Александр Тамоников - Один к десяти
— Я не о том, Коль.
— А о чем, объясни?
— Да так.
— Тогда думай, что говоришь. Сам же не уйдешь, че попусту бакланить?
— Не уйду. Просто подыхать неохота молодым.
— Подыхать никому неохота и никогда.
— Может, помощь подойдет?
— Может, и подойдет, но дождаться ее мы вряд ли успеем. Еще пара мощных атак, и сметут нас к едрене фене.
— Это точно. Я знаешь о чем думаю? Какой же я балбес был на гражданке. Гулял, пил, дерзил, жил в пьяном тумане. Вспомнить дельного нечего. Не то что дни, месяцы не считал. А сейчас? Сейчас другое дело. Сейчас бы за денек дома, казалось, все отдал бы. Даже согласился бы вернуться обратно, сюда, вот в этот самый окоп. Лишь бы дали жизни глотнуть немного. Просто одни сутки побыть дома.
— Не скули, Кость. Каждый сейчас дорого заплатил бы за такие сутки. Я вот тоже, ну что в жизни видел, кроме своей деревни да сейчас этих гор, пропади они пропадом? Да ничего. Тоже пьянки, драки, ерунда разная. И думал, так и должно быть. Как же иначе? А ведь можно и иначе. Но что об этом говорить? Все же права была наша деревенская Глоба — смерть моя громкой будет, это точняк. А ведь говорила — не при несешь яйца, не сбудется ничего. Обманула, плесень.
— Да ладно, ты че, веришь в пророчество какой-то старухи?
— Тут верь не верь, а все по-ейному складывается.
— И все же, Коль, если выберемся из этой переделки, что будешь делать? Вернешься в деревню после службы?
— Сначала, конечно, к предкам. А потом куда-нибудь в город. Учиться буду. А не поступлю, в контрактники подамся. В десант.
— А я женюсь, Коль.
— Ну и дурак.
— Почему дурак? Женюсь, тебя в свидетели при глашу, сниму квартиру, на работу устроюсь и заочно в университет.
— Помечтай! Чтоб быть женатым, работать, да еще в университет? Ничего у тебя не выйдет. Ты уж выбирай — либо работать, либо учиться.
— Думаешь, не потяну?
— Хорош пургу гнать! Сначала отсюда, вот из этого окопа; выйти надо. Эх, блин, наступали бы, что ли? Не могу терпеть. Тошно. У нас сколько патронов осталось?
— Цинк.
— Значит, магазинов на тридцать. Сходил бы еще выпросил?
— Сами принесут.
— А тебе трудно? Вот кончатся в бою, запрыгаешь тогда. Иди сходи.
— Ладно.
Костя неохотно встал, пошел по траншее к КНП, где хранились поскудевшие остатки ротного арсенала.
Колян продолжал наблюдение. Разговор с Костей разбередил ему душу. Стало так жалко себя и обидно за бессилие что-либо изменить, что слеза невольно пробежала по щеке. Колян быстро смахнул ее, не дай бог кто увидит, и крепко прижал приклад своего «РПК» к плечу.
Костя вернулся скоро. Принес еще один цинковый ящик патронов.
И тут же затишье закончилось. На позициях стали рваться мины, пущенные откуда-то с гор. Стреляли довольно прицельно, и мины ложились либо в цель, либо совсем рядом, осыпая укрывшихся бойцов градом раскаленных осколков. В траншее раздались крики боли.
Колян, прижавшись к стене окопа, заговорил:
— Этого нам только не хватало. А лепят-то как, почти все в цель.
— Ты же сам говорил, что минометы — это фуфло и точно бить из них невозможно.
— А я и сейчас говорю, что фуфло. Только разница, в чьих руках эти проклятые трубы. Наши — так мимо били, а эти ничего, кучно, чтоб им сдохнуть.
Минометный обстрел резко прекратился.
— По нервам бьют, Кость. Мол, сидите, тряситесь, ждите, когда по новой влупим. Козлы!
Николай приподнял голову, выглянул наружу и тут же выкрикнул:
— Шухер, пацаны, духи идут!
Он выбросил ствол пулемета на бруствер, не выдвигая опор, и, прицелившись, дал короткую очередь.
— А, падла! Получил?
Коля ругался и стрелял. Весь опорный пункт открыл огонь. Боевики короткими перебежками, от валуна к валуну, подкатывали все ближе, неся большие потери. Но из прохода шла очередная партия, и, несмотря на плотный огонь, враг неумолимо приближался. Костя стрелял из своего «АК-47». Он старался бить прицельно, экономя патроны, и ему удавалось удерживать короткие очереди.
— Костя! — крикнул Колян, который вошел в бой и успел адаптироваться. — Побереги патроны. Брось свой автомат, забей лучше магазины, а то у меня скоро кончатся.
Костя подчинился просьбе друга.
