Михаил Серегин - Танец гюрзы (Сборник)
– Очень просто, – сказал Януарий Николаевич. – Его сдал сам Китобой. Мы надавили на него… подняли кое-какие его грешки и пригрозили, что он дорого за них заплатит. Нет, не деньгами, хотя и это тоже. А этот бункер… одним словом, мы подключили к делу крупного нижегородского авторитета, партнера Маркова по бизнесу и нашего старого друга. ФСБ охотно сотрудничает с умными людьми из криминала, вы же знаете, Алиса Владимировна. Одним словом, Китобою было некуда деваться: он наследил слишком много. И это убийство Сафонова, не последнего человека в воровской иерархии. Ведь это чистая заказуха, и когда коснулось определения заказчика, все подумали на Маркова… и исполнителем наверняка был Робин… В стране можно перечесть по пальцам людей, которые могут среди ночи разнести череп человеку сквозь бронестекло с расстояния в полтора километра!
– И… что? – задыхаясь, спросила Алиса.
– И мы приказали ему сдать этого киллера. На его счету слишком много подвигов. Или – или. Или Марков получает «двадцатку» или «зеленку»…
– Простите? -…то есть высшую меру наказания, или он сдает Робина. Он предпочел быть умным мальчиком. Китобой позвонил и сказал, что этот парень будет на его юбилее. И кто это – он даст нам понять.
– И… как же?
– Мы приехали. И он дал понять, кто этот человек. Помнишь тот тир? Когда я стрелял в мишень и выбил три «десятки» из трех?
– Да.
– А потом Китобой что-то сказал, и пошел стрелять тот здоровенный пьяный поп, который сегодня так ловко махал кадилом?
По лицу Алисы, словно вода по асфальту в дождливый день, медленно расплылась пепельная бледность.
– То есть… вы хотите сказать, что это и есть тот самый, что…
– А ты помнишь, как он стрелял? – резко перебил ее Шепелев. – Ты помнишь, как великолепно он стрелял? И ведь этот человек был еще довольно сильно пьян. Да что там говорить… выучка видна за версту, ее не укроешь никаким священническим одеянием и саном!
– Что, эти показательные стрельбы были запланированы с самого начала?
– Ну… можно сказать и так. Ведь Марков позвал именно его, и никого другого.
– Но он же… Он спас нам жизнь! Этот человек, которого вы называете убийцей, спас нам жизнь!
Януарий Николаевич нахохлился, как тощий серый воробей, и выкатил плоскую грудь.
– Кому это «нам»? – быстро спросил он. – Кому это – «нам», а?
Алиса покачала головой, словно еще отказываясь верить тому, что сообщил ей Шепелев, и пробормотала:
– Но как же так… ведь он друг… лучший друг Влодека…
– О ком это вы говорите? Уж не о том ли смазливом молодом человеке, к которому весь вечер вас дико и, по-моему, довольно-таки небеспочвенно, ревновал Грязнов? Я подумал, что он из того же модельного агентства, что и девицы, в таком количестве оккупировавшие дом господина Маркова.
– Да, да, – машинально проговорила Алиса. – Погодите… кто же тогда устроил взрыв в бассейне? Может быть, это вовсе не… И вообще… ведь на мне его рубашка…
Она вперила какой-то стеклянный, отсутствующий взгляд в Януария Николаевича и, тяжело вздохнув, вдруг упала на ковер, лишившись не только самообладания, но и сознания.
Женская природа взяла свое.
Януарий Николаевич припал на одно колено и, быстро расстегивая пуговицы на груди Алисы, чтобы плеснуть туда холодной воды, пробормотал:
– Вот и разбери этих баб… то приемы рукопашного боя и мимика Штирлица, а то раз – бац! – и в отказ, то бишь в отвал… Ого!
Последнее восклицание относилось уже к обнажившейся груди Алисы, которую в этот день не видел, кажется, только ленивый: как уже упоминалось, она по-прежнему была в фокинской рубашке, надетой на голое тело.
Глава 6
Имя Робина
– Ну и что же теперь будет?
– А будет то, что если ты не бросишь эту бутылку, то очень скоро снова убатонишься, – проговорил Свиридов, окидывая взглядом шатающуюся фигуру Фокина, который ни секунды не мог усидеть на месте, а шлялся по комнате, натыкаясь на собратьев по несчастью и элементы мебели.
– Ч-че? – неадекватно отреагировал на слова Владимира пресвятой отец.
– Великаго дара расточив богатство, с бессмысленныя скоты пасохся окаянный, – гнусаво проговорил Свиридов и молниеносным движением выхватил бутылку из рук отца Велимира. – Д-дай сюд-да!
– А-а… ты… прокля… отлучу…
– Воистину капут, – закончил Свиридов, двумя огромными глотками пропев отходную молитву остававшейся в бутылке водке.
