Виктор Доценко - Король Крыс
Однако на этот раз Максим услышал нечто конкретное.
Вчера наши пацаны в Люберцы на стрелу ездили с внуковскими, ну, по поводу того оптового рынка, ты ведь в курсах. Наших двоих подранили, зато мы трех ихних завалили и еще одного с собой привезли. Раненый. Типа как пленник.
И что? — Вопрос он задал, скорей, по инерции: подобная рутина давно уже перестала его интересовать.
Щас с ним Прозектор наш работает, — злорадно хмыкнул Сытый.
Олег Гончаров, недоучившийся курсант военно–медицинской академии со странным на первый взгляд прозвищем Прозектор, как раз и подвизался в группировке для подобных случаев. Профессионал по навыкам и садист по натуре, Прозектор мог разговорить кого угодно. Камера пыток, оборудованная в головном офисе — загородном коттедже на Рублевском шоссе, давала сто очков вперед и подвалам испанской инквизиции, и сталинско–бериевским застенкам. И не было, пожалуй, ни единого человека, которого бы садист не расколол максимум за полчаса.
Ну, и что сказал этот внуковский? — вяло спросил Нечаев.
А спустись вниз, сам услышишь, — ответил Сытый с каким‑то угрожающим злорадством.
Через десять минут Нечаев, стараясь не касаться влажных заплесневевших стен, шел по небольшому коридорчику цокольного этажа.
С лязгом открыл тяжелую железную дверь и, морщась от запахов пота, химических реактивов, подсохшей блевотины и свежей крови, шагнул вовнутрь.
На гинекологическом кресле лежал прикованный наручниками совершенно обнаженный мужчина атлетического сложения. Свежие кровоподтеки, заплывшее сукровицей пулевое ранение в предплечье, меловое лицо с обескровленными фиолетовыми губами — все это свидетельствовало, что пленник потерял много крови.
Рядом, у столика с разложенными на нем медицинскими инструментами, шприцами, мензурками и аптекарскими пузырьками, стоял невысокий худосочный субъект — это и был Олег Гончаров по кличке Прозектор.
Сытый и еще несколько «быков», развалившись в креслах напротив, курили и перебрасывались репликами по поводу происходящего. В глазах сабуровских явственно прочитывалось напряженное ожидание: так приятно посмотреть, как эта внуковская сука будет корчиться, кричать, молить, чтобы ее не мучили, а замочили сразу!
Кто он такой? — спросил Лютый, кивнув в сторону гинекологического кресла, где лежал мужчина.
Погоняло — Минька, у внуковских типа как «звеньевым» был, — подал голос Сытый. — На стреле, сучонок, Керогаза и Гнутого завалил. Ну, ты ведь в курсах: внуковские теперь с Силантием очаковским объединились. Вот мы и ждем, что он скажет, где его старшие затырились. Базар у нас к ним один деликатный есть.
Прозектор, наполнив шприц из какого‑то пузырька, вопросительно посмотрел не на Максима, а на Сытого, что лишний раз напомнило Нечаеву о его призрачной власти.
Давай, — стряхнув сигаретный пепел в угол, произнес авторитет.
После инъекции пленник пришел в чувство. Сперва попытался подняться, а когда не удалось, пробормотал какое‑то ругательство и затих.
Сейчас оклемается, — прокомментировал садист и виновато заморгал, будто бы в том, что Минька не сразу пришел в себя, была его вина.
И действительно, через минуту внуковский пришел в себя окончательно. Приподнял голову, вперив мутный взгляд сперва в Прозектора, а затем в Лютого. Несомненно, Минька сразу понял все, и глаза его подернулись липкой пленкой животного ужаса.
Садист вновь обернулся к Сытому: мол, сам будешь допрашивать?
Тот кивнул и, поднявшись с кресла, подошел поближе. Постоял, покачал головой, а затем, недолго думая, ткнул тлеющей сигаретой в ребра.
А–а-а–а!!! — заорал парень, и его вопль многократным эхом пронесся под сводами пыточной.
Ну зачем же так, — с профессиональной непосредственностью вздохнул Прозектор. — Надо доводить его до кондиции постепенно, аккуратно, наращивая ощущения боли и страха. Давай, лучше я буду работать, а ты спрашивай.
Видимо, авторитет Гончарова как инквизитора был непререкаем, и Сытый с явным неудовольствием отошел от несчастного Миньки.
Та–а-ак… Говори, где твои старшие обитают? — спросил он, и Лютый, стоявший неподалеку, различил в глазах говорившего злобные огоньки, как в тлевшей мусорной куче.
Не знаю, — упавшим голосом проговорил пленный. — Мы с ними только по пейджеру связываемся. Когда нужны — они нам звонят.
Сытый коротко кивнул — Прозектор, подойдя к столу, взял в одну руку огромные хирургические щипцы, а в другую скальпель. Обошел несколько раз кресло, словно примериваясь, с чего начать, и, остановившись, осторожно провел скальпелем по низу живота. Затем неожиданно резко зажал щипцами мошонку жертвы и аккуратно полоснул рядом — на коже выступила ярко–красная полоса.
