Отдаленные последствия. Иракская сага - Корецкий Данил Аркадьевич
Макфлай, со спущенными штанами, стоял рядом с двумя стражниками, держался руками за их копья, слегка покачивался и в чем-то их убеждал. Гвардейцы – во рту у каждого по дымящей сигаре, задумчиво пускали дым из ноздрей и переглядывались со значительным видом, словно ученики младших классов, впервые отведавшие никотин.
Бедняга Ахмед распростерся перед Аль-Хасаном ниц, распластав руки по ковру и напоминая самолет, совершивший аварийную посадку. Он что-то непрерывно бормотал, а голый по пояс халиф, вокруг которого терлось не менее полудюжины обнаженных гурий, задумчиво курил кальян, дико вращал глазами и, жестикулируя, разговаривал сам с собой.
Зеленоватый дым рассеялся. Мако начинал осознавать, что он лежит на полу и незащищенным торсом ощущает непривычную прохладу... Обуреваемый нехорошими предчувствиями, он попытался осмотреть собственное тело, но что-то упиралось в подбородок, мешая наклонить голову. Оказалось, что это ступни, с синими подошвами, красными пятками и с пальцами, выкрашенными через один, в желтый и зеленый цвета. Отодвинув преграды в стороны, Мако посмотрел вниз и увидел женскую промежность – гладкую, без единого волоска. И хотя это зрелище не вызвало протестной реакции, Мако нервно откатился в сторону. Его подозрения оправдались. Формы морского пехотинца на нем не было, да и вообще никакой одежды, даже штатской, хотя ее и за одежду-то считать нельзя. По счастью, камуфляжка и все снаряжение лежали рядом. Мако стал лихорадочно одеваться, девушка с разноцветными пальцами тоже пришла в себя и в правильной последовательности подавала ему брюки, куртку, пояс с оружием, бронежилет и каску. Только застегнув все пуговицы, крючки, застежки и проверив кобуру, Мако почувствовал себя полноценным человеком.
– Профессор! – позвал Маккойн, но тот не услышал и продолжал горячо обсуждать что-то со стражниками.
– Матрос Фолз! Профессор Макфлай! Привести себя в порядок! – гаркнул капитан.
Музыка почему-то зазвучала громче. Девушка с разноцветными пальцами, грудью, похожей на минарет, и голой промежностью мелко трясла бедрами и, воздев руки к потолку, извивалась, словно змея или какое-то беспозвоночное существо. За ее спиной, в глубине покоев, извивались другие танцовщицы и привидениями двигались закутанные в вуали фигуры.
Мако потрогал горячий лоб.
«Это был какой-то наркотик»,– подумал он. Голова легкая, но... Слишком легкая, пожалуй. И дурацкое, беспричинное веселье поднимается изнутри, словно тошнота. Мако сглотнул, отвернулся от танцовщицы, отвернулся от халифа, размахивающего перед ним унизанными золотом пальцами, и снова позвал профессора Макфлая. Профессор не откликнулся.
«Что же я делаю, черт меня дери?!» – подумал капитан Маккойн.
Встреча со взводом лейтенанта Моргана не состоялась, они потеряли связь с командованием и внешним миром, попали в какой-то костюмированный балаган, где их накачали наркотой, вовлекли в изощренный восточный разврат и сейчас, наверное, станут пилить на части. Хотя если бы хотели, то уже давно распилили...
Наверное, прошло еще какое-то время.
Мако понял, что во все глаза пялится на белокурую музыкантшу, которая, как и ее товарки, оторвавшись от халифа, поспешно закутывается в одежды. Ему никогда не нравились блондинки, они напоминали капитану его соседку по парте в младшей школе в Киттервилле, у которой постоянно текло из носа. И чего он на нее уставился? Возможно, он просто не ожидал увидеть здесь обычную белую девчонку, каких полным-полно в его родном городе... возможно, сказывается резкий контраст со смуглыми черноволосыми аборигенками, а может, он просто соскучился по дому. Он сам не понимал. Хотя... Да, точно – она похожа на Лейлу!
Это Лейла дала ему прозвище: «Мако, рыбка моя». Очень давно, еще до замужества. Она любила давать всякие странные прозвища. Старикашку пенсионера, живущего в соседнем доме, называла мистер Манчини, хотя настоящая его фамилия была Брукс. Свою домохозяйку, старую деву мисс Коблесс, называла Офелией. А медсестру из агентства, которая приходила делать ей обезболивающие уколы, называла Китайской Розой, хотя она была никакая не китаянка. Но насчет Китая Мако просек с самого начала, потому что сестричка колола ей морфий, самое что ни на есть китайское зелье. Про Манчини он узнал гораздо позже,– оказалось, в одной заумной книге был такой мужик, который сошел с ума и всем твердил, что он очень устал. Лейла была образованна, с этим не поспоришь, хоть и работала в стриптиз-баре, крутилась в одних трусиках вокруг шеста, а иногда и трусики снимала...
