Андрей Воронин - Инкассатор: До седьмого колена
Времени у пацанов было маловато, но они успели. Подъехав к студии, Кастет увидел прямо у парадного подъезда похожую на глазастую торпеду черную спортивную машину. Над длинным, гладко скругленным, стремительно зализанным капотом дрожало горячее студенистое марево, как будто кто-то лил снизу вверх жидкое стекло. Когда Кастет припарковал свой джип впереди, двери спортивной машины разом открылись, и пацаны выбрались наружу – крепкие, плечистые, с золотыми цепями на бычьих шеях и при пиджаках поверх черных футболок, чтобы не светить на всю улицу волынами. Кастет махнул им рукой – за мной, дескать, – и легко взбежал по пологим ступеням широкого, обложенного шероховатым камнем крыльца.
Один из быков забежал вперед, норовя открыть перед ним дверь, но та была снабжена фотоэлементами и открылась сама, без его участия, – стеклянные створки беззвучно разъехались в стороны, и Кастет в сопровождении двоих своих бойцов по-хозяйски вступил в прохладный модерновый вестибюль.
Хотя Кастет был здесь от силы третий раз за все время существования студии, проблем с охраной у него не возникло. Безопасность и здесь, в студии, и в банке Шпалы курировал он – не возглавлял, а вот именно курировал, неофициально и негласно. Однако людей в охрану подбирал именно он, и маячивший у входа незнакомый Кастету человечек в полувоенном комбинезоне узнал его с первого взгляда и почтительно вытянулся в струнку.
– Вольно, – не удержавшись, сказал ему Кастет. – Скажи-ка, братишка, кто тут у вас теперь главный вместо Далласа? Найти мне его как?
Получив подробные инструкции и отклонив предложение лично сопроводить, Кастет поднялся на второй этаж в роскошном, сияющем зеркалами и хромированной сталью лифте, прошагал по мягкой ковровой дорожке широкого, светлого коридора и остановился перед дверью с табличкой «Главный менеджер». Один из быков шагнул вперед, распахнул дверь и почтительно посторонился. Кастет вошел в приемную, и быки, толкаясь в дверях, ввалились следом.
Смазливая девка за стойкой в углу подняла на них густо подмалеванные, а может, даже и татуированные гляделки и заранее скроила недовольную мину – весьма, впрочем, осторожную, учитывая красноречивый внешний вид посетителей.
– Вы к кому? – надменно поинтересовалась она.
– Жаль, но не к тебе, красавица, – сказал ей Кастет и шагнул к двери кабинета.
– Иван Захарович занят! – протестующе пискнула секретарша, но Кастет не обратил на протест внимания.
– Останьтесь, – сказал он своим быкам. – Девчонку не трогать, головы оторву!
Он открыл дверь и вошел в кабинет. За столом обнаружился некий худой и сутулый субъект, казалось целиком состоявший из сверкающей лысины в обрамлении длинных неухоженных волос и огромных очков в мощной оправе. Субъект явно бездельничал, что-то такое делая со своим компьютером, – похоже, раскладывал пасьянс, носатая гнида.
– Я занят, – объявил он, сверкнув на Кастета очками. – У меня через десять минут обеденный перерыв, так что зайдите во второй половине дня, а лучше послезавтра.
– Обед откладывается, – сообщил ему Кастет, – а послезавтра отменяется.
– Что вы себе позволяете?! – вскинулся очкастый Иван Захарович и увял, встретившись глазами со спокойным и насмешливым взглядом Кастета. Кажется, он начинал понимать, кто перед ним.
Кастет не спеша устроился в кресле для посетителей, развалился в нем, закинув ногу на ногу, и неторопливо закурил.
– Не мечи икру, братишка, – сказал он, выдувая длинную струю дыма и разглядывая ее так внимательно, словно надеялся прочесть заключенные в ней неведомые письмена. – Это не наезд, понял? Данью я тебя облагать не собираюсь, мне с тобой побазарить надо.
– С-слушаю вас, – с запинкой произнес очкарик и всем своим видом изобразил повышенное внимание – даже руки перед собой сложил, чудила, прямо как примерный ученик.
– Слушай, – одобрительно сказал Кастет, – и слушай внимательно, чтобы потом не было каких-то непоняток. Я – старый друг покойного Далла... гм... Виктора Павловича. Это понятно?
– Да-да, – поспешно подтвердил очкарик, – конечно, слушаю вас. Такое несчастье!
– Несчастье, – согласился Кастет, – это ты правильно сказал. Ты, может быть, не в курсе, но я вложил в один из ваших проектов приличную сумму. Негласно вложил, ты меня понимаешь? У нас с Виктором Павловичем все было на доверии, врубаешься?
– Более или менее, – осторожно сказал очкарик.
Кастет метнул в него острый взгляд.
