Саша Южный - Короли улиц
Кубинца я сделал в четвертом раунде. Вчистую. Он пошел в атаку и нарвался на мою ногу. Она угодила ему пяткой точно в челюсть, пройдя между его рук, снизу вверх. Это был красивый удар и красивая победа. Зал хлопал стоя.
А когда я вышел на улицу, меня там ждали пять мордоворотов с железными трубами, и никакого Мегрэ.
Продержался я, как ты понимаешь, недолго. Мегрэ говорил потом, что подвела машина. Но я-то знал, что это чушь. Директор тоже, по-моему, догадывался. Я думаю, не зря он Мегрэ сюда взял, — Зефир улыбнулся одними губами. — Когда этот скот меня здесь обнаружил, даже в лице переменился. Но потом он увидел, в каком я виде, и успокоился.
— Почему Мегрэ подставил тебя? — спросил Вечер.
— Мы всегда были соперниками. Мегрэ думал, что после выпуска Директор оставит при себе именно его, а он оставил меня. На четвертом году выступлений Мегрэ поломали коленную чашечку. Он стал хромым, еще мог выступать даже таким, но скатился на пару уровней ниже. Короче, работал за гроши и во всем, похоже, винил меня.
Вечер уже привык к странной речи Зефира и почти не замечал ее дефектов. Он думал о том, что еще окажется свидетелем одной поучительной истории. Зефир ведь не зря сказал, что пятый ждет своей очереди.
В казарму он вернулся лишь к отбою. Засыпая, Вечер подумал, что скоро уже год, как он находится здесь, и что перспектива, которая ждет его впереди, несколько отличается от той, которую когда-то сулил ему Директор.
На другой день к вечеру во двор въехал знакомый джип. Из него вышел какой-то пацан лет семнадцати, а потом и Директор.
«Новенький», — понял Вечер.
Пацан, озираясь, шел вслед за Директором. Вечер наблюдал за ним из окна и думал, что точно таким выглядел и он, когда его привезли сюда год назад.
Через десять минут их выстроили в спортзале. Директор устроил экзамен, результаты которого, похоже, его удовлетворили. Потом он о чем-то долго совещался с Мегрэ и остался ночевать в школе. А где-то в середине ночи в открытое окно ворвался странный резкий звук. Он был таким сильным, что проснулась вся казарма. Вскочив с коек, курсанты столпились у окна, но в черноте, окутавшей двор, ничего нельзя было разобрать. Через некоторое время по двору заметался луч фонаря. Он рывками поплыл от будки Зефира к казарме, а ему навстречу с ее крыльца ударили еще два луча. Скользнув по фигуре Зефира, они должны были бы уткнуться в ворота, но вместо этого провалились в пустое пространство. Вместо ворот зиял провал.
— Дела! — произнес кто-то рядом с Вечером. — И джипа нет.
— А Директор есть, — сказал один из курсантов, который стоял ближе к окну. — С фонариком по двору бегает.
Потом в спальню ворвались Директор и Мегрэ, который приказал всем построиться. Через минуту выяснилось, что не хватает Ефима и новенького. Директор выругался, достал телефон и стал кому-то звонить, Мегрэ скомандовал отбой. Курсанты разошлись по своим местам, но долго еще не могли уснуть.
Ефима и новенького привезли утром на «девятке» три здоровых мужика. Ефим не мог идти сам, его отволокли в кладовку в хозпристройке и бросили там. Новенький двигался своим ходом и, к немалому удивлению остальных, встал в строй на утренней тренировке, осматриваясь заплывшими от побоев глазами. Бессонная ночь, побои и сразу жестокие тренировки — Вечер не завидовал новенькому. «Интересно, устоит или нет», — думал он, наблюдая за ним вполглаза. Новенький устоял, правда, после каждой тренировки проходил мимо столовой и падал в кровать замертво. Так ни разу за день и не поел. Вечер парня зауважал.
Директор уехал еще в обед, зайдя перед этим в кладовку, где содержали Ефима. Пробыл он там недолго, потом вышел, позвал Мегрэ и произнес несколько фраз, энергично жестикулируя при этом. Надзиратель лишь кивал в ответ.
Вечером, когда Мегрэ оставил их одних в спальне, пятикурсники Мадьяр и Доброволец подступили к кровати новенького:
— Колись, молодой, в чем дело?
Тот непонимающе поднял на них отекшее от побоев лицо, потом, очухавшись и поняв, что от него хотят, прищурился на блатной манер.
— А в чем, собственно, дело, пацаны?
Новенький местных правил не знал, и пятикурсники не были для него авторитетом. Более того, он, скорее всего, и не знал, что они пятикурсники.
— Мы тебе не пацаны, понял, — осадил его Мадьяр.
— А тогда и разговаривать не о чем, — новенький положил голову на подушку.