Сзади по брустверу вздыбились фонтанчики земли, и мелкие осколки камня больно ударили по незащищенным местам.
— Коль! Сзади бьют!
— Хер с ними. Там есть кому отбиваться. Наша задача — наш сектор. Ну и прут, суки!
По приказу Доронина ударили зенитные установки. Отрывисто и хлестко стреляли пушки боевых машин. В небе вновь противно завыло, и на позиции обрушилась очередная порция мин, заставляя обороняющихся на время прекратить огонь и укрыться. Только орудия «БМП» и «БМД» продолжали вести огонь, сдерживая наступательный порыв атакующих. Одна из мин попала прямо в зенитную установку Большой высоты, разворотив ее. А может, это была и не мина, но, как бы то ни было зенитки больше не существовало, как и ее расчета. Малая высота перенесла огонь на балку, откуда появились боевики.
Они так же, перебежками, пытались пробиться на расстояние метания гранат, но, попав под обстрел и выйдя на полосу минного поля, понесли потери и вернулись в балку.
Основная же масса валила из прохода Косых Ворот непрерывно, как вода через горлышко опрокинутой бутылки. Мощи опорного пункта, как и говорил опытный Ланевский, явно не хватало. Укрывшиеся за валунами снайперы противника выхватывали из траншей головы обороняющихся и метко поражали их. Делали свое дело и многочисленные осколки расколотых пулями камней. Один из бойцов с диким воплем откинулся от бруствера на противоположную стенку окопа. Все его лицо было разбито мелким камнем, глаза вытекли.
Рота несла потери.
Доронин вновь вызвал корректировщика и приказал вызвать огонь на сектор, охватывающий Ворота, пространство перед ними и часть ущелья. Артиллерия не заставила себя долго ждать, и вскоре указанный район покрылся огромными грибами разрывов. Залп орудий нанес приличный урон противнику, заставил того залечь, но назад боевиков не повернул. Возникла короткая передышка. Доронин доложил Восторженному об интенсивности боя, о превосходящих силах противника и попросил авиационной поддержки.
Восторженный пообещал что-нибудь предпринять.
Александр переговорил с Егоровым, определили потери — двадцать восемь человек убиты, восемнадцать — ранены, из них около десяти — тяжело. Уничтожена зенитная установка, и, что очень неприятно, на Малой повреждена «БМД». Во время вылазки из балки гранатометчик духов успел таки прицельно выстрелить. Заряд попал в подствольное пространство и вывернул башню. Боекомплект расстрелян примерно на треть. Это означало, что еще две такие атаки — и рота останется безоружной. Вопрос в том, хватит ли боевикам сил еще дважды так мощно штурмовать высоты? По самым скромным подсчетам, потерять они должны были не менее сотни от прямого огневого контакта с ротой и вдвое больше от артналета. Это при том, что неизвестной оставалась обстановка в ущелье. Но и там наверняка бандитам досталось не слабо.
Дождь продолжался, но никто на него внимания не обращал.
Колян опустился на дно окопа, прикурил сигарету. Костя остался наблюдать из-за укрытия за сектором.
— А не хило мы им подкинули, правда, Кость?
— Не хило. Но больше артиллерия ввалила им.
— Ну и артиллерия, конечно, — согласился Коля, смачно вдыхая табачный дым.
Из-за поворота траншеи показался Гольдин. Во время минометного налета одна из мин разорвалась за бруствером совсем рядом с ним, и, контуженный, сержант плохо соображал, что делает.
— Смотри, Кость! Явление Христа народу. Ты че, Голь, такой потерянный?
Тот шел, шатаясь и тихо бормоча:
— Двадцать два, двадцать три, двадцать четыре…
— Че он там бормочет, Кость?
— Не знаю, считает что-то.
— Эй, Голь? Крышу потерял? Че лопочешь-то?
— Отстань от него, Коль, видишь, человек не в себе.
— Так че шарахаться, если не в себе? Сиди тогда в окопе, чего людей пугать?
Гольдин подошел к ячейке Коляна, о чем-то задумался, вдруг рывком перемахнул через бруствер и оказался на открытом склоне.
— Куда, дурила? — успел только выкрикнуть Николай.
Тут же из-за валунов ударила автоматная очередь. Пули, перебив ноги, заставили Гольдина упасть. Сильная боль прояснила его контуженный разум.
— Убьют ведь дурака, — резонно предположил Колян, — а ну, Кость, прикрой меня.
— Ты что удумал?
— Не бросать же его, прикрой, я сказал!
Костя открыл огонь длинными очередями, Николай в это время выпрыгнул из окопа и подкатился к сержанту.
Это увидел с Малой и Егоров. Он тут же приказал открыть шквальный огонь, наблюдая за попытками солдата спасти сержанта.
Колян, очутившись рядом с Гольдиным, спросил:
