Александр Тамоников - Сирийский эшафот
— Ну, а если серьезно, то я не понимаю — они что, не граждане России, что ли? — обиженно бубнил прапорщик. — Почему на них не распространяется действие федеральных законов? Может, мы реально живем в параллельных мирах?..
В половине третьего Павел вышел покурить. Внутри модуля постоянно работали кондиционеры, вентилируя и охлаждая воздух, и все же на улице дышалось легче. Он присел на лавочку внутри шестигранной деревянной беседки и, наслаждаясь табачком, посмотрел в звездное небо.
Погода была чудесная: спокойно, тепло, слабый солоноватый ветерок, дувший с моря, слегка трепал волосы. Странно, но этой ночью даже не беспокоили ревом авиационные двигатели. Да и спецмашины появлялись в поле зрения редко.
Делая последнюю затяжку, Павел подумал: «Как же в этой стране было хорошо, когда не грохотали танки, не гремели взрывы и не трещали автоматные очереди! И чего людям не хватает, чтобы жить в мире и согласии?..»
Вернувшись в номер, он снова лег на кровать и, пытаясь заснуть, отвернулся к стенке.
— …Меньше всего в жизни я хотел бы снова оказаться в школе. Самые отвратительные воспоминания связаны именно с ней, — развивая очередную тему, почти шепотом делился сокровенным Женька Суров.
— Это почему же? Обычно всякий человек хотел бы вернуться в детские годы. Да и учился ты, я слышал, неплохо, — заметил прапорщик.
— Учился я хорошо. Да не в этом дело.
— А в чем же тогда?
— Понимаешь, нигде ребенок не получает столько унижения, как в школе, — я убедился в этом на собственной шкуре. Унижение исходит и от тупых учителей, считающих себя «авторитетами в законе», и от дебилов-одноклассников.
— Что-то в нашей сельской школе я такого не припомню.
— Ты постарше — наверное, в ваше время было по-другому.
— Да, постарше, — со вздохом подтвердил Грид. — Иной раз думаешь: как летит время! А главное, зачем и куда?! Уж лучше бы остановилось, ей богу.
— У меня, Валера, до сих пор дома хранится рисунок на листочке в клеточку — как мог, изобразил классе в седьмом влюбленную парочку на пляже. Мускулистый чувак держит за руку деваху, он в плавках, она в купальнике. Ничего крамольного. Напротив, сплошная идиллия: светит солнце, плещутся волны, песочек, хижины с соломенными крышами, и парочка, глядящая вдаль. В будущее, так сказать.
— И что же?
— А то. Рисунок этот вернули моей матери в кабинете завуча с формулировкой: «Полюбуйтесь, какую порнографию на уроках изображает ваш сынок!» Я стоял рядом с мамой и был до предела возмущен несправедливостью. Ладно, если бы я кого-то избил, стекло кокнул или оскорбил учителя. А то просто нарисовал безобидную картинку, под которой реально не хватало подписи: «Пусть всегда будет солнце!» Моя мама — человек интеллигентный, умный и образованный — молчала. А жирная старая училка, отобравшая мой рисунок, из кожи лезла и брызгала слюной. Это вообще была такая сучка — ты представить себе не можешь! Скандальная стерва, с интеллектом гриба и внешностью деревянной лошадки, с манерой вести дискуссию «я права, а ты заткнись и обтекай» и с привычкой возмущаться любым действием оппонента в духе «да как ты смеешь молчать с таким выражением лица, сволочь?!». С ней старались не связываться, потому что, если человек дожил до полтинника, то перевоспитать его невозможно, а тратить на попытку полчаса своей единственной жизни никто не жаждал. Завуч — ее подружка — возникла в той ситуации не случайно, а потому, что я попытался защищаться, когда училка гнала волну за нарисованную «похабщину». Она меня и до этого с трудом переваривала, а тут такой великий повод!..
«И в моей первой школе в младших и средних классах случались похожие инциденты, — сквозь сон подумал Андреев. — Да… не повезло нам с Женькой с учителями…»
— …Дальше нервотрепка для родителей, угрозы педсоветом и прочие глупости, — продолжал тот. — Я много чего могу вспомнить «прекрасного» из своих школьных лет. Никогда потом такого не было — ни в серьезном спорте, ни в институте, ни в армейской службе.
— Ты, видать, потому и свалил в армию, чтобы педагогом не стать? — с иронией поинтересовался прапорщик.
