Александр Белов - Бригада 16. Похищение европы
XX
Зорин нервно расхаживал по необъятному кабинету. Дорога из угла в угол занимала ровно тридцать шесть шагов. За полчаса непрерывного хождения он намотал уже не меньше двух километров.
Притихший Хайловский сидел на краешке стула и следил за шефом. Тридцать шесть шагов на северо-запад - и чуткий нос Глебушки четко поворачивался следом, как стрелка компаса по румбам. Тридцать шесть шагов на юго-восток - и голова его описывала обратную циркуляцию.
Наконец он улучил мгновение, когда складки на лбу у Зорина слегка разгладились. Вместо шести их стало три - это означало, что шеф способен более или менее адекватно воспринимать окружающую действительность.
- Виктор Петрович! - придав голосу нарочитую бодрость, сказал Хайловский. - На вашем месте я бы так не переживал. Ну зачем драматизировать ситуацию? Кто знает, может....
Он осекся, не договорив. Конец фразы застрял в гортани. Зорин в три прыжка преодолел расстояние до Глебушки, что никак не вязалось с дородностью фигуры Виктора Петровича, и больно вцепился в плечо Хайловского. Количество складок достигло критической величины; незадачливый политтехнолог насчитал девять и сбился. На пышных щеках Зорина расцвели нехорошие розы румянца того цвета, что обычно кладут на крышку гроба.
- Заткнись, сморчок! - заорал Зорин, и Хайловский втянул голову в плечи. - Я целыми днями только и слышу от тебя: «Виктор Петрович то, Виктор Петрович се...»! Зудишь над ухом, как надоедливый комар, которого все время хочется... - Зорин размахнулся и припечатал мясистую ладонь к столу, - прихлопнуть!
- Господин Зорин, - промямлил Глебушка. - Зачем вы переходите на такой тон? Я - очень известный в своих кругах специалист. К моим рекомендациям прислушиваются...
- Пусть прислушиваются, - процедил Зорин. - А я предлагаю тебе засунуть их туда, где солнце не светило! «Рекомендации»! - передразнил он Хайловского. - Да что ты еще умеешь, кроме как давать свои дурацкие рекомендации? Чесать языком я и сам мастер. Тут меня учить не надо. Но с Беловым этот номер не пройдет! Понимаешь? Он, в отличие от твоих кремлевских шаркунов, человек дела. И если он сказал, что найдет метеорит, значит, так и будет.
- Ну что такое метеорит? - попытался обратить все в шутку Хайловский. - Кусок камня! Только распорядитесь, и уже завтра у вас будут тонны таких камней. Перевяжете один красной ленточкой и подарите этому слепому. В чем проблема-то?
- Проблема в том, - Зорин внезапно стал совершенно спокойным, и Глебушка расценил это как очень нехороший признак, - что любое, даже самое изощренное вранье имеет свой конец. И если ты хочешь, чтобы люди тебе верили, время от времени надо им подкидывать хотя бы маленький кусочек правды.
- Что-то я не пойму, - удивился Хайловский. - Вы хотите, чтобы вам верили, или же - стать губернатором Камчатки?
- А ты думаешь, это не одно и то же? Времена нынче не те. Все изменилось. За последние десять лет вы наворотили столько всякой лжи, что люди устали. Просто устали. Им нужны какие-то конкретные действия. Что-то, что можно подержать в руках. И Белов это чувствует. Я-то, в отличие от тебя, знаю его очень давно. Этот человек даже поражения умеет обращать в победы. И если уж я имел неосторожность с ним схлестнуться, я должен играть на его поле. И по его правилам. То есть - что-то делать, а не плести кружева из красивых слов.
- Так что же вы предлагаете? - насторожился Хайловский. - Согласно последним сведениям вашего осведомителя, Белов скоро выйдет на след метеорита и принесет его в клювике Рультетегину. Как вы его обойдете?
Зорин молчал. Он сел за стол, ослабил узел галстука и достал из внутреннего кармана пиджака записную книжку с нужными телефонными номерами - первое и самое главное оружие прожженного аппаратчика. Правда, Виктор Петрович понимал, что годы дают себя знать, - раньше он помнил все нужные номера наизусть, теперь их приходилось записывать.
Зорин потянулся было к телефону, но на полпути остановил руку и выразительно посмотрел на Хайловского.
- Знаешь... А не пошел бы ты... Погулять?
- Виктор Петрович! - встревожился Хайловский. - Что вы собираетесь делать? Я хочу вас предупредить - не следует идти на крайние меры. Это может обернуться против вас!
- Иди погуляй! - тихо повторил Зорин.
- Виктор Петрович! - заголосил Глебушка. - Не забывайте, что поставлено на карту! Некоторые решения, которые сейчас кажутся вам единственно правильными, отзовутся потом...
