Александр Мазин - Черный Стрелок 2
Последнее восклицание утонуло в грохоте выстрелов, а относилось оно к тому, что группу любопытствующих бойцов на крылечке разметало очередью.
Гранатометчик успел нырнуть в темноту сарайчика.
– На выход? – полуутвердительно спросил сержант.
– Погодь! – Лейтенант перебрался вперед: один из пилотов с готовностью уступил ему место. – Ага! Работают с опушки… Хиленько, хиленько… А вот это уже не хило! – отреагировал он, когда в процесс включился пулеметчик. Леша тоже протиснулся вперед (его вежливо пропустили), увидел, как рвется пламя из дульного среза пулемета…
– Нас, типа, игнорируют, что ли? – сказал кто-то из спецназовцев. – А, командир?
– Обиделся? – ласково поинтересовался лейтенант. И другим, жестким, тоном: – Отделение!..
– Всю жизнь мечтал умереть в постели от старости, – проворчал сержант, объяснявший про пороховые газы.
Шелехов слушал, как лейтенант четко, короткими рублеными фразами ставит задачи бойцам, и слегка завидовал. Вот человек, который точно знает свое место в жизни и занимает его по праву. Алеша же в последнее время чувствовал себя актером-самоучкой, играющим чужую роль и рискующим, что его вот-вот раскусят…
– …Остаешься с ним! – бросил командир спецназовцев сержанту, кивнув на Алексея.
– Там девушка, – напомнил Шелехов. – Ее надо…
– Помню, не инвалид! – отрезал лейтенант. И своим: – Ну, братцы… побежали!
И первым сиганул в люк.
– Эй там, в доме! – произнес Шелехов в микрофон. – Сдавайтесь и будете жить!
И не очень удивился, услышав голос Хлебалова.
Горел сарай, подожженный гранатой и трассерами. Горели подсобные постройки. Валил дым со второго этажа дома. Сопротивление противника, можно сказать, было подавлено. Но в существующей ситуации…
– У меня приказ содействовать вам, Алексей, – сказал лейтенант. – Но в доме – вооруженные преступники. Мы можем их взять, но гарантировать безопасность заложницы невозможно.
– Поджарить их – сами вылезут, – проворчал сержант, мечтавший умереть от старости.
Алексей мог его понять. Не будь в доме Аленки, это был бы самый безопасный и эффективный план.
– Ваши предложения? – сказал он уже в микрофон.
Пожар потушили. Но собрались все равно на первом этаже, наверху слишком воняло гарью.
– …Наши предложения такие: я ухожу! – заявил Хлебалов. – Вместе со всеми своими людьми! – Хлебалов посмотрел на «всех своих людей»: трех личных телохранителей, двух бойцов из Праздничного и Мишу, придерживавшего за плечо Белкину, растрепанную, в камуфляжном комбинезоне размера на три больше, чем требовалось, со связанными руками и ртом, который Хлебалов только что велел заткнуть тряпкой. Теперь соплячка больше не ругалась, а только сверлила Хлебалова яростным взглядом. Надо же, какой характер оказался у девки: так и не удалось сломать. И папаша у нее был такой же: убить дешевле, чем договориться.
– …Вместе со всеми своими людьми! – повторил Хлебалов. – Кроме одного… Этот один останется с твоей девкой и прирежет ее, если услышит выстрелы! Если в течение часа все будет тихо, он отдаст девку вам, и вы его отпустите!
Алеша посмотрел на лейтенанта, тот пожал плечами: у него приказ – обеспечить силовую поддержку. Решения принимает не он.
Алеше очень не хотелось отпускать Хлебалова. Что он потом скажет своим: Бессонову, Ужу, Ленечке… И Андрею Игоревичу. И можно ли верить никитскому князьку? Вдруг Аленки уже нет в живых… Или ее убьют перед тем, как уйти.
– Я хочу услышать Алену! – потребовал он.
– …Услышать Алену!
Хлебалов сделал знак, чтобы Миша выдернул тряпку изо рта девушки.
– Крикни ему, что у тебя все в порядке! – велел он.
Алена яростно мотнула головой.
Хлебалов усмехнулся, сунул руку ей под рубашку и больно ущипнул за сосок.
– Ах ты, урод лысый! – закричала девушка, попыталась его укусить, но Хлебалов схватил ее подбородок и запихал тряпку обратно.
– Слыхал? – повысив голос, осведомился он.
– Да! – ответил Алеша. – Я принимаю ваши условия. Но сначала к вам подойдет мой человек и убедится, что вы не прихватили ее с собой.
– Хитрый, чертенок, – пробормотал Хлебалов, который как раз это и собирался проделать: оглушить соплячку и утащить с собой под видом раненного.
– Сам подойди и убедись!
Лейтенант решительно замотал головой, но Алеша и сам понимал, что моментально превратится в еще одного заложника.
– Мой человек, а не я!
