Андрей Дышев - Инструктор по экстриму
Навстречу группе быстро шли девушка и рослый молодой мужчина. Девушка, одетая в легкий сарафан, энергично прыгала по пням и кочкам, размахивая руками. Мужчина отставал, спотыкался, всякий раз испепеляя свирепым взглядом тот предмет, о который он споткнулся. Однако с группой они поравнялись почти одновременно и одновременно начали говорить, глядя на всех сразу:
– Здравствуйте! Мы уже вас заждались! Сейчас я вам все объясню…
– Моя фамилия – Брагин. Хочу сразу сделать заявление. Наш инструктор меня уже достал…
– …Это какое-то страшное совпадение! Я не совсем хорошо пошутила с Некрасовым, и на переправе он упал в воду…
– Этот инструктор – настоящий маньяк, уверяю вас! Он собственными руками утопил Вована…
– Не слушайте его! Никто Некрасова не топил. Он уже через минуту вылез из воды…
– Что?! Да это бред! Там течение такое, что быка снесет, а она говорит, что он сам вылез…
Следователь махнул рукой, требуя тишины, присел на камень, сорвал какой-то широкий темный лист и прижал его ко лбу.
– Ничего не понимаю, – признался он. – Объясните для начала, зачем вы пошли нас встречать?
Ни Мире, ни Брагину этот вопрос не понравился. Они переглянулись, словно хотели определиться, кто будет отвечать первым.
– Я свидетель, – наконец произнесла Мира. – Я знаю, как все было на самом деле.
– А я, – сказал Брагин, с трудом подыскивая точное слово, – я просто этого Герасимова терпеть не могу. Я подаю на него жалобу. Это маньяк, понимаете…
– Все ясно, – безрадостно ответил Пузырьков, поднимаясь с камня. – Пошли дальше. Девушка, рассказывайте, я вас слушаю.
Рассказчик из Миры был никудышный. Она хотела сказать обо всем сразу, в итоге получился какой-то яичный бой, опрокинутый на голову Пузырькова. Несколько раз он ее прерывал и просил повторить еще раз последнюю фразу. Мире не хватало воздуха. Ей приходилось делать глубокий вдох и на этом вдохе, насколько хватало, выдавать следователю информацию.
Колебания остались в прошлом. Она защищала только Геру и себя, она толкала тяжелый вагон с проблемами на белый свет в конце тоннеля… Да, поругалась с Некрасовым, решила ему отомстить. Сняла с опоры веревку, когда тот переправлялся. Искупала его с головой в реке, смеялась до слез, когда Некрасов, плюясь и сморкаясь, выполз на другой берег. (Брагин: «Да что ты свистишь?! Сейчас проведем следственный эксперимент, я тебя кину в реку, а ты попробуешь выползти. Как Муму, будешь лапками сучить!») Вера Авдеевна, между прочим, может подтвердить, что видела Некрасова на противоположном берегу час спустя после переправы. Некрасов очень обиделся на Миру, потому к группе не приближался, ходил вокруг лагеря кругами. Позже его видели Элла и, между прочим, сам Брагин. (Брагин: «Да хватит тебе, блин… я обознался!») И вдруг вчера утром они с Герой увидели труп Некрасова в реке.
– Вы видели труп с близкого расстояния? – уточнил Пузырьков. – Его лицо было обращено к берегу?
Нет, лицо утопленника было опущено в воду, но разве это что-то меняет? Кто, кроме Некрасова, это может быть? Все остальные, слава богу, живы и здоровы. А на трупе фирменная зеленая штормовка, в которую Некрасов был одет на переправе. Да и рост тот же, телосложение то же…
Объяснения Брагина состояли в основном из междометий, пересыпанных нецензурной бранью. Он не сомневается в том, что Некрасова утопил инструктор в паре со своей помощницей. Этот инструктор просто вурдалак какой-то, гроб стоеросовый, мочит всех подряд, он больной, он шизик – разве нормальный человек будет стричься наголо и брить череп? Надо проверить, не связан ли он с сектой сатанистов, не стоит ли на учете в психушке и не отмечались ли в районе случаи серийных убийств, сопряженных с особой жестокостью и насилованием крупного рогатого скота…
Когда Пузырьков поравнялся с тропой, ведущей в лагерь, его собственная голова показалась ему паровым котлом. По тропе на берег реки спускались Вера Авдеевна и Элла в обнимку с Маришей, завернутой в одеяло.
6
Гере казалось, что он сходит с ума. Предательство Миры было настолько хрестоматийным, библейским, настолько шаблонным и неоригинальным, что он отказывался верить очевидному. Встав на четвереньки и едва приподняв голову над валуном, он смотрел, как по берегу в его сторону идут милиционер, несколько человек в штатском и истерзанная экстремальным туризмом группа. Возглавляла шествие Мира.
