Егор Овчаренков - Последний бросок на запад
Проклиная все на свете, Дима попробовал поднять девушку на руки, но сломанная ключица отозвалась такой болью, что он сразу был вынужден отказаться от этой попытки.
Сзади послышалась стрельба.
— Беги! — умоляюще закричала Злата. — Быстрей, быстрей!..
Дима решительно замотал головой и приготовил автомат к бою. Он вернулся к автомобилю и пристроился возле переднего бампера, намереваясь подороже продать свою жизнь.
Умирать всегда страшно, но он теперь этого не боялся. Присутствие девушки возвышало его в собственных глазах.
— Дима! — в голосе Златы звучал гнев.
Емельянов обернулся.
— Беги! Я жена капитана контрразведки, меня не убьют. Но если ты не уйдешь, то я сама застрелю тебя!
Глаза ее были полны решимости. А в руках оказался неизвестно где добытый пистолет.
— Хорошо. Я вернусь, — сказал Дима, забрасывая автомат на спину. — Я обязательно вернусь.
— Беги! Доберешься до своих. Там линии фронта нет, сейчас все перемешано — наши, четники, «голубые каски», натовские войска… Беги же!..
Спорить бесполезно.
Если бы он смог ее тащить, это все равно было бы бесполезно. В лагере сербов Злату, хорватку, жену капитана контрразведки, ничего хорошего ждать не могло. Уходить сейчас с нею за границу было бы слишком трудно. Ему надо было еще поправиться, набраться сил. Иного пути, как к боснийским сербам, для Емельянова сейчас не существовало.
Все эти мысли вихрем пролетели в голове, и Дима, до неприличия быстро, согласился.
Он словно в последний раз посмотрел на Злату и, не оборачиваясь, побежал в сторону леса.
Злата лежала на земле, сжимая рукоять пистолета, и смотрела вслед русскому наемнику…
Глава 7
Емельянов почти не помнил, как и когда оторвался от преследования: хорваты вели плотный огонь, пули то и дело пролетали над головой.
Первые метров триста были, конечно, самыми тяжелыми — открытая местность прекрасно простреливалась, но преследователи, видимо, были слишком уверены в себе и хотели только ранить наглого беглеца, чтобы взять живым.
Емельянов добежал до небольшого перелеска — за ним начиналась ложбина, поросшая орешником.
Вскоре выстрелы стихли — так же неожиданно, как и начались: значит, Диме удалось достаточно далеко уйти от погони.
Пробежав еще несколько сот метров, недавний пленник усташей в полном изнеможении опустился на сырую землю. Кровь стучала в висках, сердце бешено колотилось в груди. Емельянов механически пошарил по карманам, вытащил поломанную сигарету и подаренную Златой зажигалку, закурил, выпустив через нос сизоватую струйку дыма.
За время своего наемничества на земле Боснии Емельянов научился интуитивно чувствовать любую опасность: ситуация чуть ли не каждый день была критическая, и инстинкт самосохранения обострился. Поэтому теперь Емельянов знал наверняка — самое страшное позади.
Докурив сигарету до фильтра, он щелчком отбросил окурок и с удовольствием растянулся на земле, стараясь еще и еще раз воскресить в памяти перипетии бегства. Так или иначе все его мысли возвращались к Злате — ведь именно благодаря ей Емельянов был сейчас свободен.
«Сволочь… Какая же ты, Емельянов, сволочь, — корил он себя. — Ну что, доволен? Бросил девушку, которая помогла тебе выбраться из этой истории, которая, по сути, спасла тебе жизнь, бросил ее на растерзание и бежишь, как собака? Беги… Теперь уже останавливаться поздно. Теперь беги… Ну а что я мог сделать? Она хоть на своей земле. Хоть может документами подтвердить, что она — Злата Новак. А я — человек без имени и без родины. Как еще жив до сих пор — неизвестно».
Но чем больше прокручивал Дима в памяти эпизоды своего бегства, тем более мрачнел: вскоре он был совершенно уверен, что не имел никакого права бросать девушку. За ее поступок от усташей было бы трудно ожидать чего-нибудь хорошего — во всяком случае, ее не спасло бы и то, что она — жена капитана контрразведки.
Ладно — что случилось, то случилось, теперь надо было думать о том, как вернуться в расположение четников. Дима, немного отдохнув, поднялся и двинулся дальше.
Но как найти сербов? Как ни странно, но задача эта казалась трудновыполнимой, если выполнимой вообще.