- Я уже принял решение, - отрезал Зорин. - Именно потому, что слишком многое поставлено на карту! А теперь - пошел вон, чистоплюй!
Хайловский вскочил и принялся поправлять складку на брюках.
- Я уйду! - сказал он. - Но не потому, что вы мне так велели, а потому, что сам не хочу принимать участие в подобных играх! Я - против всяческого криминала!
- Не надрывайся так, - успокоил его Зорин. - Нас никто не пишет, кабинет чист. Вали, или мне придется запустить в тебя чем-нибудь.
Виктор Петрович остановил взгляд на массивном мраморном пресс-папье. Хайловский проследил, куда смотрит Зорин, и поторопился выйти.
- Дикарь! - шипел он, закрывая за собой дверь кабинета. - Варвар! Ему только туземцами править!
Собственно говоря, Хайловский был недалек от истины. Зорин этого и хотел.
Виктор Петрович дождался, когда Глебушка уйдет, и придвинул к себе телефонный аппарат. Он еще несколько минут обдумывал предстоящий звонок, взвешивая все «за» и «против».
- Так не бывает: чтобы и пиво выпить, и пену не сдуть, - наконец сказал он и набрал номер. - Да! Узнал? Слушай меня внимательно. Ты говорил, что у тебя есть бригада лихих бойцов. Так вот, мне нужен... - он посмотрел в свои записи, - Кондрашов Виталий Сергеевич. У него есть одна очень ценная карта. От тебя требуется...
Выбор был сделан. Назад дороги не было. Пусть и не открытое, но очень напряженное противостояние с Беловым достигло той точки, когда отступать уже невозможно. Тут уж - либо пан, либо пропал!
Пропадать Виктору Петровичу не хотелось. Но и другого выхода он не видел.
Дневной сон подобен зыбучему песку - чем дольше спишь, тем больше хочется. Белов знал это очень хорошо; он немного вздремнул, а потом еще целый час лежал рядом с Лайзой, боясь пошевелиться, - опасался разбудить любимую.
Сашу одолевали мысли о предстоящем приключении. «Интересно, - думал он, - сумеем ли мы найти метеорит? Обнаружить особняк в непроходимой камчатской тайге - занятие не из легких. Проще отыскать иголку в стогу сена.
- Конечно, - размышлял Белов. - Очень многое зависит от карты, составленной Кондрашовым. Но насколько она подробна? Вот в чем заключается главный вопрос.»
Наконец он не выдержал, осторожно встал с кровати, взял белую рубашку и джинсы и на цыпочках прокрался к двери. Проходя мимо окна, Белов уловил какое-то шевеление в кустах за оградой.
Заросли дикого шиповника слегка качнулись, и потом снова все стихло.
Саша еще около минуты постоял, пристально вглядываясь в пейзаж за окном. Шевеление не повторилось.
Он подхватил одежду, тихонько вышел из спальни и спустился на первый этаж. Здесь он натянул на себя джинсы, накинул на плечи рубашку и вошел в центральный зал.
Столы уже стояли, как положено. Дверь была закрыта на тяжелый засов.
Саша присел на стул, мысленно перечисляя список оставшихся загадок. Все как-то удивительно совпало - таким образом, что ему не пришлось долго ломать голову над разгадками.
Светящиеся картинки получили свое объяснение - неуемное тщеславие Ерофея Кистенева. Хозяин особняка воспроизвел на стенах части картины, написанной Серовым, используя для этой цели специальную краску, в которую добавил растертый в пыль кусочек метеорита. Гордыня не давала разбойнику покоя. Что ж, дело вполне объяснимое. Нынешние рублевские олигархи тоже из кожи лезут вон, лишь бы покрасоваться перед обнищавшим и голодным народом: смотрите-ка, вот мы какие! Сумели оказаться в нужное время в нужном месте!
Саша подозревал, что самое подходящее для них место - это тюрьма (Батин, кстати, тоже так думал), а нужное время - пожизненное заключение. Шальные деньги никогда не приносят счастья; история купца Митрофанова была наглядным тому подтверждением, однако годы идут, а люди не меняются. И в основе всего лежит безнаказанность. Сколько раз ему приходилось слышать: «Если бы я знал, что мне за это ничего не будет...», и далее следовало какое-нибудь ужасное откровение - начиная от секса с десятилетней девочкой и заканчивая отравлением нелюбимой тещи. Человеческую натуру трудно изменить; индивидууму, не стесненному моральными принципами, необходима огромная дубина в качестве скорого и неотвратимого наказания.
Но если бы наказание всегда было таким зримым и осязаемым. Для Ерофея Кистенева оно растянулось на многие годы и длится до сих пор, нависая над Князем и Кондрашовым. Кстати, как там они?