Несмотря на это занятие и свою образованность, Лейла была легким человеком, легким и веселым, и Мако было с ней хорошо. Она олицетворяла все то, чего не хватало в нем самом: яркость, лоск, утонченность какую-то, взвешенность... Еще уверенность в себе – которая не от бицепсов идет, не от готовности кого-то прикончить в любую минуту, а от постоянного внимания окружающих, что ли.
Они поженились, стриптиз она забросила, и жизнь встала на правильные рельсы. И вдруг Лейлы не стало. Нет, она не бросила его и не уехала внезапно к бабушке в Огайо. Она разбилась на вишневокрасном «Мустанге» в компании какого-то хренова гитариста из лос-анджелесской кантри-группы. На скорости в девяносто миль они вылетели с трассы, сбив ограждение, и рухнули в пропасть. «Мустанг» был зарегистрирован на гитариста, но за рулем сидела почему-то Лейла.
Свидетелей катастрофы не было. В заключении следственной комиссии говорилось, что водитель скорее всего пытался избежать столкновения с каким-то крупным животным, машину занесло и он не смог справиться с управлением. Хотя у гитариста почему-то были спущены штаны, но, как это обстоятельство могло способствовать катастрофе, комиссия не установила. Больше Мако ничего не знал и не пытался узнать. Он даже об этом гитаристе не наводил никаких справок.
Ему была положена неделя отпуска, но он сразу вернулся на службу, чтобы отвлечься, дома не мог оставаться. Работал как обычно: гонял сержантов, раздавал взыскания направо и налево, готовил к выпуску большую группу новобранцев. Потом както вечером что-то стрельнуло – решил глянуть в Интернете значение слова «Мако». То есть он был уверен, что ничего оно не означает, просто сокращение от его фамилии: Маккойн – Мако, и все тут. Но вот полез зачем-то. Оказалось, что «мако» – это такая австралийская акула, одна из самых кровожадных, иногда даже топит лодки с рыбаками. Мозгов почти нет, только челюсти, мышцы и желудок. «Рыбка моя...»
Долго потом он не мог успокоиться. У него вся родня из Австралии, это верно. И конечно, он сам не подарок – неотесанный морпех с вечными разъездами и годовым жалованьем, которое едва-едва дотягивает до суммы, которую тот же лос-анджелесский гитарист, наверное, срубал всего за месяц. Ну так ведь у него работа такая, что поделаешь. Он ведь не умеет играть на гитаре и трясти яйцами, он такой, какой он есть. Почему она прямо ему не сказала? Почему прятала свое презрение за этими словечками?
Хотя, с другой стороны, может, и не было никакого презрения. Мако вспоминал их поездку в Атланту, где он сделал ей предложение, вспоминал, как они гуляли вечером в парке Мемориал, и на них напали три обкуренных урода с ножами, вначале он просто дрался, но когда один схватил Лейлу за грудь и стал задирать юбку, он перестал драться и начал бой. Все закончилось в три минуты – одному он выбил глаза, второму перебил гортань, третий пытался убежать, но он догнал и сломал ему шею... Лейла гордилась им, и у них был потрясающий секс...
А однажды они выехали на пикник в лес, началась гроза, и молния расколола старую липу прямо рядом с ними... Нет, тогда он был уверен, что Лейла любит его. По большому счету, она ведь не умела врать. Может, она просто беззлобно подшучивала над ним, не имея в виду ничего такого?
«А этот гитарист,– думал Мако,– он тогда при чем? И эта безумная поездка в „Мустанге“?.. И спущенные штаны... При чем это все?»
Он отставил в сторону чашу – там почему-то плескалось немного зеленоватого зелья, хотя первый тост он осушил до дна и не помнил, чтобы кто-то наливал еще. На душе было хорошо и спокойно, напряжение и тревога спрятались глубоко-глубоко внутри. Мако широко улыбнулся белокурой, которая, приведя одежду в порядок, играла на невысоком помосте, окруженном плошками с горящим маслом. Надеть чадру она все же забыла, а значит, по местным законам она все равно что голая. Кстати, и принцесса Гия, если она нарочно показала ему свое лицо, сделала очень откровенный, чтобы не сказать – дерзкий, шаг...
