Фридрих Незнанский - Дорогие девушки
Но проходило несколько часов, и боль уходила. Это было самое блаженное время — он чувствовал себя словно заново родившимся. Каждая мелочь доставляла радость. Свежий ветер, запах деревьев, вид проплывающих по небу облаков. И тогда он думал: какого черта мы мечемся по земле, ищем чего-то? Ведь у нас все уже есть! Как мало человеку нужно, чтобы почувствовать себя счастливым. Главное счастье, это когда у тебя ничего не болит».
Так проходили годы. Боль то уходила, то возвращалась, а он учился с нею жить. И никак не мог научиться.
— Ну, как? — спросила девушка, убирая ладони с его головы.
— Не болит, — только и смог ответить он.
— Ну и слава Богу.
Он выпрямился, осторожно покрутил головой, потер пальцами лоб, снова покрутил. Боль не возвращалась.
— Больше у вас никогда не будет мигреней, — сказала незнакомка.
— Но как вы это…
— А, просто. Я убила червя.
В темноте ее голос прозвучал несколько зловеще, словно это был голос Черной Феи из сказки, которую на ночь рассказывала ему мать.
— Убили червя? — переспросил он.
— Угу. Ох, и силен же он у вас был. Видать, давно жрал ваши мозги. Мигрени-то у вас, наверно, с детства?
— С шести лет. После солнечного удара.
— Ну, я так и знала. Вот он за столько лет и отъелся. Но теперь все будет в порядке. Я его прикончила.
Он сидел на скамейке, как громом пораженный, все еще не силах поверить в сказочное избавление от боли.
— Это невероятно, — проговорил он хриплым от пережитого потрясения голосом.
— Согласна, — ответил ему из темноты голос девушки. — Я сама не знаю, как это происходит. Просто получается, и все.
— И этот дар появился у вас после гибели родителей?
— Угу. Но я бы не назвала это даром. Так, небольшая способность. Тем более что у меня не всегда получается. Некоторые люди не поддаются. Просто не идут на контакт. А с вами все было просто.
Он помолчал, приходя в себя. Потом осторожно спросил:
— И боли больше не будет?
— Я же сказала: нет.
— Никогда?
— Никогда.
— Откуда вы это знаете?
— О, Господи! Я ведь уже сказала вам: понятия не имею. А теперь верните мне мою бритву.
Однако он не спешил возвращать бритву. Он на несколько секунд задержал дыхание, чтобы услышать, как дышит девушка. Дышала она судорожно и хрипло, словно была простужена. Теперь он мог бы с точностью до сантиметра сказать, где именно находится ее голова, хоть совершенно ее не видел.
Внезапно он учуял легкий аромат ее духов и почувствовал возбуждение. Внизу живота прокатилась жаркая волна. Возбуждение стремительно нарастало и, наконец, стало столь сильным, что он даже растерялся. Вероятно, это произошло из-за внезапного избавления от боли. Организм пережил встряску и теперь сам вытворял чудеса.
«Словно заново родился», — с усмешкой подумал он, вдыхая запах девушки.
Он вдруг представил себе, как срывает с нее одежду, как режет на куски ее молодое жаркое тело. Он даже почувствовал, как входит в нее… И при одной мысли об этом едва не кончил.
«Нет, — сказал он себе строго. — Нельзя! Только не с ней». Однако воображение продолжило рисовать ему картины одну соблазнительнее другой.
— Так вы вернете мне бритву? — снова заговорила девушка, и он вздрогнул.
Он напряг всю волю и даже заскрежетал зубами, подавляя дикое желание. И ему это удалось. Когда он заговорил, голос его звучал спокойно:
— Вы все еще хотите умереть? — спросил он.
— Да, — без промедления ответила девушка.
— И не знаете, как это сделать?
— Не знаю.
— А что если бы нашелся человек, который помог бы вам это сделать?
— В каком смысле?
— Ну проделал бы за вас эту работу.
Он понял, что она улыбается в темноте.
— Вы это серьезно?
— Да.
— Я бы сказала этому человеку огромное спасибо. Но, к сожалению, такого человека не…
Он действовал быстро и спокойно, без лишних движений. Достал из кармана бритву, бесшумно раскрыл ее, схватил девушку за волосы и ловким, отточенным движением перерезал ей горло — от левого уха до правого.
— Я… не… зачем… — успела проговорить девушка, и слова ее потонули в бульканье крови.
Он дождался, пока она затихнет, отодвинувшись как можно дальше. Потом достал платок, вытер рукоять бритвы и вложил ее в руку девушки. Все будет выглядеть так, словно она сама перерезала себе горло. Он точно рассчитал направление движения бритвы. К тому же в кармане у нее лежит записка. Так что, и с этим проблем не будет.