После очередного то ли минометного обстрела, то ли взрыва бомбы в мусульманском квартале Сараево мирные переговоры между воюющими сторонами были сорваны, бои возобновились. Положение боснийских сербов ухудшалось с каждым днем. Их территория уменьшалась, как шагреневая кожа. НАТО все более откровенно поддерживало хорватскую сторону. Разведывательные полеты американских и французских самолетов над сербскими позициями, а зачастую и их бомбардировки стали обычным делом.
Сами эти позиции чередовались с хорватскими и мусульманскими чуть ли не в шахматном порядке, и теперь на каждой лесной опушке, за каждой горкой Емельянов мог натолкнуться на какие угодно войска.
«Черт бы побрал эту войну, — с тоской думал Емельянов, ступая по каменистой почве, — черт бы побрал всех этих экстремистов. И зачем я только ввязался во всю эту историю?..»
Наверное, Дима впервые за все время пребывания тут пожалел о том, что стал наемником.
Недавний пленник хорватов неплохо ориентировался на местности благодаря многочисленным разведывательным вылазкам. Он тщательно выбирал самые нехоженые тропы, чтобы не напороться на хорватский патруль.
Он шел трое суток почти без пищи, старательно обходя населенные пункты, — трудно было сказать, кто мог находиться в деревнях и небольших городках, расположенных в долине Дрины. Поэтому он издали старался определить, кому они принадлежат. На четвертый день он услышал рокотание танков — недалеко от дороги стояло несколько старых Т-72 с сербскими опознавательными знаками.
Собрав последние силы, Дима вышел к позициям четников и тут же, к немалому своему удивлению, столкнулся с самим Ивицей Стойковичем, как оказалось, бывшим сослуживцем капитана контрразведки усташей Мирослава Новака.
Ивица был удивлен встрече не менее, чем русский наемник. Посмотрев на Емельянова, как на привидение, он отпрянул:
— Ты?!
Емельянов, пошатываясь, смотрел на своего командира.
— Я.
— Ты где пропадал? — спросил серб и тут же, видя состояние Емельянова, поинтересовался: — Ты случайно не ранен?
Дима со стоном опустился на грязную, изрытую танковыми траками дорогу — вот так бы и лежал, не двигаясь. Слава Богу, хоть добрался до своих.
Ивица обеспокоенно подбежал к Емельянову, взял его за плечи.
— Где ты был?
— Там, — Емельянов неопределенно махнул рукой. — В плену.
— У хорватов?!
Дима кивнул.
— У кого же еще?
— И бежал?
— Да.
Недоверие промелькнуло на лице командира, но он, кажется, поверил.
— Ты серьезно ранен? — спросил Ивица, присаживаясь рядом с Емельяновым на корточки.
— Ребро… — простонал Емельянов и тут же скривился — неловко повернувшись, потревожил больное место.
Спохватившись, Ивица стремительно встал и крикнул:
— Эй, кто-нибудь, сюда!
На сигнал командира прибежало несколько сербов, среди которых оказались старые сослуживцы.
— Дима!! — раздались голоса. — А мы тебя уже похоронили.
— Закопали в землю или специально по этому случаю отгрохали крематорий?
Потом, посерьезнев, он спросил:
— Где Чернышев?
— Он пропал, как и ты, после того боя — сказал Ивица. — Может, погиб, а может, в плену. А что?
— Ничего, — буркнул Дима и стал подниматься.
Сразу несколько человек поспешили помочь ему.
— Да все в порядке, — отказался от помощи Емельянов. — Так, ребро немного треснуло, но пока не инвалид.
Он несколько раз присел, разминаясь и показывая, что он действительно не инвалид, и сказал:
— Ну что, пошли?
Навстречу, к удивлению Дмитрия, шел живой и здоровый Кабанчик. Приятели обнялись.
— А я вот тоже из плена убежал, — ухмыльнулся серб.
— Отлично! А как?
— Ночью нас куда-то везли на грузовике из Фочи — в концлагерь, кажется. Я дал охраннику по башке, отнял автомат и на повороте выпрыгнул из машины… Не думал, что у тебя тоже получится…
Диму привели в какой-то барак — временное пристанище отряда Стойковича. Там нашлась свободная койка.
Емельянов, кряхтя, уселся на нее, готовый от усталости провалиться в сон. Но тут же принесли горячего супу. Голод взял свое. Он с удовольствием поел, а потом так и уснул с ложкой в руке.
Всю ночь где-то совсем рядом слышалась стрельба. Босняки попытались в очередной раз атаковать сербские позиции. Мусульмане находились достаточно близко — километрах в пяти. Они начали с артиллерийской подготовки реактивными снарядами из установок типа «Град».
Однако точного местоположения противника они не знали — разведка подвела. Поэтому большого урона не нанесли.