А–а-а–а!!! — то ли от боли, то ли от страха быть кастрированным снова заорал пленник, да так, что у Максима заложило уши.
Знаешь, что я теперь с тобой сделаю? — сладострастно щурясь, поинтересовался садист. — Сперва вырежу одно яичко, затем другое. Представляешь, как больно будет? То- то. Потом вылью на твои яйца, а точней сказать — на то место, где они раньше были, соляной раствор. Не сильный, а то, чего доброго, от болевого шока подохнешь, а слабенький такой, пятипроцентный. — Сделав непродолжительную паузу, он опустил щипцы. — Ну что, будешь с нами дальше беседовать, а то я выполню свое обещание.
Минькина голова, нелепо дернувшись, тут же безжизненно отвалилась набок, и под кресло потекла тоненькая струйка зловонной жидкости.
Твою мать, и этот обоссался, — с неудовольствием резюмировал Сытый. — Слышь, Прозектор… ты его это… типа не очень кошмарь‑то.
Может быть, «утконосы»? — предложил садист, поигрывая изящными никелированными пассатижами с вытянутыми наконечниками. — Минут десять — и всех делов‑то. Правда, кровищи и крику будет много.
Что за «утконосы»? — не понял авторитет.
Смотри.
Приподняв голову жертвы, Прозектор осторожно засунул тонкие концы пассатижей в ноздри жертвы и тоном лектора из общества «Знание», приехавшего с выступлением в колхоз, принялся объяснять:
Очень удобная штука. Во–первых, без проблем, быстро выламывается хрящевая перегородка. Во–вторых, если я с силой разведу концы в стороны, ноздри порвутся моментально, а это очень больно. А в–третьих, очень действенно с точки зрения психологии: стоит потом привести его в чувство и сунуть в морду зеркало, как…
Да на хрен, на хрен, не надо, — отмахнулся Сытый. — Знаю я твою психологию: опять обоссытся или обосрется, чего доброго, сознание потеряет, вновь его в чувство приводить… Только время терять.
Можно током в яйца, — нимало не смущаясь, предложил мастер заплечных дел и просительно взглянул на Сытого. — Слабенькое такое напряжение… И регулировать очень удобно. Как, сделать?
Погоди, — бросил Лютый, взглянув на пытаемого.
Тот уже пришел в себя, и Сытый, распорядитель пыток, снова подошел к гинекологическому креслу и склонился над бедолагой.
Короче, так: или ты сдаешь нам своих старших, или тебя похоронят кастратом.
А может, в жопу его лучше трахнуть? — неожиданно предложил кто‑то из «быков». — Или в рот всем хором навалить за щеку. Таких пацанов замочил, падла. Поделом ему. Только зубы сперва выбьем.
Удивительно, но перспектива превратиться в пассивного педераста произвела на жертву куда большее впечатление, нежели остальные угрозы. Приподняв голову, насколько это было возможно, он произнес:
Я, в натуре, не знаю, где они прячутся! Они ведь никому не доверяют! Вроде бы Силантий в Чертаново, на улице Янгеля живет, а телка его, у которой он постоянно зависает, — где‑то в Бибирево, точно говорю.
Номер дома знаешь? — оживился Сытый.
Да нет, про Чертаново и Бибирево мне пацаны наши говорили, которые его туда возят иногда.
А адреса пацанов? Можешь назвать? Ну?
М–могу, — дрогнувшим голосом отозвался Минька, цепенея от своего страшного предательства.
А еще за тобой какие косячки водятся? — продолжил, заметно повеселев, Сытый и многозначительно покосился на Прозектора, тот по–прежнему сжимал в руках страшные «утконосы».
Не так давно с одним вашим в магазине схлестнулись. Постреляли немного. Он Валька нашего ранга, — сглотнув слюну, сообщил пленник, видимо, понимая, что терять ему больше нечего. Как говорится, семь бед — один ответ.
Ну‑ка, давай поподробней! Где это было?
На Новочеремушкинской улице.
И дальше что?
Да ушел он. Мы его маленько подранили. Потом выяснили — тачку какую‑то тормознул и свалил.
А кто это был?
Как выглядел? — неожиданно для всех спросил Лютый.
Ну, такой невысокий, черные волосы, седоватые… Интеллигентный типа. Мы его в Тушино на фирме видели, какие‑то видеокассеты скрытой съемки нашим пацанам показывал. Он даже свою тачку бросил — древняя такая «Волга», двадцать первая.
Неожиданно Максима кольнуло недоброе предчувствие. Почему‑то вспомнилось Рязанское шоссе, встреча с Прокурором, на которую он приехал на разбитых «Жигулях», слегка загримировавшись. Тогда они беседовали о перспективах конечного передела Москвы бандитской.
