Б. Седов - Валет Бубен
– Главное уже сделано. Теперь осталось вызвать этого федерального козла, и потом связаться с агентом Надир-шаха.
– Так что, они и у нас в Самаре обосновались, что ли? – спросил Бурлак, подавшись вперед.
– А то, – невесело ухмыльнулся я, – они теперь везде.
– Ну, бля, устрою я им сабантуй, – пообещал Бурлак, снова откинувшись на спинку кресла, – бля буду, устрою. Не хватало еще, чтобы тут у нас эта алькаидовская нечисть свои щупальца распускала!
– Потом, Бурлак, потом. Погоди немного, вот сделаем дело, и тогда гаси их, как тебе угодно.
– Загашу, будь уверен, – пообещал Бурлак и достал из холодильника бутылку пива.
А я тем временем набрал номер Губанова и услышал в трубке его недовольный голос:
– Ну, что там еще?
– А ничего особенного, – ответил я, – просто звоню, чтобы сказать, что скоро настанет время действий. Вы там где сейчас?
– Блядь! – вырвалось у Губанова. – Пирамиды смотрим, чтоб им провалиться.
– Ну и как? – насмешливо спросил я. – Стоят?
– Стоят, – ответил Губанов. – Какие действия?
– Возвращайтесь в гостиницу и ждите моего звонка.
– Это будет не раньше, чем через три часа.
– Ничего, сегодня до вечера все равно ничего не случится.
– Хорошо бы, – ответил Губанов и отключился.
Я посмотрел на Бурлака и сказал:
– Пускай подергается. Он еще не знает, что ему придется лететь обратно в Россию. Когда узнает – точно обосрется от злости.
Наташа, сидевшая на кровати, захихикала, а Бурлак криво умехнулся и заметил:
– Это что, а вот когда он поймет, что его развели по полной программе, да еще и выставили на убой, то, наверное, сильно удивится. Гнида.
– Да, он сильно удивится, – подала голос Наташа, – он слишком привык к тому, что сам распоряжается жизнями людей. А тут его разыграют, как семерку. Кондратий его, конечно, не хватит, но расстроится он очень сильно. Я его знаю.
Я посмотрел на кровожадную Наташу и сказал Бурлаку:
– Значит, так. Тут появился новый нюансик.
– Какой-такой нюансик?
– Сейчас я позвоню этому арабском шпиону, и нужно будет показать ему Коран. После этого он позвонит Надир-шаху и скажет ему, что все в порядке. И трогать этого человечка нельзя ни в коем случае. Понимаешь?
– Да уж понимаю, – недовольно пробурчал Бурлак. – Что я – пальцем деланный, что ли?
– И еще. Надо встретиться с ним в каком-нибудь тихом месте и под хорошим прикрытием. От «Аль-Каиды» всего ожидать можно. Они могут затеять стрельбу, чтобы забрать книгу.
– У меня не затеют, – многообещающе сказал Бурлак, – у меня они, так затеют, что потом от своей мечети кирпичики на сувениры разбирать будут.
– Ну, это понятно, – согласился я, – но, как говорится, береженого бог бережет. Так что давай сделаем так. Я звоню ему и назначаю встречу. Там твои люди вежливо, подчеркиваю – вежливо, сажают его в машину, повязочку на глаза, и везут в то место, где я покажу ему книгу. Когда он ее обнюхает, то прямо оттуда позвонит Надир-шаху. А потом его точно так же, с повязкой на рыле, вежливо отвезут обратно и отпустят с миром. И до того, как все закончится, он должен быть цел и невредим. А уж потом, если тебе угодно, можешь его хоть на бефстроганов поникать. Но – потом.
Бурлак мрачно кивнул.
– Вот и хорошо, – подытожил я и набрал номер, который дал мне Надир-шах.
Глава 8
ВСЕМ СЕСТРАМ – ПО СЕРЬГАМ
В давние советские времена домостроительный комбинат № 4 был оживленным местом, и каждое утро одиннадцать тысяч рабочих направлялись к нему из разных концов города. Комбинат производил бетонные плиты, предназначенные для строительства, готовые блоки квартир и разнообразную бетонную мелочь вроде фонарных столбов, фундаментных блоков и могильных поребриков.
Работа, которой были заняты трудившиеся на комбинате люди, была однообразной и тяжелой, и поэтому единственной радостью, скрашивавшей их никчемную жизнь, была водка. Умереть с похмелья на территории комбината было невозможно. Как известно, спрос порождает предложение, и этот незыблемый принцип проявлялся там в полный рост. Каждый знает, что несколько рублей – не деньги. И водка, которую можно было купить на комбинате, стоила как раз на эти несколько рублей дороже. Для работяг это было мелочью, но для каждого из двадцати подпольных торговцев водкой и прочими горячитальными напитками служило источником более чем серьезного дохода.
