– Первый раз буду мочить мента на глазах эмвэдэшного и прокурорского начальства. Да еще и сто кусков зеленых получу! Это же надо до чего дожил! Да, свобода – вещь великая! Как ты, мент поганый, согласен?
– Не зли меня, убью, – равнодушно бросил Николай.
Вошел маленький, средних лет мужчина кавказской национальности. Чтобы не было сомнений, тут же представился:
– Аслан.
И добавил:
– Я должен подготовить вас к поединку.
– А его кто будет готовить? – кивнул Николай в сторону соседней клетки.
– Им сейчас тоже займутся.
И действительно, в клетку Коляна вошел также средних лет мужчина, на вид неопределенной национальности.
– Раздевайтесь, – сказал Аслан.
Что-то было сказано и Коляну, но он отмахнулся, продолжая наблюдать за Николаем.
Николай неторопливо разделся, оставшись в плавках. Бросив взгляд на Коляна, увидел задумчивость в его глазах. Колян заметил его взгляд, очнулся и громко захохотал.
– Ты, мент худосочный, я буду из тебя остаток воды выжимать!
И, смеясь, тоже стал снимать одежду.
– На диван, пожалуйста. Ложитесь на живот.
Николай повиновался, и Аслан стал ему массировать мышцы неожиданно сильными пальцами. Каждую мышцу прорабатывал глубоко и не спеша. Потом заставил повернуться на спину и повторил все с передними мышцами.
Что же, очень хорошо. Хотя, конечно, можно было бы обойтись и без этого.
Оставив его лежать, Аслан вышел в дверь и вскоре вернулся с халатом, спортивными трусами и перчатками. Все красного цвета. Николай встал и надел трусы поверх плавок. Обуви не принесли. Придется, оказывается, выступать босиком. Ничего, по опилкам ступать приятно.
А вот перчатки оказались любопытными. С тыльной стороны – на ладони и на пальцах – были укреплены небольшие короткие шипы. Типа заклепок, но с острой вершинкой. Серьезно ранить невозможно, а вот покорябать очень даже сподручно.
– А можно без этого безобразия? – спросил Николай Аслана.
– Нет, – категорично покачал тот головой. – Зрелищности не будет хватать. Вы ведь будете без оружия, а этими перчатками можно уйму крови надоить. Без угрозы для жизни. И очень зрелищно, – добавил он.
– Зрелищно за чужой счет, – сказал Николай.
И вдруг опешил:
– Как это без оружия? Он же с собакой на меня выйдет!
– Таковы распоряжения.
– Ничего себе! – негодовал Николай. – Сами идите с этими перчатками на дога. Да еще и этот ублюдок будет норовить зрелищность показать!
Он горячился так потому, что до сих пор, несмотря на все приготовления, подначки и даже психологическое давление со стороны и Качаури, и этого Аслана (в торжественной подготовке к схватке тоже была попытка его задавить), не мог все воспринимать вполне серьезно. Отпуск оставался отпуском, а цирк, в который он попал, хоть и экзотическим, но цирком.
Однако же все это начинало действовать. Аслан молча смотрел на него. Николай протянул ему руки в перчатках. Хоть и не боксерские, а с отдельными пальцами, перчатки эти шнуровались. Аслан быстро и тщательно зашнуровал их. Тоже самое проделывали с Коляном.
Колян заметил, что на него смотрят, и, подняв свободную руку, закричал:
– Ну что, мент, посмотрим, какого цвета у тебя кровь!
Колян, завернувшись в синий халат, под которым были синие трусы, в синих перчатках вышел первым.
Время неумолимо шло. Николай начинал чувствовать напряжение, как перед настоящим боем. В таком состоянии он обыкновенно делался медлителен и спокоен в движениях. Аслан приглашающе махнул рукой, пошел впереди. Николай надел красный халат и вышел следом.
Прежде, чем шагнуть за порог, Николай посмотрел сквозь ряды железных прутьев на оставшихся сегодня незадействованными парней-гладиаторов. Все смотрели на него с одинаковым странным выражением на лицах. Каждый, наверное, видел себя в этой роли.
"Аве Цезарь! Моритури те салютант!" – "Да здравствует Цезарь! Идущие на смерть приветствуют тебя!" – дошедшее сквозь тысячелетия приветствие смертников…
Кто-то поднял руку и махнул ему.
Ну все.
Трибуны приветственно шумели. На арене в противоположной стороне, метрах в тридцати, стоял Колян, уже без халата, и трепал за загривок огромного мраморного дога. Издали казалось, дог ростом никак не меньше теленка.
– Поменьше собачку не нашли? – поинтересовался Николай у Аслана, но у того уже горели легко возбудимые южные глазки, и он не ответил.
В решетке открылась дверь. Николай сбросил халат, шагнул за железный порог и остановился. Его тотчас заметили. Трибуны зашумели с новой силой.
Люди вскакивали с мест, с вытаращенными от возбуждения глазами вытягивали шеи. И Николай пожалел, что на месте Коляна с псом перед ним не стоит десяток-другой этих толстопузых государственных мужей. Вот ужо повеселились бы!
Вдруг общий шум голосов прорезала новая нота… еще выше, еще! Он опустил глаза: крики озвучивали летящие прыжки пса. Дог уже одолел половину расстояния и мчался к Николаю. Вслед ему радостно улюлюкал Колян:
– Разорви его! Покажи кровь легавого!
"Эмвэдэшникам на трибунах вряд ли понравятся его крики", – отстраненно подумал Николай.
Он сделал несколько шагов вперед, не желая быть застигнутым у прутьев. Еще один шаг.., дог взлетел как птица; в это же самое время Николай, к ужасу своему, почувствовал, что, если не поспеет за движением зверя, тот разорвет его своими страшными клыками!.. Огромная красная пасть надвигалась неотвратимо, прямо к его горлу. Вдруг положение изменилось, и он понял, что пес промахнулся. Но не успел опомниться, как у самого его лица мелькнули белые задние ноги дога, и тот с щенячьим визгом врезался в прутья, ограждающие проход между трибунами. Николай изо всех сил ударил ногой в брюхо собаки, что-то там екнуло, зверь быстро извернулся и вновь метнулся к его шее! Николай левой рукой схватил пса снизу за горло, но чувствовал, что эти восемьдесят-девяносто килограммов живого, рвущегося веса ему долго не удержать. Между тем с другой стороны арены на него медленно надвигался второй противник.