– Лучше более, чем менее, – сказал он. – Я имею в виду, лучше для тебя, потому что... Ну, ты же не маленький, понимать должен. Так вот, братишка, ты теперь здесь, как я понимаю, за главного. Бледнеть не надо, я от тебя пока ничего не требую. Я просто хочу знать, как поживают мои бабки, как проект движется... Ну, короче, мне интересно, ухнули уже мои денежки или еще нет. Учти, лучше бы они не ухнули.
– Разумеется, – торопливо сказал очкарик, – я понимаю, конечно... Только... вы извините, я еще действительно не полностью вошел в курс, да и Виктор Павлович… Ну, вы понимаете, он далеко не во все меня посвящал.
– Чего ж тут не понять, – благодушно заявил Кастет. – Меньше знаешь – крепче спишь. Или, говоря другими словами, кто много знает, тот мало живет. Узнаю Виктора Павловича! Такая, блин, забота о подчиненных! Хороший он был человек, земля ему пухом...
– Да, – сказал очкарик, – вы абсолютно правы. Так я хотел бы узнать, о каком именно проекте идет речь. Или это секрет?
– Секрет, конечно, – сказал Кастет, – но, если я тебе не скажу, что получится? Ерунда получится! Ты же тогда мне ничем не поможешь, правильно я понимаю?
– Э... в общем, наверное, да.
– Ну вот! Короче, меня интересует, как поживает эта ваша новая группа... как ее, черт, вечно из головы вылетает... «Мегатонна», во как!
– Как, простите?
Очкарик выглядел искренне удивленным. Кастет ощутил болезненный укол дурного предчувствия, но тут же решил, что все это ерунда, что очкарик просто темнит. Еще бы ему не темнить! У него что на двери написано? «Главный менеджер», вот что! А главный менеджер таким и должен быть – с виду лох лохом, а внутри – выжига, темнила профессиональный, кидала – словом, настоящий жулик, артист своего дела. И, что бы ни говорил ему Кастет, этот артист уже понял, что пришел он за деньгами, причем за деньгами большими. А в таких ситуациях у него, наверное, инстинкт срабатывает – развести на пальцах и отправить с наилучшими пожеланиями и с пустыми карманами. «Ну, это ты, брат, не на того напал», – подумал Кастет и лениво сказал:
– У тебя что, со слухом проблемы? Группа «Мегатонна»! Мне Артюхов про нее все уши прожужжал, какая она крутая да перспективная, а ты тут глазки мне строишь...
– Простите, – пролепетал испуганный очкарик, – я, может быть, действительно не в курсе... Но это как-то странно... Я же главный менеджер, в конце концов!
– Я тебе про это и толкую, – сказал Кастет. – Не можешь ты, главный менеджер, ничего не знать о таком большом проекте, так что нечего мне тут голубые глаза делать. А то сейчас пацанов кликну, они тебя самого голубым в два счета сделают. Или ты уже?.. Сам, а? Ладно, твоя ориентация мне по барабану. Говори, что там у вас с этой «Мегатонной».
– Но... Я клянусь вам, это какая-то ошибка! Я бы непременно знал, обязательно! Но я впервые слышу это название!
– Так, – медленно, веско сказал Кастет. – Я вижу, дело плохо. У тебя не со слухом проблемы, а с памятью. Ну, а название «глок» тебе слышать приходилось? Это такое лекарство от склероза, понял? Помогает всем, кроме мертвых.
С этими словами он достал пистолет и с лязгом передернул затвор.
Очкарик позеленел и попытался закрыться от Кастета трясущимися ладонями.
– Помилуйте! Я вас умоляю! Я действительно ничего не знаю, никакой «Мегатонны»! Вы можете спросить у секретарши, она вам подтвердит...
Он сунулся к селектору, но Кастет остановил его небрежным движением пистолетного дула.
– Подтвердит, когда надо будет, – пообещал он. – Сначала я с тобой разберусь. А чтобы нам обоим было проще друг друга понимать, я тебе скажу, что в эту вашу «Мегатонну» вложено восемь с половиной миллионов баксов. Ты теперь здесь главный, и спрашивать, если что, с тебя будут. Сам подумай, зачем тебе этот геморрой? Ведь какая сумма – такой и спрос. Так что спросят по-взрослому, сечешь?
– Восемь с по... Да вы что?! – От возмущения очкарик, кажется, даже забыл о пистолете. – Вы соображаете, что вы говорите? Восемь миллионов на раскрутку молодых исполнителей? Да такого просто не бывает!
– Даллас так и говорил, – согласился Кастет. Дурное предчувствие росло и крепло у него в груди; хуже всего было то, что он не понимал, что именно предчувствует, какую конкретно пакость; как бы то ни было, ему теперь оставалось только переть напролом, что он и делал. – Говорил, дескать, это будет что-то небывалое. Все, говорил, только ахнут. Ну, и где оно, это ваше небывалое?