– Ладно, – после паузы ответил Хлебалов. – Один и без оружия…
– Останешься ты! – Хлебалов посмотрел на Мишу.
Кроме Миши в доме, вернее – в подвале, останутся еще четверо раненых и баба, но их судьба Хлебалова сейчас не волновала.
– Когда мы уйдем, можешь торговать себе любые условия. А можешь просто перерезать ей горло и попытаться уйти по-тихому. Сам решишь. Если все пройдет нормально, возвращайся в Курган.
– Вы туда вернетесь?
– Нет. Но там будет Юматов. Он тебе все скажет. Держись, Мишка, и помни: я своих не забываю! – Он сжал Мишину руку, потом обвел взглядом поредевшую «дружину». – Это ко всем относится! – сказал он. – Если со мной все будет в порядке, вы все станете очень обеспеченными людьми! – Никитский князек усмехнулся. Личное доверие плюс финансовая заинтересованность – вот гарантии настоящей преданности.
– А может, грохнуть из подствольника вертушку – и на прорыв? – предложил один из телохранителей, здоровенный шкаф два на полтора, в бронике четвертого уровня. – Пока они не ждут…
Люди, которых Миша прихватил из Праздничного, все – курганские, реальные бойцы из команды сопровождения грузов, заухмылялись. У двоих на акаэсах были «Костры», и по паре «выстрелов» еще оставалось, но они хорошо понимали разницу между подствольником и настоящим гранатометом.
– Мудак, – ласково произнес Миша. – Ты из подствольника когда последний раз стрелял?
– Да я это… Я ничего… – стушевался телохранитель.
– Оружие наготове, но первыми не стрелять, ясно? – велел Хлебалов. – Выходим все вместе.
Я в центре. – Он повысил голос: – Эй, там, на вертушке. Мы готовы! Высылайте своего наблюдателя!
– Они уходят! – воскликнул Монах. – Бессон! Ты гляди!
– Вижу, не слепой! – Бессонов угрюмо смотрел, как, ощетинившись стволами, уходит со двора, мимо держащих их под прицелом спецназовцев, мимо вертолета с эмблемой рыбинспекции, группка людей с Хлебаловым – в центре.
От шумной, но неприцельной стрельбы хлебаловцев никто из «братьев-разбойников» не пострадал.
– Эрпэгэшку бы… – пробормотал Монах. – Один выстрел… Я бы не промахнулся…
– У этих – есть! – сказал Салават. – Стрельнут?
– Ни хрена! – зло бросил Бессонов. – Там Лешка командует! Лешка, бля, джентльмен! Слово дал, бля!
– Ну и хорошо, – спокойно сказал Сивый. – Молодец!
Бессонов бросил на него свирепый взгляд. Сивый остался невозмутим.
Из дома вышли двое: здоровенный лоб с автоматом, который он демонстративно держал за цевье, и нечто хрупкое и растрепанное, в «пятне» с чужого плеча…
– А вот и Булкина! – сказал Сивый.
Сивый был из тех, кто на проверке у окулиста на предложение прочитать последнюю строчку, воспроизводит: «типография такая-то, тираж двести тысяч». Так что он без всякой оптики видел не хуже, чем Монах с биноклем.
– И Мишаня! – сказал Монах. – Снять?
– Зачем? Мишка нам реально ничего плохого не сделал, – ответил Бессонов.
Аленка бросилась к Шелехову.
А спецназовцы отняли у Миши оружие, надели «браслеты» и потащили к вертолету.
– Счас его отбуцкают! – кровожадно пробормотал Монах.
Но ошибся. Шелехов сказал что-то – и Мишу отпустили. Но наручники не сняли.
Двое спецназовцев вошли в дом, а через некоторое время снова появились, сгибаясь под тяжестью двух тел в «пятне». За ними самостоятельно вышли женщина и мужчина. Не в камуфле, а в обычной одежде.
Спецназовцы собрали оружие, закинули в вертолет тела. Шелехов помог Аленке подняться по лестнице. Мужика в цивиле и Мишу тоже забрали. Мужик замешкался и получил пинка, сразу прибавившего ему проворства.
Винт превратился в блестящий круг, «вертушка» подпрыгнула и под острым углом, над самыми макушками деревьев, ушла в небо.
– Стреляный летун… – уважительно отметил Монах искусство пилота.
Женщина осталась на земле.
Бессонов вполголоса ругался.
– Пошли, – сказал Сивый.
– Куда? – спросил Салават.
– За Хлебаловым.
Бессонов поглядел на снайпера – и его обветренные губы растянула усмешка. До него дошло!
– Ну да! – сказал атаман «братьев-разбойников». – Теперь он – наш! Побежали!
– Эй! – возмутился Монах. – А пожрать? Там, – энергичный кивок в сторону дома, – жратва точно есть!
Это было разумное предложение. Даже Салават не выдал обычной реплики насчет монаховой прожорливости. Он тоже очень хотел кушать.