Фокин злобно выругался и присел на низкий пуфик. Потом взял с полки какую-то коробочку гробовидной формы и начал вертеть ее в руках с таким идиотским видом, что, как ни были угрюмы и настороженны протрезвевшие от свалившихся на них проблем гости-пленники, по комнате прокатился сдавленный смех. …Вероятно, Афанасий нажал на какую-то кнопку, потому что «гробик» внезапно раскрылся, и из него на манер чертика из табакерки выскочил скелет с огромным мужским достоинством в рабочем состоянии, и защелкал челюстью. Послышалось какое-то жужжание, а потом из коробочки послышался гнусавый голос, с жутким акцентом выговаривающий сочную немецкую брань, в которой навязчивым лейтмотивом повторялось:
– Швайн… швайн… русиш швайн…
От неожиданности Фокин выронил коробочку и подпрыгнул так, что пуфик жалобно хрустнул, и Фокин свалился на пол вслед за раскрошившимся скелетиком, оборвавшим свой монолог на самой трагической ноте.
– Ну, Афоня… как говорится, подпись под иллюстрацией: «Однажды два ежа, бля, упали с дирижабля», – пробормотал Свиридов, задыхаясь от душащего его истерического смеха. – Прямо как из анекдота…
– Какого еще анекдота? – проворчал Фокин, поднимаясь и потирая ушибленный бок.
Истерически прыснули две девицы, а доселе мрачный господин со впалыми щеками продолжал смеяться и в изнеможении откинулся на спинку дивана.
– Так какого анекдота? Че ты мне тут…
– Да есть такой анекдот. Про тебя, Афоня. Поймали дикари-людоеды американца, француза и русского. Вождь племени и говорит: в общем, так. У нас подходит время обеда. Сейчас дадим каждому из вас по три свинцовых шара и посадим в наглухо запертую хижину. Кто сумеет меня рассмешить с помощью этих шаров, того мы употреблять в пищу не будем.
Отлично. Через час приходит вождь к французу. Тот встал на один шар, а двумя другими начал жонглировать. Вождь посмотрел на него, скривился и говорит: «Да у нас так каждый младенец умеет. Сожрать его!»
Приходит к американцу. Тот настругал деревяшек, устроил кегельбан и ну свинцовыми шарами играть в кегли! Вождь посмотрел и говорит: «Да это че, у нас такая игра каждое воскресенье. В кишках уже сидит. Так что придется тебе, упитанный парень из НАТО, пойти на бифштекс».
Приходит к русскому. Заходит в хижину, все племя ждет снаружи. Вдруг выскакивает вождь, дико хохочет, аж загибается и кричит: да отпустите этого русского к черрртовой матери!
– Но что произошло, вождь? Чем это он тебя так рассмешил?
– Да вот… захожу я в хижину, а этот идиот сидит и горько плачет. Я говорю: «Ты что плачешь, русский?» А он и отвечает: «Пропала моя головушка… один шар я пропил, другой потерял, а третий… сломал!»
Фокин отрывисто захохотал. К нему присоединилась примерно половина присутствующих.
– Ну что эта-а тако-ое, – укоризненно протянул толстый господин, и в этот же момент дверь открылась, и на пороге возник здоровенный парень в строгом черном костюме и с автоматом наперевес.
– Кажется, сейчас нас будут бить, – медленно проговорил Фокин.
– Возможно, ногами, – подытожил Свиридов.
Парень потоптался в дверном проеме и наконец проговорил отнюдь не агрессивным тоном:
– Который типа поп, то есть священник… значит, на выход.
– Да ты че, Валентин, забыл, как меня звать, что ли? – медленно произнес Фокин и пнул сломанный пуфик. – Еще несколько дней назад гулял вместе со мной на свадьбе… а тут с вещами на выход, и, как говорится, ни богу свечка ни черту кочерга.
Непонятные морализаторские рассуждения Афанасия увенчались малоразборчивым бормотанием, сквозь которое только изредка прорывались короткие матерные слова.
– Давай, не болбочи, – равнодушно проговорил парень с автоматом. – Поднимай задницу и двигай.
* * *
Пошатываясь от нахлынувших алкогольных эмоций, Фокин вошел в просторную комнату, в которой перед этим проводили душеспасительные морально-воспитательные беседы с Базилио и Алисой. Кстати, оба они находились там же.
Помимо Грязнова и Смоленцевой, здесь были Кривов, Кирилл Глебович Маркелов и два безымянных человека в темной одежде. Вероятно, это были такие же сотрудники госбезопасности, как Януарий Николаевич Шепелев. Человек с коротким кодовым именем Ян.
В данный момент он стоял чуть поодаль от всех остальных и вполголоса разговаривал по сотовому телефону. В момент прихода Фокина с конвойным Януарий Николаевич оторвал трубку сотовика от уха и, положив ее во внутренний карман пиджака, поднял глаза на отца Велимира и произнес:
