Михаил Зайцев - Укус Змея
— Какой «налик»? — притворно (тоже мне, актер!) удивился он. — У нас, в нашей фирме, все, милочка, по закону, и все сотрудницы это подтвердят под присягой.
Конечно, все жирные тетки это подтвердят! Нечего и соваться в налоговую, чтобы отомстить этому насмешнику гребаному. Нечего и думать о поисках справедливости. Но хотя бы хорошую мину при плохой (паршивой!) игре я могу сохранить? (Чтоб не чувствовать себя уж совсем опущенной!)
— О'кей, — усмехнулась я так, как в моем воображении это делал Змей, — что ж, хотите со мной поссориться, пеняйте на себя.
А он расхохотался (нагло так) и говорит:
— С сильным не дерись, с богатым не судись, милочка. Пошла вон отсюда!
Прямо так и сказал: «Пошла вон...»
Слава богу, я сдержалась и не заплакала.
Напрасно я изображала усмешку Змея! Просто резко поглупела от обиды (от наглости его!) и повела себя, как последняя (распоследняя) дура. И совершенно напрасно, выходя из кабинета (казаться гордою хватило сил, а ума не хватило), я этак небрежно бросила через плечо:
— Вы еще пожалеете.
Фигу, он чего пожалеет! Зато я еще долго буду жалеть, что сорвалась и потеряла лицо. Ведь знала же! Знаю, что никогда и никому нельзя угрожать! Можешь отомстить (действовать) — мсти (действуй), а угрозы (пустые) — всего лишь признак слабости. Быть слабой не стыдно, стыдно притворяться при этом сильной (очень стыдно)!..
Во-вторых, ненавижу автора.
Я, естественно, опоздала на стрелку, и пришлось извиняться. Я, как выяснилось, забыла дискету (в дисководе) с четвертой частью злоключений Змея (убить меня мало!), и опять пришлось извиняться. Автор принимал все мои извинения легко и с вежливой (идиотской) улыбкой.
Кстати, в Эмиратах он совершенно не загорел (зачем, спрашивается, ездил?). И еще, кстати, он передал мне привет от Игоря Палыча (вот человек!), который уехал в командировку. Какая, интересно (почему я не спросила?), командировка может быть у историка? На конференцию? В мухосранский архив?
А возненавидела я автора, конечно, не за его вежливость, его бледность и передачу приветов (за это, кстати, спасибо). Я его ненавижу за переданный мне синопсис ПОСЛЕДНЕЙ части романа. Что случилось со Змеем в третьем тысячелетии, фольклор умалчивает, да? Я специально не стала заглядывать (сдержалась!) в конец синопсиса. И не буду заглядывать (сдержусь), потому что мне жалко расставаться со Змеем. Жалко!..
В-третьих, я ненавижу мастера спорта и моего ухажера Гришу!
Только вышла из метро, только я побежала наперегонки с троллейбусом к остановке, как в сумочке зазвонил мобильник, и я (идиотка!) споткнулась (чуть не упала), плюнула вслед троллейбусу и ответила на звонок, не взглянув на определившийся номер! А это (закон подлости) как раз Гриша прозвонился со сборов. Пьяный!
Я не сразу поняла, что он пьяный в хлам. Я ни разу не слышала (и не видела) его пьяным. Он вообще трезвенник (чем и купил мою маман), а тут:
— Марго-о, а я яа-а в жопе... Але-е!.. Але, ап! А меня дисквалю... дисквале... дисква-квалифици-ровали...
— Григорий?
— Яа-а... А я того, Марго... За-а допинг-жопинг меня-я нах... С с-с-соревнований! С соревнований нах... за доп-пинг...
— Гриша, позвони, когда проспишься... Алло! Ты меня слышишь?
— Я ско-оро пре... приеду... Позвони-и мне-е, по-позвони... по-озвони мене, ради бога... ля-ляля... тра-ля-ля... Хорош-ш-шая вещ-щь коньяк... Выходи за меня замуж... уж, невтерпеж. Уж... нах...
Я выключила мобилу. Совсем. Я и так Гришу терпеть ненавижу, а если он еще и поддавать начнет, то просто караул.
Зачем, спрашивается, я поддерживаю с Мастером какие-то отношения, ежели ненавижу его терпеть? Почему не пошлю его (нах!) однажды и навсегда?.. Очень просто — это женское (бабье). Гриша у меня, как чемодан без ручки — нести тяжело, а бросить жалко. Жадность (чисто бабья) во мне играет. За что и ненавижу прежде всего себя и рикошетом его, красавца безмозглого...
В-четвертых, участкового того-этого!
Надо ж было столкнуться с ним именно сегодня! Буквально в двух шагах от парадного. Минутой раньше, минутой позже — прошла бы и не встретились бы. И никто бы не взял меня за локоток, не поволок (как Муху-цокотуху) в сторонку, и не услыхала бы я сегодня (именно сегодня) сердитое:
— Доча, ну ты того-этого, ну и устроила мне подставу. Ты где вчера вечером, того-этого? Я заходил, а тебя ни того, ни этого, а?
— Вчера вечером? Дома была. То есть в съемной квартире.
— Весь вечер?
— Весь. Минут на двадцать выходила в маркет за кофе, а потом...