— И поэтому в том числе. Знаешь, Валера, что я тебе скажу? В педагоги вообще идут не по призванию, а лишь по той причине, что пединститут — вуз, куда проще всего поступить. Кто туда идет? Девочки из сельских школ с не шибко сильными знаниями, и еще потому, что учитель в их местности — уважаемый человек. Это на подкорке у всех сельчан прошито. Генетическая память с позапрошлого века, когда деревня поголовно была безграмотна, кроме трех человек: попа, фельдшера и учителя.
— Согласен, было такое дело. И кто ж еще поступает в твой институт?
— На факультет физического воспитания идут спортсмены вроде меня. Единственный сильный факультет — иняз. Там действительно требуется знать языки.
— А пошто тебя та училка невзлюбила?
— Она русский и литературу преподавала, а грамотно выражать мысли не умела. И ошибки орфографические на доске делала. Я однажды ее поправил, а она с издевкой: «Ты еще словарь на урок принеси». Я принес, открыл нужную страницу и показал правильное написание того слова. Она заткнулась, но затаила злобу и при каждом удобном случае гнобила. В общем, рисунок тот я сохранил на память, чтобы показать его своим будущим детям. Показать и объяснить, что современные педагоги не могут быть для них абсолютными авторитетами. А современная школа — это только то, через что мы все просто вынуждены проходить.
— А что же сталось с той училкой?
— А чего ей сделается, если они там все такие были? Надеюсь, ее мучили кошмары, и она кармически расплатилась за крушение моих детских идеалов…
«Увы, вынужден полностью согласиться с Женькой, — проплыла последняя мысль, прежде чем Павел погрузился в сон. — Я, пожалуй, припомню лишь одного педагога от бога — учителя физики Слободу. Строгий был, но справедливый и невероятно образованный человек. Я и физику до сих пор помню только благодаря его педагогическому таланту…»
Утром группу не разбудили. Открыв глаза, Андреев сразу сощурился от яркого солнца, светившего в щель между оконных штор.
Нащупав на прикроватной тумбочке часы, он глянул на циферблат.
— Ого, половина десятого! — принял он сидячее положение. — Никто не побеспокоил. Никто не пригласил на завтрак. Что происходит?..
Друзья мирно посапывали на соседних кроватях. Сон — это как раз тот редкий случай, когда между ними не происходило словесных баталий, и вокруг царила заповедная тишина.
Прихватив полотенце и пакет с туалетными принадлежностями, Павел пошел в конец коридора, где имелись две душевые комнаты…
Спустя полчаса три снайпера, одетые в чистую камуфляжную форму, спустились по ступенькам крыльца гостевого модуля и направились в сторону столовой. Голод после вчерашнего застолья не мучил. Хотелось повидать кого-нибудь из начальства и расспросить о возвращении домой.
Столовая пустовала. Тети Даши поблизости не было, и поваров с официантками никто не гонял. Занят был лишь столик, за которым питались дежурные и дневальные. Да еще одна одинокая мужская фигура скучала за столиком у дальнего края палатки.
— Привет, Миша! — поздоровался Павел, присаживаясь рядом. — Как здоровье?
— Да вот, поправляю, — улыбнулся тот, потягивая из стакана крепкий чай. — Что-то ничего, кроме жидкости, не лезет.
— На-ка, глотни, — протянул прапорщик свою заветную фляжку.
— Думаешь, поможет?
— Не думаю — знаю.
Подполковник плеснул из фляжки в стакан, где еще оставалось немного чая, резко выдохнул и залпом опрокинул в себя «коктейль».
Подошедшая официантка с сожалением поведала, что завтрак закончился полчаса назад и припозднившимся гостям она может предложить лишь вареную курицу без гарнира, хлеб и тот же чай.
— Несите, — согласился Павел. И перевел взгляд на Суслова: — Кстати, Миша, ты ничего не слышал о нашем рейсе на Москву?
— Слышал, — кивнул он.
— Так выкладывай! Когда собираться?
— Думаю, не скоро. Звонил ваш шеф — полковник Подгорный — и велел вам оставаться на базе. Так что пока никакого рейса не ожидается.
— Шикарный розыгрыш! — присвистнул Суров. — Прям десять баллов из пяти!
— А чего нам тут делать-то? — дважды хлопнул ресницами прапорщик.
Вновь появившаяся официантка сгрузила с подноса три тарелки с курицей, тарелку с хлебом и три стакана чая.
Дождавшись ее ухода, подполковник тихо сказал:
— Кажется, московское начальство намерено подкинуть вам очередную работенку.
Андрееву страсть как хотелось разродиться парой этажей мата, но он тихо и с тоской в голосе спросил:
— Какую еще работенку?
— Этого я не знаю. Велено обеспечить вам хороший отдых и пару дней не беспокоить. Поэтому вас утром и будить не стали.
