Василий Веденеев - Логово «ВЕПРЯ»
Да, не получалось, никогда не получалось и, что совершенно ужасно, Валерий Иванович полностью уверился, что уже больше ни за что не получится. Зато как все прекрасно получалось у этого дурака, сунувшего нос, куда ему не следовало!
Внутри возникло острое чувство завистливой ненависти к Бахареву, но генерал постарался подавить все эмоции: гнев и зависть плохие советчики, они легко способны завести туда, откуда нет возврата. Как это там, в Священном писании: не делай зла, и тебя не постигнет зло, удаляйся от неправды, и она удалится от тебя; не сей на бороздах неправды, и не будешь в семь раз больше пожинать с них.
Мудрые слова, да вот беда: обращены они к тем, кто и так желал жить праведной жизнью. А какая, к едреной фене, праведность, если ты работал в спецслужбах, да еще носил на плечах генеральские погоны? Тут о праведности лучше поскорее накрепко забыть, а коли хочется каяться да замаливать грехи, делай это втихомолку, чтобы свои же не подставили.
Моторин взял пакет с фотографиями, сделанными службой наружного наблюдения в аэропорту. Вот каким он прилетел сюда, майор Бахарев, чем-то похожий на колючий репейник. Нет, на фото вполне приличный мужчина лет тридцати, аккуратный, коротко остриженный, загорелый, но так и кажется, что во все стороны из него торчали отравленные ядом длинные иглы и на одну из них Моторин непременно может наткнуться, уколоться об нее, отравиться и в мучениях погибнуть. Нет, такого допустить нельзя.
Генерал сдвинул в сторону фотографии и раскрыл папку, где помощник Ашот Аветян собрал все материалы по служебной деятельности майора Бахарева. Читая бумаги, Валерий Иванович нервно кусал губы — как рыл подлец, словно крот, а факты один за другим будто нарочно сами плыли ему в руки. Хорошо, если Ашот прав и резвый майор ни сном ни духом не догадывался, каким образом связать узлы с узлами, но если Ашот ошибался? Ведь в чужую голову не залезешь, нет таких приборчиков, чтобы просветил, как рентгеном, и пожалуйста, а сам Бахарев не дурак, выкладывать все, словно на духу.
Самое противное, что сами проглядели крамолу, прохлопали ушами, пока Витя Чуенков, которого он явно недооценивал, науськивал своих злобных псов, а те уже сорвались с поводков и скоро дело может дойти до крови. Впрочем, отчего может — уже дошло!
Конечно, Шабалин человек далеко не глупый, предусмотрительный и в отличие от большинства военных опытный в политических играх. Недаром же он взял на вооружение блестяще использованный развалившим Союз Горбачевым лозунг, что он не собирался ничего разрушать. Нет, если хочешь нечто разрушить, совершенно не обязательно во всеуслышание заявлять об этом, наоборот, говори, что это нечто стародавнее, милое сердцу, что хочешь его лишь укрепить и поддержать, заменить подгнившие части, реставрировать, и когда тебе поверят, тогда давай, круши!
Однако при всей предусмотрительности силе и ловкости, генерал-полковнику Шабалину без службы Моторина и его поддержки никак не обойтись!
Валерий Иванович захлопнул папку с документами и вздохнул: правильно ли он сделал, когда ввязался в политические игры с криминальным душком и поставил на Шабалина, как на призовую лошадь? Искони военные никогда не правили в России, всегда находился кто-то иной, до поры скромно державшийся в тени, а потом внезапно занимавший трон, причем часто опираясь именно на военных. Наверное, самое правильное в любой игре никому никогда до конца не доверять и вести одновременно две, а то и три игры на разных площадках, а в нужный момент непременно постараться оказаться на той, где наиболее близка победа.
Сняв трубку внутреннего телефона, генерал нажал клавишу вызова помощника и коротко бросил в микрофон:
— Зайди.
Через пару минут в комнате отдыха появился подтянутый Ашот Аветян — личный помощник генерала и поверенный многих его тайн.
Кивком предложив ему сесть, Валерий Иванович взял папку с документами о служебной деятельности Бахарева и, словно взвешивая, положил ее на ладонь.
— Я ознакомился, — после короткой паузы сказал генерал. — Нельзя не признать, что за весьма короткое время майору удалось достаточно многое, а с помощью Чуенкова он продвинулся вперед, даже сидя в забытых Богом Южных Предгорьях.
— Клянусь, он ничего не знает! — Ашот выпучил глаза и прижал руки к груди. — Это просто невозможно!
— Не клянись, — вяло отмахнулся Моторин и подумал, что южная экспансивность Ашота иногда на пользу, но часто и во вред. Зато какой изощренно коварный ум!