Но Мадьяр схватил его за грудки и легко, как ветошь, одной рукой сдернул с кровати и шваркнул об стенку. В Мадьяре было больше ста килограммов. Новенький, пошатнувшись, ухватился за спинку кровати.
— Ну?! — угрожающе произнес Мадьяр.
— Ефим бежать решил, — процедил новенький.
— А ты?
— А меня уговаривать долго не надо было.
— Как-то подозрительно быстро вы снюхались, — сказал Доброволец.
— Мы из одного детдома.
— И что?..
— Что, — усмехнулся новенький. — У вашего хозяина милиция, наверное, вплоть до Москвы куплена. На первом же посту высадили под стволами. Потом еще три рожи подъехали. Ефима били с перекурами. Теперь его будут воспитывать.
— Воспитывать? Это как? — удивился Доброволец. — Нас тут что, плохо воспитывают? Мы тут сморкаемся в углы, спим от пуза и грубим старшим, да?
— Этот ваш Директор сказал, что по Фулеру… по Фокеру. Короче, там поймали волчару-мутанта, посадили на цепь, морили голодом и били, пока он не сломался и не стал ручным. Вот и Ефима примерно так школить будут.
— Фолкнер, может? — спросил один из курсантов-третьегодников.
— Точно, Фолкнер, — подтвердил новенький. — А ты откуда знаешь? — уставился он на третьегодника.
— В СИЗО нечего делать было, там и читал эту книгу. Потом того волчару на медведя натравили.
И тут Вечеру в голову пришла мысль о том, что из них тоже делают волчар, которых потом на кого-то натравят.
— Сорок восемь, сорок девять, пятьдесят, пятьдесят один, — безжалостно отсчитывал Табак.
Это был уже седьмой подход за тренировку, и после счета «шестьдесят» некоторые стали ломаться. Они в изнеможении ложились на пол и застывали там, впитывая покой всеми измочаленными мышцами, всем мертвецки усталым телом. Они знали, что вслед за этим наступит расплата, и потому старались взять от выпавших мгновений по максимуму.
Вечер скрипел зубами, но пока не сдавался. Стимул был. Всех, кто на этот раз не дотянет до семидесяти отжиманий, пропустят через строй. Что это такое, Вечер видел не раз. Обычно так проделывали со старшими. Раз в месяц. Но теперь пришла и их очередь.
Вечер стал понимать, что усталость — это всего лишь составляющая муштры. Здесь все было продумано, построено так, чтобы не дать тебе расслабиться, отдышаться и хоть на миг почувствовать себя самим собой, а не механизмом, который восемь часов в день должен выполнять определенные движения. Едва ты к чему-то привыкал, приспосабливался, тебе тут же подкидывали что-то новенькое.
Усталость он научился преодолевать, втянулся в нее. Конечно, это не значило, что ее не было вовсе, но Вечер после тренировки уже не пребывал в состоянии зомби. А вот теперь ему преподнесли боль. Видимо, к ней он тоже должен был привыкнуть, научиться преодолевать ее. И наверное, когда-нибудь научится, но это было слабым утешением. Вместо мягких кожаных груш в зале повесили твердые мешки с песком. Голени после ударов в них гудели и ныли по ночам, а кулаки стирались в кровь о грубый брезент. К этому теперь добавились спарринги в полный контакт и еще «коридор», который вскоре предстоит пройти тем, кто в бессилье лежал сейчас на полу, напоминая старую ветошь.
— Семьдесят! — произнес Табак.
И Вечер, абсолютно не чувствуя рук, не видя пола и лужи пота, которая стекла с его лица, и вообще слабо понимая, что происходит, услышал: «Встать!» Он попытался выполнить команду, но в это время его руки подогнулись и он упал лицом в пол, прямо в лужу пота. В последний момент Вечер успел повернуть голову и благодаря этому не разбил себе нос. Он встал, опираясь на локти, и заторопился, боясь, что Табак, чего доброго, не засчитает ему последнее отжимание и его тоже прогонят через «коридор».
Но инструктор пребывал сегодня в хорошем настроении, кроме того, у него уже были две жертвы. Табак, не давая курсантам передышки, тут же дал команду на спарринг. Все выстроились друг напротив друга в две шеренги, на расстоянии двух с половиной метров. Это давало широкие возможности для атаки и маневра.
«Упасть бы сейчас на пол и замереть там на минуту, провалиться в пропасть забытья на целых шестьдесят мгновений и чувствовать, как каждое из них легким светом проносится сквозь тебя. А потом уже встать и биться», — подумал Вечер. Перед ним стоял Забор, очень серьезный противник. Он был одним из лучших в их коробке. Костлявый высокий тип с длинными конечностями, чем-то и в самом деле напоминающий забор. Он пробыл в школе на полгода больше Вечера.