Как он не хотел в это верить! С какой ненавистью прогонял он мысли о предательстве, убеждая себя в том, что Мира любит его, что так искренне сыграть чувства не под силу даже очень талантливой актрисе. Он ждал ее до темноты. Потом, убаюканный мерным шумом реки, уснул, и ему снилось что-то очень нежное, связанное с ней. Незадолго до рассвета он проснулся и снова начал ждать ее, хотя душа уже была полна тревоги.
И вот – финал. Как уверенно и спокойно идет она по берегу, прыгая с камня на камень, чтобы приблизиться к нему, показать на него пальцем и, не скрывая усмешки, сказать: «Доброе утро, милый! Познакомься, это ребята из уголовного розыска».
Он повалился лицом на камни, зарычал от бессильной злобы и страшной боли в груди, начал бить кулаками по ненавистной земле, по которой ступали ее ноги… Почему она?.. Почему именно она сделала это?..
Сейчас они подойдут, окружат его, как затравленного зверя. Следователь начнет задавать дежурные вопросы, вовсе не собираясь слушать ответы. Зачем слушать? Ответы Геры уже никому не нужны. Мира наверняка дала полные и исчерпывающие показания. О том, как Гера заставил Некрасова переправляться через реку в дождь, как ослабил опору, на которой держалась веревка, как нарочно ушел с берега, чтобы не страховать Некрасова… Этот Герасимов – гнусный тип, мстительный, ревнивый, готовый из-за бабы утопить человека. И утопил-таки, и еще два дня скрывал это от группы, надеясь, что никто ничего не узнает, что все сойдет ему с рук…
Он продолжал лежать на камнях лицом вниз, словно был убит, но умер еще не до конца… Он не станет оправдываться. Он гордый, он спокойно подставит руки под наручники и все время будет смотреть в глаза Мире. С легкой и грустной усмешкой. Она станет уворачиваться от его взгляда, она будет мучиться, как змея, брошенная на угли, а он, с высоко поднятой головой, спокойный, великолепно владеющий собой, будет смотреть на нее глазами, полными любви и благородства… Потом его толкнут в спину и крикнут: «Пошел!» И… и… наступит темнота.
Все, что включала в себя эта темнота, уже не волновало воображение Геры. Можно сказать, продолжения у красивой и печальной драмы не было. Следственный изолятор, наполненный койками в два яруса, висящими на веревках трусами и майками, разрисованными уголовниками, вонью – параши и немытого тела, представлялся Гере столь же кошмарным, как могила. Да даже думать не мог о тюрьме. Да в первый же час пребывания там он удавится на резинке от трусов. Попытка даже мысленно перенести себя на нары вызвала эффект однополярных магнитов. Его словно подбросило в воздух. Он еще раз посмотрел на приближающуюся толпу и словно пробудился от сна. «Ну уж дудки!» – подумал он и начал медленно пятиться, как сидел – на корточках. Позу его трудно было назвать красивой, но Геру уже не привлекал имидж грустного и благородного красавца, который покорно отдается на милость судьбы.
На его счастье, группа захвата не отличалась особой маневренностью и стремительностью. Оперативные работники были явно нерасторопны, а внимание следователя поглотила река. Вдобавок группа вдруг остановилась на короткое совещание, видимо, обсуждая предстоящую операцию по задержанию его, Геры; Брагин, Вера и двое в штатском закурили, только Мира продолжала упорно следовать скользкой дорожкой предательства и резво скакала по камням.
Гера сумел незаметно отойти за большой язык осыпи, напоминающий хвост гигантского крокодила, опущенный в реку. Там можно было выпрямиться во весь рост. Дальше, по ходу реки, берег сходил на нет, превращаясь в отвесную скалу. Наверх вела очень условная тропа, но у Геры выбора не было, и он, насколько мог быстро, стал подниматься, цепляясь за ветви кустарника и пучки травы.
Выбравшись на край обрыва, он ничком упал в траву. Не поднимая головы, лежал некоторое время неподвижно, успокаивая дыхание и разыгравшееся сердце. А когда снова посмотрел вниз, бригада уже стояла у самой воды напротив трупа, а человек в штатском, раздетый до трусов, с веревкой в руках шел по дну реки.
Он ушел, оставил всех с носом! И все же Гере вовсе не хотелось сейчас издавать победный вопль и скакать от счастья. Обида и слезы душили его. Никогда в жизни никто так жестоко не предавал его!.. Он сидел, прислонившись спиной к липкому стволу сосны, гладил свою лысую голову, бормотал бессмысленные слова мести и грязными руками тер глаза. Все вокруг двоилось и плыло. В кроне шумел ветер. За ворот сыпались иголки.