Он протянул руку, чтобы коснуться глаз девушки, но пальцы его остановились в сантиметре от ее лица.
— Я сделал эту работу за тебя, — сказал он. — Ты помогла мне, я — тебе. Я умею быть благодарным. Спи спокойно, я больше тебя не трону.
Он убрал руку и бесшумно, как тень, выскользнул из сказочного домика. Ночь была безлунная и черная. А дождь все лил и лил, смывая с крыльца его следы.
9Всю ночь Турецкий провел в размышлениях. К утру он задремал, но, проспав всего пару часов, вдруг проснулся — разом, как от удара током. Он сел на кровати и уставился в окно. С минуту сидел, уставившись в одну точку, потом вдруг хлопнул себя ладонью по лбу и тихо воскликнул:
— Ну конечно!
А вспомнил он один разговор, который произошел несколько дней назад между ним и Родионом Плотниковым. Тогда в кармане у Плотникова зазвонил телефон, он взял его и сказал… Что же он сказал? А буквально вот что:
…
— Алло… Да-да, заказывал… Да, рамы. Пришлите по тому же адресу, что и раньше… Ну, примерно через час… Хорошо. Спасибо!
— Что, решили поменять рамы на окнах? — поинтересовался тогда Турецкий.
А Плотников ответил:
— Да, пора бы уже.
— Я бы мог посоветовать хорошую фирму, но вижу, вы уже обо всем договорились, — сказал ему Турецкий.
«Вот оно — рамы! Никакие это не оконные рамы. Это рамы для картин». Александр Борисович почувствовал приятное волнение.
— Идем дальше, — сказал он вслух. — Жена Плотникова сказала, что дома он красок отроду не держал. А он просил прислать рамы по тому же адресу «что и раньше». Возможно, он у них постоянный клиент.
Турецкий взял с тумбочки телефон и набрал номер Анны Плотниковой.
— Алло, — тут же отозвалась она.
— Анна Львовна, добрый день! Это Александр Борисович Турецкий. Приятель вашего мужа из агентства «Глория».
— Глория? А, помню-помню… Добрый день! Только мужа сейчас нет дома.
— А где он?
— В командировке. Домой вернется не раньше завтрашнего дня. На мобильный звонить не пробуйте, муж забыл его дома.
— Ясно. Анна Львовна, вы не могли бы ответить на пару моих вопросов? Это очень важно.
— Конечно. А что случилось?
— Ничего, но… Помните, вы говорили, что Родион красок дома отродясь не держал. Значит, он пишет картины не дома, так? Скажите, у вашего мужа есть мастерская или что-нибудь в этом роде?
Анна Львовна помолчала, соображая. Потом смущенно ответила:
— Вообще-то, должна быть. Но я не знаю, где. В последнее время мы с ним редко разговариваем, и он почти ничего мне не рассказывает. Он вообще не любит ни с кем говорить о своем хобби. Так что, ничем не смогу вам помочь.
Турецкий немного расстроился, но решил использовать последний шанс.
— Тогда, может быть, вы знаете, где он обычно покупает краски и подрамники? Знаете, художники обычно делают покупки в одном и том же магазине.
— Дайте соображу… Да, Родион всегда отоваривается в магазине для художников… Как же его… «Пикассо». По-моему, так. Я как-то заезжала туда вместе с ним.
— Вы помните адрес?
— Где-то на Выхино. Неподалеку от Лермонтовского проспекта. Точно не помню.
— Хорошо, спасибо!
— Да не за что. Если что-нибудь понадобится, звоните. Хотя Родион скоро и сам приедет.
— Всего доброго!
Поговорив с женой Плотникова, Александр Борисович тут же позвонил Плетневу.
— Алло, Антон! Есть дело.
— Что за дело? — сонно ответил Плетнев.
— Мне нужен адрес магазина для художников под названием «Пикассо». Расположен в районе Выхино-Жулебино. Недалеко от Лермонтовского проспекта.
— Ясно. Как срочно?
— Очень срочно. Я пока приведу себя в порядок, а ты поищи. Как только найдешь — тут же позвони мне.
— Хорошо, — ответил Плетнев, но голос у него при этом был жутко недовольный.
Минут через двадцать он перезвонил. Александр Борисович успел принять холодный душ, и теперь чувствовал себя бодрым и посвежевшим.
— Александр Борисович, магазин такой есть, — вяло доложил Плетнев. — Запиши адрес и телефон…
Плетнев продиктовал, Турецкий записал на сигаретной пачке.
— Они начинают работать через сорок минут, — продолжил Плетнев. — Так что, если тронешься сейчас, подъедешь к самому открытию.