— Не клянись, — повторил генерал. — В жизни случались еще более необыкновенные вещи. Лучше признать, что проморгали разработку Чуенкова, которую тот начал без моей санкции, и во время ее заметили резвого майора. Конечно, есть возможность сделать вид, что ничего не случилось. Тогда нужно просто пригласить Виктора Николаевича к себе, потребовав объяснений, и ознакомиться с собранными им материалами.
— И таким образом, взять его под жесткий контроль?
— Да. Но меня беспокоит другое: они могут не знать, но догадываться!
Моторин выдержал многозначительную паузу и нарочно отвел глаза в сторону: ему не хотелось сейчас встречаться взглядом с Аветяном. Пусть роковое слово упадет с его губ, пусть он предложит то, к чему старательно подвел его начальник управления. Конечно, хорошо бы сделать запись их беседы, чтобы потом иметь весомый компромат на изворотливого и хитроумного Ашота, но как вести эту беседу самому Валерию Ивановичу, чтобы тоже не сунуть голову в петлю!
Генерал быстро взглянул на помощника и понял: тот созрел!
— Надо отдавать приказ о зачистке, — сглотнув застрявший в горле ком, тихо произнес Ашот.
— Как это ни прискорбно, — Моторин притворно скорчил кислую мину. — Но только вот что… Всегда лучше, когда не успеешь оглянуться, а человечка уже нет, но в данном случае не стоит сильно торопиться, а уж светиться тем более. В любом случае мы должны быть ни при чем!
— Всех, кто имел отношение? — деловито уточнил Аветян.
— Пожалуй, кроме Чуенкова, — протянул генерал. — Пусть судьба Бахарева послужит ему предупреждением, а не поймет, тем хуже для него!
— Надеетесь привлечь полковника к нашему делу? — осторожно уточнил помощник.
— Увидим, — буркнул Валерий Иванович.
На душе у него отчего-то стало удивительно погано, словно дерьмом накормили, а ты даже не имел ни сил, ни возможности отвернуть морду и лишь покорно открывал рот, принимая очередную большую ложку пахучего говна и корчась в рвотных спазмах, глотал его, проталкивая внутрь, словно опасаясь, что если вдруг откажешься это делать, то речь пойдет уже не о чужих, а о твоей жизни. Но, может быть, так оно и есть?
Кто бы сказал, кто ответил, как поступать, чтобы не угодить ненароком в волчью яму? Кто бы открыл, что таило скрытое туманом времени будущее? Однако не пойдешь же к шарлатанам-колдунам и мошенницам ворожейкам — мол, вот он я, генерал Моторин, здрасьте, будьте так любезны, скажите, что это там такое ждет нас в ближайшее время? Впрочем, к чертям всех, что ждет именно его?!
Но никто не ответит, никто не откроет, и он никуда не пойдет. Единственная возможность — воспользоваться услугами аналитиков. Они могли просчитать и доложить о вероятности развития событий по тому или иному варианту. Возможность такая есть, однако все впустую, поскольку у судьбы обычно наготове свой, самый неожиданный вариант, и она, не задумываясь и ни в чем не сомневаясь, пускала его в ход. А проникнуть в замыслы судьбы, направляемой Богом, Высшим Разумом или как там его не назови, еще никогда никому не удавалось и как знать, к счастью это или к горькому сожалению?
Вялым движением руки генерал отпустил помощника, открыл стоявший в углу холодильник и прямо из горлышка отхлебнул «смирновки». Всего один глоток, как лекарство, способное выправить настроение, придать бодрости и успокоить расшатавшиеся нервы.
Да, теперь нужно успокоиться: решение принято, распоряжения отданы, ответственные за их выполнение люди немедленно начнут действовать, и остановить набиравшую ход машину уж нельзя! Можно попытаться еще что-то подкорректировать, исправить, чуть-чуть изменить, но остановить — нет! И ему оставалось только ждать результатов.
Кто же это сказал, что одна из самых страшных пыток, это пытка ожиданием?..
Глава 5
Первые несколько дней Игорь Зотин наслаждался бездельем и ликовал душой, радуясь, что в очередной раз по добру, по здорову унес ноги из адского пекла, где ничего не стоило сгинуть без следа даже с самими распрекрасными охранными грамотами. Там жизнь, как свеча на ветру — дунуло чуть сильнее, и теплившийся в тебе искрой Божьей слабый огонек разума потух, а проклятым азиатам и дела никакого до того нет. Для них ты чужд, непонятен и далек, как и они для тебя. Тут полная взаимность, лишь вот только без любви. Да и какая с ними, к чертям собачьим может быть любовь, с этими зверьками?