Однажды этим вопросом занялся ОБХСС, и молоденький лейтенант, засланный на комбинат под видом студента-практиканта, две недели бродил по огромным пыльным цехам, пил с работягами водку и выспрашивал у них секреты производства цементных чушек. Потом он взял шариковую ручку и сделал в блокноте несложные вычисления. Результат получился весьма интересным. Каждый день на комбинате продавалось не менее трех тысяч бутылок водки, на каждой из них бутлегеры зарабатывали около трех рублей, что в сумме давало девять тысяч рублей чистой прибыли в день. Умножив это на двадцать два рабочих дня, лейтенант получил сто девяносто восемь тысяч, а разделив эту сумму на количество спекулянтов, он с удивлением и завистью увидел, что каждый из них получал около десяти тысяч рублей в месяц. Это было примерно в сто раз больше его зарплаты.
Лейтенант был потрясен.
Мало того, он был расстроен. А расстроился он потому, что, будучи убежденным марксистом-атеистом, свято верил в то, что нет ничего, кроме того, что можно увидеть, и что жизнь заканчивается с последним вздохом. Поэтому нужно стараться получить от нее все, что успеешь. А поскольку в его представлении это «все» опять же не выходило за рамки того, что можно увидеть и унести с собой, то он уволился из ОБХСС и попытался встрять в сплоченные ряды спекулянтов водкой. И тут ему пришлось познакомиться с другой стороной благополучной жизни подпольных российских капиталистов. В спекулянтской общине царили весьма строгие порядки, и двадцать торговцев водкой давно уже решили, что их количество является оптимальным. Сначала отставного лейтенанта попытались просто отшить, но он был на-стырен и попробовал продавать водку без ведома и согласия хозяев поляны. Тогда его побили, сломав четыре ребра и челюсть. Ума у него от этого не прибавилось, выводов он не сделал и через месяц снова появился на комбинате. И тут, на беду, один из работяг узнал его.
Полтора года назад этого работягу тягали в ОБХСС по поводу продажи государственного цемента налево, и допрашивал его этот самый молоденький обсос с погонами младшего лейтенанта.
Закричав «Ба, знакомые все лица!», работяга, недолго думая, врезал неудачливому претенденту на высокое звание спекулянта водкой по чавке. Удар пришелся по тому же месту, которое было сломано месяц назад, и перелом повторился. Завывая от боли, бывший мент бросился бежать по запутанным ком-бинатовским дворам куда глаза глядят, и больше его никто не видел.
Его больше не видели не только на комбинате, но и в городе. И не только в городе, но и вообще нигде. Его жена, подождав несколько дней, подала в розыск, но это не дало никаких результатов, да и не должно было дать их. Там, где в больших количествах отливаются крупногабаритные изделия из бетона, человек мог исчезнуть бесследно и навсегда. И наверняка лейтенантик давно уже мирно лежал в фундаменте какого-нибудь детского садика или поста ГАИ.
Мир его глупому праху.
Все это было в давние советские времена, и теперь на комбинате царили запустение и тишина, которые нарушались только возней крыс да карканьем ворон. Все было разворовано, распродано и разрушено. Но для криминальных разборок комбинат был идеальным местом. Его руины напоминали компьютерную игру и были весьма удобны для перестрелок и тайных встреч.
Именно там и была назначена встреча, во время которой Алеша должен был получить свободу, а посланник Надир-шаха Ахмад – старинный Коран, хранивший в себе тайну древнего сокровища.
В тот же день Знахарь связался с человеком Надир-шаха, и через несколько часов агента «Аль-Ка-иды», с повязкой на глазах, привезли на тихую окраинную улочку. Агент оказался тихим татарином, на вид ничем не отличавшимся от любого другого россиянина.
Сидя в «линкольне» рядом с Бурлаком, Знахарь увидел, как из-за поворота показалась черная «девятка», которая остановилась в пятидесяти метрах от их машины. Дверь «девятки» открылась, и из нее вылез конкретный пацан в черной кожаной куртке. Открыв заднюю дверь, он что-то сказал, и из машины вышел человек небольшого роста, на глазах которого была тряпичная повязка. Браток снова забрался в «девятку», а человек снял повязку и, прищурившись, посмотрел в сторону «линкольна».
– Ну, я пошел, – сказал Знахарь и, взяв купленный накануне дипломат, в котором теперь хранился Коран, вышел из «линкольна».