— Во! Значит, разминулись. Я к твоим верхним соседям тогда-то, в ту субботу заглянул — никого. Только вчера, того-этого, и к тебе, а разминулись, значит. Ты знаешь, дочка, кто над тобой того? Проживает, а? Как и ты, без прописки. Хозяев-то я помню. Они, помню, долго ремонтировались. Выходит, для того, чтоб квартиру сдавать.
— Откуда мне знать?
— Во! Там, над тобой, меня того-этого. Совестно даже как. Пожилого человека, при погонах выстроили, как того узбека-дворника. Над тобой музыки играет приятель сына депутата Госдумы, во! Теперь знай. Знания — это сила. Не нам с тобой, доча, их, твоих верхних, того-этого. Это им нас, того-этого, в любой момент, в какой хошь позе.
— В спальном районе, в хрущобе, туса золотой молодежи? Не верю.
— Смелая, да? Сходи, того-этого, проверь сама. Раньше-то чего не ходила? Как и ты, сняли они квартиру, и того-этого.
— И проверю. Схожу и проверю!
— Во-во, давай, того-этого. В воскресенье я зайду, ты расскажешь, как тебе, этого-того, прости господи.
— В воскресенье?
— Ага. Вечерком, того-этого, тити-мити. — Добрый дядя участковый потер пальцами, щупая воображаемые банкноты. — В воскресенье у нас первый день весны. За март месяц тити-мити приду в долг у тебя просить.
— А морда не треснет? — не сдержалась я, нахамила дойщику.
— Семьдесят, — ответил он не моргнув глазом (а глаза такие добрые-добрые).
— Не поняла?
— За грубость с представителем власти дашь, того-этого, в долг семьдесят, — сказал, насупившись, первое предложение и далее заговорил как ни в чем не бывало: — Удачно мы сегодня, доча, с тобой встретились и на воскресенье сговорились. А то дел с утра навалилось — во! — Он провел ребром ладони по дряблому горлу. — Вчера-то тебя, не того-этого, а сегодня и до конца недели — некогда. Удачно, да? А то в пришел к тебе в воскресенье, того-этого, хуже татарина, — и он по-доброму так засмеялся, козырнул мне, повернулся спиной, да и пошел вразвалочку по своим неотложным милицейским делам (которых по горло). Не спеша пошел, обходя скопления снежной слякоти на асфальте. Этакий Винни-Пух. Ненавижу!..
В-пятых, ненавижу золотую молодежь!
Конечно, я не пойду качать права этажом выше (мало ли чего я участковому в сердцах наговорила!), но речь о другом золотце нации. О золотце по имени Ксюша.
Придя «домой» (в кавычках!), я наскоро переоделась-помылась-перекусила — кофейку замутила и, пока депреса меня не подмяла, я твердо решила к воскресенью добить эпопею про Змея. Деньги нужны, хоть на панель выходи!
Побарабанила я по клавишам с полчаса, кофе выхлебала и пошла нового замутить. А по дороге на продуваемую всеми ветрами (свежими весенними) кухню включила мобилу и отдала, так сказать, дочерний долг:
— Мам, привет! У меня все ок, как ты?.. Ну и отлично, некогда-целую-пока! — Кладу трубку на кухонный стол, и она, моя мобила, оживает, поет, дребезжит.
Я думала, что это опять Гриша прорезался, ан нет. На определителе высветился номер Ксюши.
С Ксюшей я знакома со времен учебы на журфаке. Не особенно близко, но достаточно, чтобы время от времени поболтать о нашем, о девичьем. Я никогда ни о чем ее не просила, хотя для Ксюши мне помочь проще, чем пылинку сдуть с платьица (тысяч за десять баксов). Я имею в виду помощь в устройстве на работу.
Я ответила на ее звонок.
Я решила поступиться принципами и впервые в жизни попросить золотую девочку помочь девице суконной пролезть в калашный ряд.
Минут десять мы болтали о пустяках (интересующих ее).
Еще минут пятнадцать о тряпках (купленных ею в городе Париже).
Еще почти двадцать она мыла косточки шапочно знакомым и совершенно чужим для меня людям.
И вот наконец она спросила про мои дела. И я бодренько так начала с плюсов, мол, стабильно (пока!) пашу литнегритянкой. Дескать, этой работой довольна, но... Мое мягкое «но» Ксюша не услышала, перебила меня, проявила живой интерес к сумме, за которую я вкалываю черной рабыней. Я честно назвала сумму аванса, и в трубке зазвучал колокольчик — это Ксюша так смеется, как колокольчик (многим это нравится, а меня раздражает). Колокольчик отсмеялся, и грянул колокол:
— Да ладно! — сказала Ксюша. — Мне ли не знать, Марго, сколько платят литературным неграм! Зачем ты мне врешь? За столько, сколько ты сказала, целую армию негров легко припахать. Признавайся, Марго: ты спишь с автором? Как он в постели? Что любит? Говорят, он...
Мобила вырубилась. Заряд аккумуляторов кончился очень не вовремя. Теперь Ксюша всем раззвонит, что я сплю за деньги с автором остросюжетной беллетристики! Кошмар!.. А если ей прямо сейчас перезвонить со стационарного аппарата и сказать про севшие аккумуляторы, я опять услышу басовитое: «Врешь!» Не поверит! Скажет, что я «бросила трубку»! И еще больше обрадуется! Она и так рада (ух, как рада-радехонька!), что появился новый повод для сплетен (я ее знаю!). Господи, за что мне это?..
